И гнусавя свой вопрос
Да иль нет? – промямлил в нос.
Я ему сказала – да,
Сопли не беда».
ЮР А торговаться любил, покупая на рынке?
ЕБ Да. Там пучок лука для супа, морковина, сельдерей и зелени кусочек рубль стоил. Если он купит за 80 копеек, он очень горд.
ЮР Но это спорт, это понятно.
ЕБ Однажды пришел с рынка и такой пакетик, три свеклины на борщ. И говорит, а свеклу мне эта женщина так дала. Это в 87-м или 88-м году, очень доволен был.
ЮР Мы дошли до… Церемонию вроде бы вспомнили?
ЕБ Трудно рассказывать о нашей внутренней жизни. Потому что мы, с одной стороны, были ужасно забиты людьми, бумагами, какими-то делами. С другой стороны, внутренне она у меня наполнена совсем другим.
Я хочу свежие эмоции некие. Вот тот контрапункт, так бы я сказала, в котором смысл жизни Сахарова не отражен.
ЮР Вы что имеете в виду?
ЕБ Я имею в виду – пользоваться буду чужим заемным термином – жизнь, которая есть «оптимистическая трагедия».
ЮР Мне этот термин самому не нравится, я вам сразу скажу, понимая, что вы имеете в виду. Вы имеете в виду, по всей вероятности, то, что радость жизни, любая жизнь – это, в конце концов, трагедия, потому что она заканчивается, и до свидания. Просто у одного это сопряжено с мучениями, и он всю жизнь до этого момента не умеет жить и не радуется тому, что имеет, а Сахаров – становится постепенно ясно из нашего разговора – он получал удовольствие от жизни, во всяком случае, от «другой».
ЕБ Думаю, да. Но вообще-то я о другом. Это гораздо глубже. Трагедия не в том, что все заканчивается смертью, она не главенствовала в его миросозерцании. Он считал, что жизнь, мне так представляется, только тогда есть жизнь по-настоящему, когда в ней сочетаются счастливые и трагичные компоненты. И нельзя только радоваться, невозможно и не нужно стремиться уйти из того трагического, что встает на любом жизненном пути. Плохо объясняю, но лучше не могу. В его «другой жизни» это очень видно.
ЮР Думаю, что он и от первой жизни получал удовольствие, потому что он смог реализоваться, он дважды реализовался. На самом деле вы можете утверждать, что один раз?
ЕБ Нет, дважды.
ЮР Ну я думаю, что дважды, один раз он реализовался как чистый такой научно-практический человек, обладающий уникальным, как мне объяснили, даром теоретика и реализатора. То есть мало того, что он придумал, он еще придумал как. Потому что не думаю, что Ландау…
ЕБ Способен был так думать? Думаю, не мог. Более того, когда Андрей защищал диплом в университете, ему там дали какое-то задание, он пошел на базар, купил алюминиевую вилку, отломал у нее зубья, всадил ее во что-то, и это получился нужный механизм. Совсем по дешевке.
ЮР 75-й год, это то время, на котором мы приблизительно остановились. То есть возращение, вы в канун Нового года вернулись из Норвегии, из Парижа, вернее. Как-то декабрь – время возвращения?
ЕБ Декабрь у меня плохой месяц в жизни. Мама умерла в декабре, и Андрюша умер в декабре.
ЮР И в то же время вы вернулись из Горького в декабре.
ЕБ И в декабре мы вернулись из Горького, это вроде хорошее, но потери перевешивают. И я всегда боюсь декабря каждый год, не знаю почему. С маминой смерти это сложилось.
ЮР А мама когда померла?
ЕБ 25-го, в Рождество, но католическое Рождество. У нас в доме было принято именно в Рождество устраивать детский праздник, а позже, уже ребята были повзрослее, мы устраивали такой очень мощный многолюдный праздник в этот день. Называли его «сочельник-сочинельник». Всегда готовили какие-то маски друг другу, какие-то стихи дурацкие писали, стенгазеты делали.
ЮР А этого при Андрее Дмитриевиче уже не было или было?
ЕБ Это при детях, пока не уехали Танька с Ремкой. Один год мы устраивали это в Жуковке, и был такой и взрослый, и детский праздник вместе. Все были! И очень хорошо было. И Ремка сделал роскошную елку во дворе, которая росла, – иллюминированную, пускали ракеты какие-то. Это встреча 77-го года, в который потом дети уехали. И аресты, и много грустного.
ЮР К Реме у вас отношение теплое все-таки сохранилось?
ЕБ Ты знаешь, я с ним много ругалась; не потому, что они разошлись. Это не мое собачье дело. Рема был свой мальчик всегда, к которому абсолютное было доверие со школьных его лет, – и там книга «В круге первом», и еще что-то, «Все течет» Гроссмана, которые в доме появлялись, – Рема все читал. Таня с Ремой была дружна, наверное, с 9–10 класса.
Ремка же очень много сделал. Я посмотрела наши выставки, ну диссиденты, портреты диссидентов – Ремки нигде нет. А я уж не говорю, там суды Ковалёва и другие, и все эти бесконечные материалы, все Ремка собирал и делал. Ремка был кроме меня единственным человеком, о котором Сахаров писал официально, что все публикации от его имени должны быть Ремой подтверждены. И вообще доверенным лицом Сахарова. А когда Андрей начал писать «Воспоминания», то это же был безумный труд – собрать эти куски, они приходили к ним, в разное время. Андрей их помечал бесконечно разными знаками: крестиками, звездочкой, полумесяцем, кружком, кружок после этого, звездочка после этого.
Они все с этим работали, но в основном эта была Ремкина колоссальная работа. А кроме того, чтобы была кампания защиты, ее должен кто-то постоянно вести. И вот то, что «Сахаров-дефенс» на Западе ученые и общественные деятели называли, оно координировалось ребятами, главным образом Ремой. Алешка и Лиза[118] тоже принимали в этом участие, и Танька.
Ведь был период полного глухого молчания о нас, мир ничего о нас не знал. Более того, ребята подали официальные документы в Европейский суд на нас, как на пропавших, как вот в Аргентине пропадали, в Чили. И когда я получила разрешение ехать в Америку после инфарктов своих, Андрей сказал: твои ребята вырвали нас из черной дыры. Это правда. Нас, не меня одну. И в какой-то мере, я думаю, что у моих детей могла бы сложиться – это не жалоба, а это такая объективная оценка, – более благополучная, более успешная карьера и судьба там, на Западе, если бы они с 77-го до 87-го года все не были заняты «Сахаров-дефенс». В общем, они за те десять лет проделали неимоверно большую работу, и она касалась не только «Сахаров-дефенс», это была работа защиты всех узников совести. И хоть бы кто об этом помнил – наши диссиденты.
Они разошлись, когда у нас путч был, в 91-м. А отношения: он был свой мальчик. И я это не могу зачеркнуть, и я не вижу нужды абсолютно.
ЮР Ну вот, вы приехали – 76-й год, начало. Как вы распорядились деньгами, что вы решили делать, все-таки свалилась приличная сумма.
ЕБ Ну, во-первых, мы довольно много тратили здесь – машину купили, «Жигули», она у нас пробыла и в Горьком, с ней мы приехали из Горького.
ЮР Машина, а еще чего, ну мне просто интересно?
ЕБ Машина, хороший большой холодильник, еще там что-то. Я не знаю, таких особых каких-то покупок не было.
Андреевым детям какие-то деньги дали, моим детям. Но это конечно мелочи. Особых трат не было таких, никаких антиквариатов, этого ничего не было. Я не знаю, потому что я, наверное, плохая, у меня нет интереса.
ЮР Ну да, шуба у вас была из колонка?
ЕБ Однажды была. И я купила Нине очень дорогой подарок – дороже машины. Это я с Андреем советовалась. Нина к этому времени почти слепая была, и я купила так называемую читательную машину – такой специальный телевизор, объединенный с какой-то техникой.
А большие траты тоже были – это чуть ли не половина всех денег. Я же оплачивала свои итальянские лечебные дела – госпитализации три и часть американских.
ЮР Переезды, наверное?
ЕБ Ну, переезды у нас всегда были больше под ноль. Вторая поездка в Италию и вторая операция, уже без никаких, полностью оплаченные. Это большие деньги. И третья поездка в 79-м году: я лежала в госпитале довольно долго и тоже все оплатила.
И потом я тайком полетела в США из Италии, мне сделали визу на отдельной бумаге американцы, чтобы на меня особо не глазели, летела в первом классе из-за этой конспирации. Это тоже безумно дорого получалось. И самая главная трата, она не полностью оплаченная была – ребята купили дом в Ньютоне. Это 40 тысяч, между прочим. Дом недорогой по американским нормам, большинство эмигрантов имеют дома в три-четыре раза лучше, неважно, но ведь у нас поначалу там были Таня и двое детей, потом Алеша, потом Лиза, потом Саша. Мама в 80-м году уехала и вернулась в 87-м году. Наши эмигранты там останавливались.
ЮР Ваша мама?
ЕБ Моя. То есть их было восемь человек. Если снимать десять лет, то это было бы ох сколько. И дом, который они купили, стоил около 63 тысяч. Помню, больше трети Нобелевской премии ушла на дом.
ЮР То есть они у вас взяли не все деньги?
ЕБ Да. Это я по записи Андрея в дневнике знаю, и есть письмо, где он пишет, чтобы взяли на дом 40 тысяч, думаю что так наверно и было. И в 79-м году я не просто к ним ездила, а я еще прошла ряд консультаций: какой-то счет под шесть тысяч по поводу глаз был.
В этот вечер Сахаров председательствовал в интеллектуальном клубе «Московская трибуна». В заседаниях принимали участие замечательного достоинства люди: Сергей Аверинцев, Алесь Адамович, Юрий Карякин, Лен Карпинский, Софья Каллистратова, Леонид Баткин, Юрий Афанасьев, Юрий Рыжов… Много лучших того времени.
ЮР А вот к этому моменту Лиза возникла в разговоре, но она как бы не задействована в сюжете нашем, пока Оля существует у нас с Лешей.
ЕБ Леша женился в 73-м или в 74-м на Оле – школьная подруга, девочка из его класса. В 75-м году в октябре родилась Катька.
Когда завелась Лиза – как я понимаю, Лиза у Алеши завелась летом 77-го года. Это лето было, я больше на даче все-таки была, Лизу засекал Андрей, Лизу засекал Рема, вроде у них не возникло никаких подозрений. Вроде с ней он здесь математикой занимался, так считается.