Дискриминация корейцев заключалась не только в образовании. Большинство из них вынуждены работать там, где было наиболее опасно: на строительстве военных аэродромов, железной дороги, на шахтах, лесозаготовках. Прекрасной иллюстрацией сказанному может служить рассказ Пак Хе Дона, покойного председателя Совета Старейшин областной организации сахалинских корейцев: «В январе 1943 года меня забрали из деревни и доставили в г. Пусан. В полицейском участке нас переодели в тюремную робу. В течении недели нас держали в товарняке. В Вакканае нас погрузили в судно. 42 корейца сидели как тюки на железном полу самого нижнего трюма. Темной ночью достигли порта Корсаков (бывший Отомари). Затем нас доставили на шахту Найбути (Быков) и сразу же погнали на работу. Мы были механизмами для добычи угля. Работали по 12 часов в сутки, питались стоя, за смену каждый шахтер должен добывать 2 тонны. Так как не было никаких средств безопасности, то очень часто шахтеры попадали под обвал. Кроме этого, корейцы работали на строительстве железной дороги, военных аэродромов, заготовке леса.
Положение завербованных на Карафуто корейцев было ужасающим. Условия жизни и работы на строительстве железной дороги и военных аэродромов, на лесозаготовках и на шахтах, были таковы, что голодные и изнуренные непосильным трудом и издевательствами надсмотрщиков-японцев и их приспещников-корейцев, доведенные до отчаяния они бросались в бега. Их ловили и бросали в «такобея». Бок Зи Коу приводит слова из японского энциклопедического словаря: «Такобея — это общежитие, в котором жили люди, работающие как заключенные на шахтах Хоккайдо и Сахалина. Этих заключенных называли «тако». «Тако — это заключенные лагерей «такобея» для принудительного труда. Если в начальном этапе возникновения в 1886 г. на Хоккайдо, «тако» были действительно преступниками, то в 1938-1940-вые годы ими стали насильственно завезенные корейцы.
Трудом «тако» строительство железной дороги Тойохара — Маока протяженностью 31 км с 15 тоннелями через перевал продвигалось намного быстрее. Если сравнить темп прокладки до привлечения «тако» и после, то можно понять слова наших стариков о том, что сахалинская железная дорога замощена телами корейцев. Если с начала строительства 17 сентября 1921 года до 1 октября 1925 год, т.е. за 4 года пройдено всего 9,9 км пути, а за последующие три года до завершения строительства 3 сентября 1928 год трудом «тако» пройдено 31 км, то можно понять в каких нечеловеческих условиях работали «тако».
«Я работал на лесозаготовках, мы пилили и сплавляли лес… Условия труда у нас были невыносимо тяжелыми. Многие устраивали побеги. Пойманных избивали до полусмерти и бросали в „такобею“. В „такобее“ был строжайший режим, страшнее, чем в тюрьме. Человек, заболевший, все равно должен был работать. Если он не выполнял норму, ему не давали еды. В „такобее“ норма была в два раза выше, чем в других местах. Больных выносили из бараков на руках и заставляли работать. Корейцы говорили: „Раз попал в „такобею“, это значит попал умирать“. Это слова Пак Пан Су, жителя города Корсакова».
Ко второй половине 1944 года, когда активизировались военные действия на Тихом океане Япония прибегла к еще одной акции насильственной вербовки. 11 августа 1944 года по решению японского правительства около 10 000 сахалинских шахтеров были перевезены из Карафуто на остров Кюсю на шахты Ибараги, из них 3190 человек были насильственно завезенные корейцы. 145 человек отправлены на шахту Ибараги, остальные 3000 человек — на шахту Кюсю. Шахтерам не разрешалось брать с собой семьи. Из 26 шахтов Карафуто, 13 находились в районе Эсуторо (Углегорск). 12 из них закрылись и шахтеры были вторично мобилизованы для работы в Японии. Президент «Общественной организации дважды принудительно мобилизованных корейских семей шахтеров» Со Ден Гир свидетельствует, что его отец Со Дя Гын (1905 года рождения) в 1942 году был насильно завезен на шахту Доро (Шахтерск), в 1944 году вторично мобилизован на шахту Кюсю (Япония). Он родился через три месяца после отправки отца. До последнего времени он не знал ни имени отца, ни где он похоронен. Даже своего точного имени не знал, т.к. его мать и отчим рано умерли. Во время пикетирования 1 марта 2001 года перед зданием консульства Японии в Южно-Сахалинске, он случайно встретил человека, отец которого был мобилизован с его отцом. У этого человека сохранилась расходная книга, где, четко записана фамилия его отца.
Свидетельствует житель г. Южно-Сахалинска Кан Ке Кен: «Когда мы прибыли в «такобея» для медосмотра, нас заставили раздеться. Забрали все, что ценное, в том числе и обувь, выдали спецовку и лапти. Главарь громко сказал: «Запрещаю говорить по-корейски, можно говорить обо всем, что относится к работе, но только по-японски. Понятно?!» На работе нас охраняли вооруженные охранники. Мы строили пристань для загрузки пароходов углем. Работа была тяжелая и много было производственных травм. Тех, которые из-за тяжелой травмы не могли работать, добивали на месте и бросали в море. В первый день после работы по дороге в лагерь я видел, как бежали «тако». Охранники открыли огонь и люди падали на берегу.
Бок Зи Коу приводит материалы 25-го Всеяпонского семинара по проблемам судебной медицины, состоявшемся в мае 1940-го года, где классифицируются причины смерти «тако».
I. причины смерти невозможно установить: 1. из-за запущенности гангрены или загнивания тела, 2. из-за деформированности тела…
II. Несчастные случаи: 3. спрыгивание с поезда на ходу для попытки бегства… 5.утонул в воде…
* * *
Село Нитой к концу второй мировой войны оставалось тихим местечком. Граница была далеко, «такобеи» тоже не было здесь. Каждый житель занимался своим делом: кто держал лавку, кто рыбачил, а большинство занималось сельским хозяйством. В деревне жили в основном японцы и корейцы. И как добрые соседи жили дружно, помогали друг другу. Бабушка рассказывала, что когда мне было два года я заболел лишаем и все тело покрылось язвочками, которые сочились гноем. От меня страшно воняло. Соседи — японцы посоветовали свезти меня на минеральные источники в Хоккайдо, где хорошо лечат такие болезни, собрали деньги, снабдили рекомендациями. Глядя на мои язвы, все люди отворачивались. Отец, отчаявшись, в сердцах даже предлагал бабушке бросить меня за борт, т.к. я не жилец на этом свете. На Хоккайдо нашлась добросердечная японская семья, которая, пожалев меня, приютила, помогла лечиться, и я вылечился. И я убежден, что независимо от цвета кожи, всюду есть простые люди, готовые тебе сострадать, протянуть руку помощи в трудную минуту. Вспоминает жительница г. Южно-Сахалинска Ким Со Дя (1943 г.):
«В 1942 году мои родители приехали на Карафуто из провинции Хванхе в поисках лучшей доли. Мой дядя погиб на шахте «Каваками» (Синегорская), мой отец работал на шахте, был портным, учил корейский язык корейским детям, мама работала прачкой. Но наша семья едва сводила концы с концами. Часть зарплаты японцы заставляли положить в сберкнижку. Тем самым они хотели корейцев удержать на Карафуто. И часто в трудную минуту нам на помощь приходили соседи — японцы. В детстве мы играли вместе с японскими детьми, поэтому мы научились говорить по-японски.
В середине августа 1945 года жители нашего села проводили дни в тревоге и ожидании. Откуда-то дошли вести о скором поражении Японии в войне. Союзница Японии нацистская Германия проиграла войну Советскому Союзу. Победоносная Советская Армия успешно вела войну в Маньчжурии. Многие уже знали, что 8 августа 1945 года СССР обьявил войну Японии. Все понимали, что война докатится до Карафуто. Жители села разделились на два лагеря: японцы и их пособники ждали со страхом, а корейцы — с надеждой. Может быть с приходом советской власти и придет освобождение и скорое возвращение на родину и встречу с родными. Ведь среди жителей села были насильно мобилизованные, оставившие на родине молодых жен, были и те, которые приехали вместо брата или сына, были и те, которые, совершив побег из «такобеи», прятались в бараке на берегу глухой реки. Но война всегда приносит мирным людям горе, страдания и страх. И поэтому и мы, поддавшись уговорам японских властей, бросили все нажитое и влились в ряды беженцев. Нам говорили, что придут «большеносые люди» и всех нас перебьют. Наша семья тоже быстро собрала пожитки и погрузилась в товарный поезд, который доставил нас в Кономай (Новоалександровка). Когда мы достигли Кономая, мы узнали, что два парохода с беженцами уже отчалили из порта Отомари (Корсаков). Мы ждали три недели своей очереди, но нас так и не пустили дальше, дорога в Отомари уже была перекрыта, высаженным 25 августа советским десантом. Ходили слухи, что те два парохода потоплены. Так мы оказались на долгие 50 лет отрезанными от Родины.
ГЛАВА 4. «Убей корейца!»
Узнав, что Советская Армия начала наступление на Карафуто, японцы стали бояться корейцев. К тому же поползли слухи, что среди наступающих есть и корейские солдаты. На самом деле это были ороки, гиляки и другие представители коренного населения. Вследствие этого японские офицеры вынесли решение: «Корейцы только и ждут прихода русских, эти „собаки“ помогают им, они — русские шпионы. Надо убивать их всех!»
«18 августа 1945 года в Камисисука (Леонидово) убиты 18 корейцев, в том числе мой отец Ким Кен Бек (54 года) и брат Ким Ден Де (18 лет). Узнав о наступлении советских войск с севера Сахалина, японские офицеры, обвинив корейцев в шпионаже в пользу Советской Армии, забрали их в жандармерию, без суда и следствия загнали в барак и сожгли». Это свидетельство Ким Ген Сун (78 лет), жительницы Сеула, которая поставила посредине с. Леонидово памятник и приезжает из Республики Корея ежегодно, чтобы проводить поминальную церемонию.
20—23 августа 1945 года японцы вырезали 27 жителей-корейцев в деревне Мидзухо (Пожарское), среди которых были 3 женщины и 6 детей. «Вооружившись мечами и охотничьими ружьями, врывались в дома корейцев и без разбора убивали их. Япония терпела поражение и к тому же мы слышали, что корейцы с радостью встречают русских солдат. Из ненависти мы их всех решили истребить. Одна кореянка с 5 детьми от страха дрожала и умоляла пощадить их, но хотя и жалко было их, я их всех убил мечом и бросил в канаву» — так свидетельствовал на суде один из убийц. Из акта судебной медицинской экпертизы, составленного 19, 21, 23 июля 1946 года: «Яма №4, около 15 км от деревни Мидзухо. Трупы лежат один на другом. Сверху труп женского пола 12—14 лет, на голове пролом костей черепа в области лба и темени тупым предметом…» «Захоронены женщины и дети… мальчик 4-5-ти лет… грудная клетка разрушена, кости груди, верхних конечностей имеют множественные переломы, на черепе имеются два дырчатых пролома… на дне ямы труп взрослой женщины, за спиной которой ребенок…»