Автора больше всего интересует вторая половина второго этапа, т.к. это время является самым трагическим в истории сахалинских корейцев и потому, что последующие события оказали влияние на жизнь и формирование мировоззрения второго поколения.
После 1932 года началась милитаризация экономики Японии и усилились инфляционные процессы. Японская империя стремилась распространить свое влияние вглубь азиатского материка. В 1931 году она оккупировала Маньчжурию, а в 1937 году начала войну за захват всего Китая, совершала провокации на советской и монгольской границах. 7.12.1941 года Япония начала «военные действия против США и их союзников на Тихом океане, в Индокитае и Бирме…, в 1941—42 годах Япония захватила Филлипины, Малайю, Индонезию, Бирму и ряд островов в Тихом океане». На Карафуто в 1937—1938 годах началось строительство военных аэродромов в Сисуке (Поронайск) и Тойохаре (Южно-Сахалинск), в 1936 году завершается строительство железной дороги Тойохара—Сисука. Милитаризация Японии привела к обострению военного и экономического положения и резкому увеличению потребности в трудовых ресурсах. И их нашли на Корейском полуострове. На начальном этапе японские колониальные власти проводили переселение в форме добровольной вербовки, «сладкими речами» посулив «златые горы» на Карафуто, но это не удовлетворило в полной мере потребности в людских ресурсах. И в 1938 году Япония издает закон №55 «О всеобщей мобилизации», согласно которому и прибегла к мерам насильственной мобилизации. В соответствии с Указом императора за №316 от 4 мая 1938 года «Об исполнении закона о Всеобщей мобилизации в Корее, Тайване и Карафуто» с сентября 1939 года была предпринята массовая принудительная мобилизация корейцев. В 1939 году японское правительство принимает законы «О сообщении профессиональных способностей народа» и «О народной трудовой повинности», согласно которым генерал-губернаторство Кореи в 1940 и в 1944 годах осуществляет тотальную мобилизацию молодых корейцев и женщин для отправки на Карафуто и в юго-западные районы Тихого океана. По свидетельству Такаки Кэнити из Кореи «вывезено около 2 миллионов молодых корейцев, около 60 000 направлены на Сахалин. Там они были подвергнуты жестокой эксплуатации на шахтах и военных обьектах».
Если обобщить данные, приведенные в работах Бок Зи Коу, А. Т. Кузина, то осуществление принудительной мобилизации можно разделить на три этапа:
Первый этап охватывает сентябрь 1939 года по февраль 1942 год. Это — этап «вербовки», время добровольно принудительной мобилизации, которая осуществлялась японскими предпринимателями с поддержкой оккупационных властей и с помощью местных чиновников. Согласно плану о всеобщей мобилизации устанавливалась квота для каждого заявителя — предпринимателя. Невыносимые условия жизни сельского жителя заставляли молодых крестьян прибегнуть к услугам вербовщиков. К тому же при отказе вся семья попадала в список «неблагонадежных».
Второй этап охватывает период от февраля 1942 года, по сентябрь 1944 года, который можно назвать «государственным оргнабором». С началом Тихоокеанской войны Япония стала испытывать острую нехватку рабочей силы на металлургических предприятиях, связанных с военной промышленностью. 20 февраля 1942 года издается «справочник — рекомендация о переселении корейцев в Японию». Это постановление усилило принудительный характер мобилизации. 23 февраля того года правительство Японии принимает постановление об использовании корейских рабочих, согласно которому правительственные учреждения непосредственно рекомендуют рабочих для отправки. В 1942 году создается марионеточная «Трудовая ассоциация Кореи», которая уже открыто начинает крупномасштабную «охоту за корейцами». Формально рабочие могли отказаться от рекомендации правительственных учреждений, но люди, не соглашавшиеся с рекомендациями, подвергались насильственному этапированию.
Третий этап охватывает сентябрь 1944 — август 1945 годов. Это — период самой трагической судьбы, который можно назвать «трудовая повинность». Япония оказалась в тяжелейшем положении в Тихоокеанской войне. Изданный еще в 1939 году закон «О народной трудовой повинности» с сентября 1944 года распространяется и на территорию Кореи. В феврале 1944 года выпускается приказ о трудовой повинности народа, во исполнение решении которого проводилась тотальная мобилизация. Это было вызвано тем, что к 1944 году не был выполнен план мобилизации корейцев, т.е. не были набраны запланированные 300 000 человек.
Положение трудовых масс в Корее и на Карафуто было тяжелейшее. Вся страна была посажена на голодный паек. «Генерал-губернатор Кореи Коисо Куниака в мае 1943 года, беседуя с токийскими корреспондентами, говорил: «Корея сейчас питается сосновой хвоей, китайским чернобыльником и другими растениями».
Ниже я хочу привести несколько свидетельств очевидцев событий тех лет. Работая в общественной организации сахалинских корейцев, мне приходилось беседовать со многими людьми, которые были мобилизованы на принудительные работы на Карафуто или являются детьми насильно завербованных корейцев. Многие из них или уже умерли или уехали на постоянное место жительства вне пределов Сахалинской области. Одни переселились на материк, другие вернулись на историческую родину. Но в памяти автора остались воспоминания о встречах с ними, о совместной работе на предприятиях и в общественных организациях.
Рассказывает И Чун Хен, бывший президент областной ассоциации сахалинских корейцев:
«Поддавшись уговорам одного японца, мой отец в возрасте 18 лет приехал на Сахалин на заработки. В то время корейцы в основном работали на лесозаготовках, строительстве железной дороги, на шахтах и строительстве военных баз».
«В 1938 году мой отец по принудительной мобилизации, оставив семью в Корее, приехал на шахту „Тоёхата“ Китанаёси (ныне Лесогорск) Карафуто. Его заставили заниматься тяжелым шахтерским трудом. Оставшись одна с 5-ю малолетками, моя мама не смогла прокормить семью. Голодные и раздетые, мы росли безотцовщиной. Не выдержав таких страданий, в июне 1939 года моя семья приехала на Карафуто на шахту „Тоёхата“, где находился отец». Свидетельствует житель г. Южно-Сахалинска Де Ден Гу, 1927 г. рождения, почетный член Совета Старейшин областной организации сахалинских корейцев:
«В феврале 1945 года 18-ним парнем я был принудительно привезен на Карафуто. Из родной деревни Мунхён, через Тэгу и Пусан вывезен в Японию на Симоносеки и Отару и перевезен на Карафуто на шахту Найхоро (ныне Горнозаводск)». На встрече с представителями молодого поколения сахалинских корейцев в редакции газеты «Сэ коре синмун», председатель Совета Старейшин местной организации корейцев г. Южно- Сахаплинска У Ден Гу, 1934 г. рождения, говорил:
«Узнав, что набирают рабочих на Сахалин, в 1942 году мой отец сам записался и уехал один. В 30-е годы мои родители жили в маленькой деревушке на юге Кореи и так же как и все жители вели нищенскую жизнь малоимущих крестьян. Мой отец думал, что на Сахалине можно заработать деньги и я, единственный сын в семье, смогу ходить в школу. Через год, девяти лет, я с мамой приехал на Сахалин в поисках отца. Приехав на шахту Мицуи (ныне „Синегорская“) где работал шахтером отец, мы стали жить в бараке».
ГЛАВА 3. В положении рабов
Село Нитой расположено в устье реки Нитой. Жители села занимались рыболовством, выращивали картофель, овощи, сажали бобы, овес и рожь. Через село пролегала железная дорога, соединяющая город Тоёхара и Сисука. В Сиритори (Макаров) и Сисука (Поронайск) находились целлюлезно-бумажные комбинаты и для обеспечения их сырьем в селе Нитой заготавливали древесину. В 1941 году моя семья переехала жить в это село. Мой отец работал на заготовке леса. В глухом лесу построили барак, где жили 30—40 одиноких корейцев — лесозаготовителей, пилили деревья вручную, конной тягой свозили заготовленный лес к реке и сплавляли к устью. С течением времени стали приезжать семьи и родственники. Постепенно на улицах села зазвучали звонкие детские голоса. В этой деревне родился и провел свои детские годы и я. К тому времени здесь жили семьи моих тети и дяди, земляки родителей. Конечно, для детей важно, чтобы были рядом родители, в доме всегда была еда. Для них неважно, кто правит страной, кто ты по национальности. И мы наслаждались своей беззаботностью. Мы игрались во дворе японской школы, говорили по-японски, пели японские песни. И не понимали почему дома мы говорим по-корейски, а на улице нужно употреблять только японский язык.
Во времена японского правления на Карафуто не было корейских школ. «Политика геноцида японского колониального режима по отношению к корейскому народу проявилось и в области образования. Искажая нашу историю, разрушая нашу национальную культуру, он усиленно внедрял в Корее японский дух и японскую культуру, налагал запрет на использование корейского языка и письменности. На первых порах для умиротворения населения колонизаторы распространяли теорию об этническом единстве корейцев и японцев. Затем они заставляли корейцев изучать японскую историю, говорить на японском языке, давать присягу на верность японскому императору. В процессе японизации они даже заставляли менять фамилию и имена на японские. Эта политика была направлена на то, чтобы стереть корейский народ с лица земли, превратить его в покорную колониальную нацию». Поэтому корейские дети должны были ходить в японскую школу.
«В августе 1906 года в помещении бывшей русской церковной школы во Владимировке японцы открыли свою первую начальную школу. В ней обучалось 20 японских детей. В том же году были открыты начальные школы в Отомари и Маока. В 1908 году вышел специальный указ императора о развитии образования на Сахалине. К 1935 году на Карафуто насчитывалось 210 начальных школ с 985 классами, 1046 учителями, и с числом учащихся, достигших цифру в 43 495, организовывались начальные туземные школы, где обучались айны, ороки и дети других 23 народов».
«В то время я учился в японской школе и имя тоже было японское „Ясуда“, обучали все на японском языке. Поэтому было очень трудно. К тому же мы учились вместе с японскими детьми и от них всегда нам „доставалось“ унижения и нас они обзывали „Чёсен наппа“ (корейский салат из свежих овощей)».