Сахарная вата — страница 19 из 42

– Нечего мне ставить, дружище. Боюсь, я слегка поиздержался. К тому же прикинь шансы этой кобылы. По-моему, никаких.

Глава 12

Рианнон вела себя со мной как-то особенно любезно. Стала очень похожей на прежнюю Рианнон, которая еще не считала Марго изумительной. А я чувствовала себя почти что прежней Флосс, которая жила на два дома и могла в любое время видеть свою маму.

Мы пошли поиграть в прекрасной голубой спальне Рианнон, и было так приятно лежать, откинувшись навзничь, на ее мягком цветастом покрывале, безмятежно глядя на белоснежный потолок и голубые кружевные оборочки: было такое ощущение, словно ты паришь в небе. Рианнон разрешила мне потрясти все ее снежные шары, и завести музыкальную шкатулку с Золушкой, и пощелкать пультом, переключая каналы на ее небольшом телевизоре в белом корпусе.

Она дала мне примерить все свои модные наряды и даже позволила походить в ее модных-премодных туфлях с узкими носами и на настоящих каблуках. Померить мои джинсы и футболку Рианнон не захотела, и тогда я дала ей поносить свой розовый браслет, который она же подарила мне на день рождения. Он очень красиво смотрелся на ее тонком белом запястье.

Я спросила, где фенечка, которую я сплела ей в подарок.

– Не знаю, – пожала плечами Рианнон. – Наверное, потерялась.

– О, ну ладно, ничего, – сказала я. – Я сделаю тебе другую, если хочешь. Скажи какую, и мы сплетем ее хоть сейчас.

– Нет, это скучно, – нахмурила лоб Рианнон. – Тем более что сейчас мы пойдем за покупками, я же говорила. Мама поведет нас в «Грин Глейдс».

Мама повезла нас в универмаг в своем огромном «Рэндж Ровере». Мы с Рианнон встали на колени на заднем сиденье и корчили рожицы людям, которые ехали следом за нами.

– Могу поспорить, тебе хотелось бы иметь такую же большую машину, как наш «Рэндж Ровер», – сказала Рианнон.

– Машина классная, что и говорить, но фургон моего папы не меньше.

– Да, но, согласись, у него всего лишь грузовой фургон, – заметила Рианнон.

Конечно, эти две машины смешно было сравнивать друг с другом, поэтому я заткнулась. Меня начинало подташнивать, я и не знала, что «Грин Глейдс» находится так далеко. Я вертелась на сиденье и старалась смотреть только вперед. Мои джинсы становились мне малы и неприятно впивались поясом в живот. Я закрыла глаза, молясь о том, чтобы доехать до места не опозорившись.



– Эй, Флосс, не наваливайся на меня! – сказала Рианнон.

– Нет-нет, не трогай ее, милая, – сказала Рианнонова мама. – Пускай подремлет. Она выглядит такой слабенькой, болезненной. Я знаю, ее отец старается как может, но, уверена, он не укладывает ее спать вовремя.

Я хотела возразить, но знала, что, если выпрямлюсь и открою рот, меня по-настоящему стошнит. И я осталась неподвижной как статуя, с закрытыми глазами. У меня сводило живот, футболка стала влажной от пота, я из последних сил старалась удержать в желудке съеденный утром завтрак.

Мне показалось, что прошла целая вечность, пока мы, наконец, доехали до «Грин Глейдс» и припарковали машину. Я выскочила из нее, стрелой рванула в женский туалет, закрыла за собой дверь кабинки, меня стошнило, я старалась сделать это как можно тише.

– Ах, милая, ты такая бледненькая, – запричитала Рианнонова мама, когда я вернулась к ним. – Тебя что, стошнило?

– Нет! – категорически ответила я, потому что иначе тут же начался бы разговор о вреде папиных бутербродов с картошкой. Мне вдруг так захотелось, чтобы рядом оказалась моя мама, которая мигом разобралась бы с мамой Рианнон. Мне было невыносимо, что меня считают несчастненькой болезненной девочкой, особенно когда я действительно чувствую себя очень несчастной, грустной и больной.

Мне хотелось поговорить с мамой по телефону. Папа собирался звонить ей сегодня ночью и сказать, что я должна лететь в Австралию. У меня снова скрутило живот. Я очень хотела быть с мамой, но и с папой тоже. Мне даже думать не хотелось о том, чтобы его оставить. Он сказал, что к нам в кафе явятся вышибалы. Я не очень хорошо представляла, кто такие эти вышибалы. Воображение рисовало их в виде целой толпы огромных краснощеких парней-«быков» с бритыми головами. Они схватят моего бедного папу и выгонят его из кафе, пиная своими тяжелыми коваными башмаками. Выкинут, будто он мешок с мусором. Потом я представила, как папа сидит в сточной канаве, скорчившись внутри картонного ящика.

Мне пришлось бегом вернуться в женский туалет, где меня снова вырвало. В моем желудке было пусто, поэтому меня вырвало ужасно противной желчью. Обмануть Рианнон и ее мать на этот раз я не смогла и вынуждена была вытерпеть получасовую лекцию о подходящей для меня диете. А ведь я им честно сказала, что позавтракала сегодня только одной небольшой тарелкой кукурузных хлопьев.

– А у Марго на завтрак были потрясающие смузи из манго и ананаса. Мы сами их делали. Ммм, вкуснотища, – сказала Рианнон.

– Когда это ты завтракала с Марго? – спросила я.

– А когда мы собирались у нее на вечеринку с ночевкой, – небрежно ответила Рианнон.

Я была потрясена. Я так боялась расстроить Рианнон тем, что собираюсь пригласить к себе на чай Сьюзен, а она вот так, между делом, сообщает мне, что, оказывается, ночевала в доме у Марго.

– В чем дело? – спросила Рианнон, заметив выражение моего лица. – Эй, Флосс, не напрягайся, все в порядке. Слушай, не будь такой ревнивой.

Она просто насмехалась надо мной.

– Я не ревную, – пробормотала я.

– Не переживай, моя дорогая. Ты по-прежнему остаешься особой подругой Рианнон, – сказала ее мама.

Заметьте, она не сказала «лучшей подругой», а слова «особая подруга» смущали меня, заставляли представлять себя бедной маленькой глупышкой, которую нужно пожалеть и приласкать.

Я почувствовала, как у меня запылали щеки. Мне больше не хотелось, чтобы Рианнон была моей подругой, не важно, лучшей или особой. А на самом деле мне хотелось, хотелось, ужасно хотелось по-настоящему дружить со Сьюзен.

Но сейчас я была приклеена к Рианнон и ее матери. Мы ходили, ходили, ходили вверх и вниз по громадному торговому центру, заглядывая буквально в каждую галерею. Будь я в «Грин Глейдс» со своей мамой, мне бы наверняка здесь понравилось. Мы бы вместе с ней разглядывали вещи, кое-что примеряли бы, принимая при этом позы манекенщиц из модных журналов. А еще мы смеялись бы с ней и великолепно себя чувствовали.

Но Рианнон и ее мать подходили к шопингу очень серьезно. Они мерили наряд за нарядом и читали вслух дизайнерские ярлыки с таким видом, будто произносили магические заклинания.

– Ты тоже должна примерить что-нибудь классное, Флосс, – сказала Рианнонова мама. – Я хочу заняться тобой. Мы не допустим, чтобы ты ходила как маленькое грустное чучело.

Она купила мне новые белые носки. Еще она хотела купить мне новую обувь, но я сказала, что мои кроссовки подарила мне мама и я хочу все время ходить именно в них.

– Они уже выглядят слегка потрепанными, дорогая, – сказала Рианнонова мама, но наседать на меня не стала.

А насела она на меня тогда, когда дело дошло до выбора новой одежды. Мама Рианнон не сказала ничего плохого о моих джинсах и футболке, но по тому, как она качала головой и вздыхала, глядя на меня, легко было догадаться, что она о них думает.

А мне не хотелось, чтобы она что-нибудь мне покупала, даже носки, хотя они были мне ужасно нужны. Но я попала в такое положение, когда невозможно сказать «нет», иначе будешь выглядеть невежливой и неблагодарной. Я порылась на стендах, нашла самый дешевый топик и джинсы, но мой выбор, разумеется, не понравился Рианнон и ее матери.

– О боже, Флосс, неужели тебе действительно нравится эта футболка? Смотрится будто с рынка, – сказала Рианнон. – А эти джинсы! Ни за что бы такие не надела. Посмотри на их покрой. Совершенно устаревший фасон!

– Ты плохо разбираешься в моде, дорогая? – спросила ее мама. – Не волнуйся, Рианнон тобой займется. Уж она-то у меня модница что надо, начала разбираться в торговых брендах раньше, чем вылезла из коляски. Мы поможем тебе, милая. Тебе не нужно продолжать одеваться в детские тряпки только потому, что ты такая маленькая. Ничего, сейчас мы найдем для тебя что-нибудь пикантное.

Я не знала, что значит «пикантное», но, честно говоря, это слово мне не понравилось.

И оказалось, не зря.

Рианнон принялась перебирать вешалки на стендах и рылась, пока не нарыла джинсовый ансамбль со стразами и джинсовой кепкой в придачу.

– О, вот это действительно класс! – воскликнула ее мама. – Дорогая, поищи-ка еще один точно такой же, только поменьше размером, для Флосс. В таком наряде она буквально преобразится, я уверена.

В короткой узкой юбочке, коротком, не прикрывающем пупок топике и утыканной стразами джинсовой курточке «пилот» Рианнон выглядела потрясающе. Она заломила кепку набок и встала так, будто позировала сразу миллиону фотографов.

Я выглядела намного хуже. Коротенькая юбочка смотрелась на моих ножках-спичках просто ужасно, и к тому же, стоило хоть чуть-чуть наклониться, из-под юбки становились видны мои трусики. Куртка «пилот» висела на мне мешком, а топик напоминал севшую после стирки футболку. Кепка никак не желала держаться на моих курчавых волосах и сдалась только после того, как я туго натянула ее.



– Теперь ты выглядишь просто волшебно, Флосс, – сказала Рианнонова мама, поправляя на мне кепку и куртку. – Как раз то, что нужно. Вы с Рианнон просто как сестры. Мы купим тебе этот костюмчик.

– Нет, прошу вас, не нужно. Вы очень добры, но он слишком дорогой, – очень правдиво и убедительно запротестовала я. И в самом деле, один такой «костюмчик» стоил столько, что на эти деньги можно было одеть в обычные джинсы и курточки целый приют для сирот.

Между прочим, этот костюмчик со стразами мне совершенно не нравился, но не могла же я об этом сказать, когда Рианнон и ее мамаша так им восхищаются!

Короче, я разрешила им купить для меня «этот костюмчик». Без конца благодарила. А потом мы с Рианнон переоделись в новые костюмчики прямо там же, в примерочной. Рианнон легкой походкой полетела дальше по торговому центру, и почти все оборачивались, смотрели на нее и улыбались. Увидев меня, они тоже смотрели и улыбались, но при этом еще и поднимали брови. Мне казалось, я вижу, как у них в головах надуваются пузыри, как в комиксах, и в этих пузырях написаны их мысли. «Ах, какая прелестная девочка!» – это про Рианнон. А про меня совсем другое: «Боже, ну и «чудо в перьях», да какое грустное и жалкое!»