ЮР То есть у вас русский-то паспорт был?
ЕБ Ничего у меня с собой не было. Забыла или не подумала. И портье с Юрой ругается, а рядом лежит газета. И вдруг Юра на нее посмотрел – какая «неизвестная личность», вот же она! А там большой мой портрет. После этого мне дали маленькую комнатушечку в этой гостинице. А так – никак. Где мы были: мы были в Венеции, Равенне, в Луке, в Пизе, в Ассизи, в Неаполе. А Андрей в это время каждую неделю мне посылал бандероль с «Беломором». И краснодарский чай – он очень нравился моим итальянским друзьям. И писал открытки по содержанию вполне проходимые. О Мотеньке – как он после больницы. О Таниных родах, и какая новорожденная Анечка… Дети его тогда очень занимали, как некая заместительная терапия в мое отсутствие. И было несколько писем, посланных с оказией, с такой просто растапливающей меня нежной интонацией. А потом – тоже с оказией – пошли письма про нобелевские дела.
ЮР 75-й год?
ЕБ Да, 75-й. И вот на 2-е октября была назначена пресс-конференция. Потому что выходила книга «О стране и мире» на итальянском. И Андрюша мне по телефону продиктовал «Обращение к читателям книги», с него я начала пресс-конференцию. Она была очень большая, приехали буквально со всей Европы корреспонденты, и, как оказалось потом, она имела значение в окончательном решении о присуждении Нобелевской премии. Решение об Андрее было далеко не единогласным. Может быть потому, что советское посольство очень давило на Стортинг. И решающим был голос председателя, женщины. Потому что два человека – их всего пять вместе с ней – два человека были против. А для нее имели значение газетные публикации об этой пресс-конференции, эмоционально даже.
ЮР А что же вы говорили на пресс-конференции, что так эмоционально было?
ЕБ Да все говорила, что было в Советском Союзе в это время. О зэках, о конкретных судьбах, о жизни.
ЮР Там телевизионщики тоже были?
ЕБ Я не помню, но я думаю, что были. Я стала такой известной персоной в Италии, что на улице мне школьники говорили – боно матина, синьора Сахарова. С добрым утром. Буквально все меня знали во Флоренции. И в подтверждение тому – это было уже позже – приезжал Чалидзе, он сказал, что он хочет купить камеи маме и сестре в подарок. И я говорю – хорошо, но, чтобы это обошлось не очень дорого, я тебя поведу к знакомому ювелиру. И он сказал: это не имеет значения, никто никогда никому не делает скидок. Это капиталистический мир, Люся, вы его не знаете.
Я привела его к ювелиру, он выбрал две камеи. Тот сказал: друг сеньоры Сахаровой, мне эти камеи стоят столько-то, остальное снимается. И когда мы вышли, Валерий сказал: вот это популярность!
ЮР А вы кольца никогда не носили?
ЕБ Носила. И очень люблю, и у меня есть любимое кольцо. И есть кольцо, которое мне Андрей не подарил.
ЮР Не подарил?
ЕБ Да. Думаю, что это был подарок к Новому году, может быть, в Японии куплен. Как-то я Андрею сказала, что вообще-то мне из всех камней больше всего нравится синий камень. Я опять забыла, как называется дорогой синий камень. Сапфир, точно. Из Японии мы вернулись в ноябре. И когда Андрей умер, я в том костюме, в котором он ходил в Японии, в кармане нашла коробочку с кольцом с сапфиром. Я его так и не ношу, оно так и лежит в этой коробочке. Вроде не подарил, а вроде – не знаю?
ЮР Подарил, конечно.
ЕБ Вот понимаешь, не знаю. А мне действительно синий камень очень нравится. Но зато я ношу вот эту, она уже вся истончилась.
ЮР Браслет.
ЕБ Когда мы женились и пришли в ЗАГС, эта дама сказала: а кольца у вас есть? Я так растерянно говорю: да нет. Андрей говорит: а у меня есть! И достает из кармана вот эту штуку, она в коробочке лежала. Когда и где он ее купил, я не знаю. Я говорю: это же не кольцо. Он говорит: как не кольцо, это форма кольца. А я говорю: дак большое, а он говорит: а я сам большой. И я его никогда не снимаю.
ЮР Итальянская эпопея у нас остановилась на пресс-конференции.
ЕБ После этого прошло несколько дней, я ходила к своему Пьянкостелли – оптику – каждый день мерить эти линзы, стекла и прочее, шлялась по Флоренции. И я сижу около пяти часов дня у Пьянкостелли, и вдруг меня зовут к телефону. Звонит Нина, что у нее около дома тьма корреспондентов. И что Андрею присудили Нобелевскую премию.
И я прямо пешком от Пьянкостелли прошла на телеграф, послала телеграмму Андрею поздравительную, взяла такси и поехала. Там уже толпа стояла и из телевидения, и всякая разная, и начались всякие разговоры. Как выяснилось потом, Андрюша здесь, а я там говорили одно и то же, ну просто слово в слово.
ЮР Ну например?
ЕБ Что это поможет вообще правозащитному движению, что это может повлиять на судьбу заключенных положительным образом. И что это может повлиять опасным образом на нашу личную судьбу. Но в общем, благодарила, и Андрей тоже выражал благодарность норвежскому Стортингу за столь высокую награду. Ну, бесконечная там началась совершенно катавасия.
ЮР Вы послали телеграмму, вы говорили по телефону с Андреем Дмитриевичем?
ЕБ В этот день нам не дали говорить. Постепенно туда собралась почти вся русская колония, помимо корреспондентов. И когда мы уже обговорили все, мы поехали в ресторан, который назывался «Ковалло» – «Жеребенок», – и там весь ресторан вместе с нами радовался. Мы включили телевизор, даже переместили его к нашим столам поближе и очень был хороший вечер в этом ресторане. И вообще все посетители ресторана обнимались, целовались. Вся Италия радовалась этой Нобелевской премии. Вся Италия.
ЕБ Подготовка к Нобелевской церемонии – обхохочешься и удивишься.
ЮР Ну, это подробно.
ЕБ Я получила официальное извещение, что моему мужу присуждена Нобелевская премия. И больше ничего. Потом мой муж звонит, тут телефонные разговоры всякие. Андрюша подал заявление ехать на церемонию, ему сказали: так нельзя – характеристику надо ему.
ЮР Из профсоюзной организации?
ЕБ Ну, из профсоюзной и партийной.
ЮР Но партийной у него же нету?
ЕБ Такое правило – партия ж у нас рулевой. И характеристику не дали. Но до этого Виктор Луи[107] сделал такой заход, что вроде его пустят. А я, как дура, находясь в Риме, поверила.
ЮР Луи с КГБ имел связи какие-то или нет?
ЕБ Конечно. Я как дура купилась и думаю: Нобель же, надо фрак – черное и белое. И что это, мой муж напрокат будет брать? Если у нас теперь есть деньги. И Лия Вайнштейн[108] ведет меня к какому-то известному портному. А у меня, когда я ехала в Италию, в блокноте были записаны все размеры всех членов семьи. Я заказываю Андрюше фрак.
Дорогое удовольствие! И когда Андрей уже не едет, спустя две недели – хорошо этот портной оказался хорошим человеком, он этот заказ аннулировал и сшил мне костюм. Это одна из мелочей этого времени. А Андрей, получив отказ, звонит мне по телефону и говорит, что он мне доверяет получение Нобелевской премии и пришлет какие-то бумаги. Проходит еще пару дней, я получаю левое письмо от мамы, и от Андрея отдельно.
ЮР Левое?
ЕБ Левое. И мама пишет, что мы, я и Андрей, из честолюбия рискуем судьбой детей. Дескать, если я поеду на эту церемонию, то вообще детей изведут. Мало того, московские умники тоже обсуждают, говорят, что меня назад не пустят.
ЮР То есть речь шла не об отказе в поездке, а об отказе от церемонии?
ЕБ Ну, как Солженицын.
ЮР А за Солженицына кто-то получал премию?
ЕБ Нет, он сам получил. Деньги он получил с самого начала, а на церемонию ездил, когда его выслали отсюда. На Андрея какое-то давление началось – друзья-диссиденты, академики. В общем – мура собачья. И вдруг звонит мне Андрей: я все обдумал, знаешь, Люсенька, не надо ездить на церемонию. Я сказала только одну фразу: по-моему, ты не прав. Ну, хорошо. Это было ночью, он мне звонил. И Нина Харкевич из своей комнаты говорит: что он тебе сказал? У тебя такой мертвый голос? Мы переговариваемся, у нас двери открыты. Вот он сказал, что не надо ехать на церемонию. Она тоже очень расстроилась, мы проболтали час по этому поводу. Я ей говорила: наверное, я что-то не знаю, какие-то происходят события, кроме маминого письма ко мне, которые влияют.
ЮР Кто передал письмо?
ЕБ Американка одна полетела через Италию, привезла мне очень любовное письмо от Андрея, такое нежное, какого никогда не было, и вот это мамино. И, наверное, в четыре часа ночи итальянского времени снова телефонный звонок. И Андрей говорит: ты знаешь, Люся, я аннулирую предыдущий наш с тобой разговор. Я хочу, чтобы ты ехала в Осло. Я говорю: Андрюша, что случилось за два ночных часа?
Он говорит: случилось, как вот однажды мне твой сын преподал урок нравственности, так вот сегодня ночью Рема преподал мне урок мужества. Это я потом узнала: Андрей сидел на кухне и разговаривал со мной и отменял поездку в Осло. У него там были в гостях наши, так сказать, друзья, которые его уговорили. А Рема, который во время разговора мыл посуду, слушал весь разговор.
ЮР А что он сказал, Рема?
ЕБ Я не знаю, что он сказал. Я знаю, что эти два часа Рема беседовал с Андреем. И вот все переигрывается. А в это время вокруг Нобелевского комитета в Норвегии, как только я сообщаю, что Андрей доверяет мне представлять его на Нобелевской церемонии, начинается шурование. И братцы Медведевы, вернее тот, который Жорес, развивает активность. И я получаю письмо от директора Нобелевского института, Тима Греве, что он хочет встретиться, и может ли он приехать во Флоренцию. Да, пожалуйста. Мы с ним общались два дня, очень подружились, и под конец, в последний ужин он сказал: а вы знаете, почему я приехал? А мы думали, что это так полагается. Ничего подобного. Потому что Жорес распространил по всей Норвегии слухи, что я вообще такая хамская необразованная баба, и кто-то там за меня говорит, кто-то за меня пишет, я только опозорю Нобелевскую церемонию. Тим решил посмотреть и уверился, что я не опозорю. Таким образом, меня допустили пред ясны очи Норвежского короля и его семьи, а заодно и народа.