ЮР А вы молчали?
ЕБ А я молчала.
ЮР Но хотелось же сказать?
ЕБ Хотелось, но я не выдавала себя, и слушать было любопытно. Саша уехал. И в один прекрасный день, у меня уже назначена операция, Зоя, моя подруга, через какую-то медсестру вызвала меня во двор и сказала: Леночка, уходи из больницы. Мы не знаем, кто и что с тобой будет делать, мы не знаем, кто тебя будет оперировать. Нам не говорят, но это будут не наши врачи. Уходи под любым предлогом.
Ну вот и ушла. И все.
ЮР И операцию так и не сделали?
ЕБ Нет. И тогда мы начали добиваться разрешения на поездку на операцию глазную.
ЮР Куда?
ЕБ В Италию. Я целый год проваландалась, пока дали разрешение.
ЮР Без операции?
ЕБ Да, я ж потеряла фактически этот глаз.
ЮР Сколько у вас ушло, чтобы пробиться за границу на операцию?
ЕБ Больше года. Значит, это 74-й – июнь – Андрюшина голодовка и моя глазная больница. Потом была Андрюшина болезнь – весна 75-й, и книга – 75-й год, а разрешение дали в конце июля 75-го.
ЮР Какая книга?
ЕБ «О стране и мире», весна 75-го года. Вокруг 9-го мая 75-го года мы объявили трехдневную голодовку – оба.
ЮР А когда Андрей Дмитриевич заболел сердечно?
ЕБ Ну, он вроде всегда, сколько его знаю, был сердечник. В мае 75-м году Андрей голодал до сердечной истории. Как раз 30 лет Победы, я как инвалид, Андрей со мной. Мы голодали три дня. Совершенно не помню, как проходила голодовка, только я помню, в 12 часов ночи в конце 3-х суток я пришла на кухню – Андрей начал пить сок – и сказала: что угодно, а я варю себе манную кашу. И я сварила себе жидкую манную кашу. Мама кричала: не смей есть, тебе будет плохо. А я съела полную тарелку манной каши, выпила стаканчик сока и заснула как убитая.
ЮР Вы для голодовки не годитесь.
ЕБ Оказалось, вполне гожусь. Следующий раз я голодала очень хорошо. А тут я три дня и – дайте пожрать.
ЮР А как вы в Италию пробивались?
ЕБ К весне 75-го года у меня уже было столько вызовов, от кого только их не было. После того, что мне сказала Зоя, на операции в Москве поставила я крест.
ЮР Вы уже не стали рисковать здесь?
ЕБ Конечно. Я просто не могла. Получалось, что медицина управляется совсем не с лечебной целью, и по другому каналу.
ЮР Но это не фобия?
ЕБ У кого, у нас? Абсолютно нет.
ЮР Потому что такое же тоже бывает?
ЕБ Бывает, и очень часто бывает. Более того, я могу и сейчас повторить то, что я говорила всегда. Я не считаю, что наши врачи хуже американских или итальянских, абсолютно нет.
ЮР Даже лучше бывают.
ЕБ Даже лучше бывают, другое дело – у них оснащения или еще чего не хватает. Но все это мура.
ЮР 75-й год, давайте Италию сейчас, доберемся до Нобелевской премии.
ЕБ Ну подали мы все документы, все это было сделано, чтобы получить разрешение мне поехать на операцию.
ЮР А кто вас пригласил?
ЕБ Нина Харкевич – итальянский врач, личное приглашение было, еще было и из Франции, из Швейцарии, из Израиля. В общем, приглашений было больше, чем меня. И я подавала в Италию к Нине. Мы были уже на даче. Дважды были отказы.
Но вот здесь начинается такая вещь: числа 25 июля позвонили из ОВИРа на дачу и сказали, что мне отказано. Я очень как-то хамски разговаривала, какая-то женщина звонила. Я сказала, что последнее мое заявление было начальнику, с вами не хочу разговаривать и идите куда подальше, вот это я сказала, эти слова. Потом мне мама сказала, что так нельзя разговаривать, сотрудники не виноваты. Мама иногда правильно говорила. И прошло два-три дня, и эта же сотрудница позвонила и попросила меня немедленно приехать за визой. То есть это была разведка – может, я соглашусь на отказ.
ЮР Вы спокойно разговаривали в этот раз?
ЕБ Нет, это конец рабочего дня и уже вроде поздно было, и я сказала, что я сегодня не приеду – вы закрываетесь. Она сказала: мы будем вас ждать. И мы с Андреем поехали.
В ОВИРе никаких посетителей не было, они нарочно, чтобы со мной никто не сконтактировал, так вызвали. Меня заставили написать какое-то обязательство, что я уведомлена о том, что мой муж обладает секретностью и ни при каких условиях не может быть выпущен за границу, то есть они считали, что я не вернусь и буду требовать Андрея. Я это подписала.
И у нас был такой план: соберусь и все, живем на даче, и в день моего отъезда все приедем в город, чтобы проводить меня. У меня было очень высокое глазное давление, и докторша, которая в Академии меня вела, очень хорошая, она считала, что лететь – у меня может кровоизлияние произойти. В общем, мы купили билет на поезд. И произошло нечто до сих пор необъяснимое с Мотей.
Моте два года, мы завтракали все на кухне, а Мотя играл на крыльце. Вдруг он закричал, ну как если упал или еще что. И Таня побежала, а он ей навстречу, и он показывал все время в рот. Через несколько часов, днем, у него поднялась очень высокая температура, просто за сорок зашкаливала. И такое странное поведение было, глаза закатывались, ну как менингитный как будто ребенок. Мы позвонили Алешке, он был уже женатый, в Кунцево недалеко они комнату снимали. Лешка оказался дома, сказали: хватай машину немедленно за любые деньги, нам надо Мотьку вывозить.
И нам буквально повезло. Он схватил какую-то большую «Чайку» или ЗИЛ, и мы все уместились в машину. В машине у Моти начались судороги, и когда мы приехали домой, он был без сознания. У меня было состояние, что он у нас погибает, единственное, что я могла, держала, чтобы язык не запал. Вызвали мы неотложку, она приехала очень быстро – Таня брюхатая поехала с ним в больницу, а мы все следом.
До утра Мотя был – то ли будет, то ли не будет. Таньку накачали какими-то успокоительными, мы боялись у нее преждевременных родов. Андрей тут совершенно в полное очумение впал. Вера Федоровна там при Таньке в больнице была.
ЮР Вера Федоровна – это кто?
ЕБ Вера Федоровна Ливчак, врач, очень близкая к нашему дому, как-то мы подружились с ней. Утром стало понятно, что Мотя выжил. Но что у него в голове после всего этого, никто не знал. И вот, когда доктор вышла к нам и сказала, мы поняли, что жив и, главное, что у него сознание вернулось и знания его детские не пропали.
В общем, тут черт те что было. И врачи всю ночь звонили нам и спрашивали, не было ли у нас дома каких-то токсичных веществ, по его состоянию они считали, что он отравлен. Это так и осталось черным пятном, по сей день неизвестно, кто и что сделал.
ЮР Разговор еще о Нобелевской премии не заходит. Пока никаких выдвижений, ничего нету?
ЕБ Выдвигали Андрея с 73-го года, но там же по сто человек выдвигают.
ЮР А кто выдвигал?
ЕБ Андрея, я знаю, что выдвигали какие-то английские парламентарии, американские, кто-то из французов. Солженицын однажды, я не помню, в каком году, выдвигал.
Италия. Билет, я не помню, на 16-е или на 18-е. Мотенька еще в больнице, но он там уже и играет, не в реанимации, и Танька уже пришла в себя, хотя была немножко чокнутая, как ты понимаешь, – такое пережить. И мы начинаем получать ежедневно два-три письма с обратным адресом с Запада. Отправитель незнакомый, а внутри письма, предположим, картинка – женщина нарисована с проколотыми глазами.
ЮР Это уже в Италии?
ЕБ Нет. Это в Москве. У нас билет на 18-е, а вот в эти дни приходят письма такие: или там какая-то авиакатастрофа, или автокатастрофа.
ЮР Есть эти письма?
ЕБ Есть картинки эти где-то. Наиболее частая картинка: женское лицо с выколотыми глазами. И одно из этих писем с обратным адресом, кажется, из Швеции, Андрей дал кому-то из корреспондентов проверить адресата. И оказалось, что адресат существует, имя и фамилия – все верно, и он послал письмо Сахарову, потому что он имеет родственников в России и он просит помочь то ли этих родственников к нему пустить, то ли его к ним, не помню содержание. То есть нормальное письмо. Письмо не пришло, а пришла картинка с выколотыми глазами. То есть это перлюстрация. Я не знаю, может быть, они хотели запугать меня.
Ну, в общем, я уезжаю, есть фотография: Лёва Копелев[101], Валя Турчин с женой, мама, ребята на вокзале около вагона и Андрей. И я уезжаю. Билет у меня Москва – Париж – Флоренция. Почему такой маршрут был – в Париже я дня на три задерживаюсь, в это время выходит книга «О стране и мире». И опять же тут наших никаких усилий не было. Единственное усилие было, что я в мае через Амальрика[102] переправила книгу.
Когда Валерий Чалидзе получил рукопись, он сразу стал торопиться издавать. А что выезд совпал с этим и что я совпала с книгой – это старание КГБ, если они на полгода раньше меня бы отпустили, то этого бы не было.
ЮР Но если бы они подержали еще, книга бы вышла, вас бы тоже не выпустили?
ЕБ Не знаю. Они наверняка знали, что книга готовится. Ну не может быть, на даче писали вслух, Андрей диктовал.
ЮР Им же невыгодно, чтобы вы были на презентации книги?
ЕБ Невыгодно, очень сильно им невыгодно было. Ты понимаешь, я тебе скажу мою философию. Я недостаточно умна, чтобы рассчитывать, что выгодно, что невыгодно КГБ и почему они делают так, а не этак. Я никогда, ни раньше, ни теперь не занимаюсь этими исследованиями. Они сами по себе, я сама по себе. И я не хочу до конца говорить фразу, но я ее всегда, всю жизнь говорю – КГБ на три буквы. Это моя жизненная позиция.
ЮР Она меня устраивает, я просто спрашиваю. Это совпадение было?
ЕБ Да. Валерий до того, как я получила разрешение, не знал, что я его получу, так же как и мы не знали.