Сахаров. «Кефир надо греть». История любви, рассказанная Еленой Боннэр Юрию Росту — страница 47 из 55

ЮР Чем закончилось с вещами? Вы целуетесь в машине…

ЕБ Да, довольно долго это длилось. Потом приходит какой-то начальник и говорит: Андрей Дмитриевич, сейчас привезут ваши вещи. Вы заплатите носильщикам? А я говорю: половинную цену! Потому что нас задержали на такое время. Но, в общем, заплатили им по-хорошему. Ну а что им делать, воровать эти вещи? Но это еще не все. Часть багажа шла в Москву, потому что мне здесь надо было раздать всякие подарки.

И назад меня из Горького не выпускают. Я поехала покупать билет в Москву, а мне не продают. Говорят: Елена Георгиевна, мы вас не пустим. Как всегда, подходят и вежливо говорят. Ну, хорошо, я написала заявление: у меня багаж пропадает. И вдруг нас вызывают в какой-то багажный склад железнодорожный в Горьком. Приносят повестку – я говорю, а я не заказывала сюда багажа, и я не пойду за ним. Андрей опять на меня смотрит, как на идиотку или на скандалистку.

ЮР Но характерец, конечно, будьте любезны.

ЕБ Бабушка моя говорила «армянский характер». На самом деле это не этническое. Это сопротивление, скажем так, 37-му году. Это по-умному назвали бы антитоталитарный характер. А вот откуда он взялся – я не знаю.

Дальше там идет дня три переписка какая-то между ними и нами. И они привозят весь этот багаж на дом в Щербинку, прямо мне в квартиру. Да. Ни за что я не заплатила, ни за какое хранение, несколько раз присылали квитанцию.

ЮР Вот баба, Господи!

ЕБ Я понимаю, что это вроде мелочь, а с другой стороны, а какого черта? И самое главное, шесть лет 11 месяцев ни одного рубля за квартиру. А то бы Андрей платил. В этом разница у нас: он своего тоже добьется, но оно у него другое – выше потолок. Но, с другой стороны, его потолок не всегда доступен российскому обществу. Я всегда говорила: Андрюша, ты вообще не советский человек. И на самом деле, твое восприятие – это элитное общество, а мое восприятие – воспитанное четырьмя годами жизни рядом с солдатом. Ты понимаешь разницу?

ЮР Я-то понимаю.

ЕБ Ну, хорошо, потом я пошла в институт, и вообще я была грамотная девочка. У Маршака в Доме литературного воспитания паслась. Но контакты с внешним миром у меня были другие. Я свой путь, который трудовым называют, школьницей начала на должности уборщицы в домоуправлении – хорошее общество, ни на кого не сержусь, за многое и благодарна.

ЮР Но это понятно, конечно, он из заповедника вышел, что вы хотите?

ЕБ Он вышел из заповедника. Но надо сказать, он понимал, что у меня это тоже игра, а он человек игры. Когда я говорила: плевать на это дерьмо, пошли, привезут, и еще что-нибудь – за квартиру не платить, – он принимал это и следил за игрой, как болельщик на футболе.

ЮР Но, может быть, он понимал, что если он будет мешать, то проиграет и вам тоже?

ЕБ Ну, может быть, я не знаю. Интерес болельщика – он болел за меня, а не за них. Вот я вернулась, и, пожалуй, за пять месяцев до звонка Горбачева никаких существенных дел не было, кроме того что они обязали меня раз в неделю в отделение ходить отмечаться.

И я забыла одну деталь, относящуюся тоже к игре. Когда меня заперли в Горьком уже приговором официально, я этому типу достала свою инвалидку военную. Я инвалид войны второй группы – говорю, – а в Кодексе сказано: ссыльные не лишаются никаких своих прав, и я имею право на снабжение через магазин ветеранов. И он сказал: да-да, что-то записал. И я получила повесточку, уже когда Андрея выпустили на свободу, явиться по такому-то адресу, там раз в неделю выдается заказ для инвалидов. Ну, мы туда пришли, это не магазин, а какой-то подвальчик. Там в коридоре стоят стулья, сидят мужики и прилавочек, и там выдают какие-то бабы колбасу, сливочное масло, кусок мяса, там список висит. И мы начали разговаривать с мужиками, сев в очередь на эти стулья. И уже они узнали, кто мы, и я сразу говорила: вот это мой муж, это Сахаров. Интерес и внимание колоссальное. Второй раз приехали через неделю, на третий раз мы уже туда не ездили. Приехал какой-то шнырь домой и сказал: не надо вам ездить в магазин. Вам по таким-то дням заказ будет привозиться домой. Опять игра, вроде бы, на самом деле, если бы приспичило, прожили бы мы без их заказов. Но играть надо до конца.

ЮР Замечательно.

ЕБ И вот так доигрались до звонка Горбачева. Все, мы кончили. Я про смерть Андрюши говорить не буду. Андрюша не умер.

ЮР При чем тут смерть?

ЕБ А потому что приехали, лучше бы нас не освобождали.

ЮР При чем тут смерть, тут целая жизнь. Мы про смерть ничего говорить не будем.

ЕБ Все, Юра. Я должна сказать, что у меня по ночам бывает одышка, и я думаю, не только от температуры. Жара же невыносимая, но и я слишком много разговариваю.

ЮР Все, вам два дня отдыха. Сегодня мы много говорили. Мы можем говорить по одной кассетке.

день двадцать пятый //





Кураж победителя

Фальшивое жаркое

Смерть Марченко

Отъезд из Горького

«Зверюга в юбке»

«Слойка Сахарова»

Депутатство

Спасение неправозащитным способом

Личная жизнь номер один

Казино в Монте-Карло

Ослепший солдат

Почему мы такими стали

ЮР Я вдруг понял, что произошло. Весь горьковский период – это отдельная история, драма, безусловно, потому что были потери, болезни, операции. Но я вот смотрю, как она вырулила к 86-му году. И даже вот этот кураж, о котором вы говорили, помните? Это же был кураж победителя вообще.

Вот вы вернулись, вот от этого момента. Вы почувствовали, что что-то меняется в воздухе? И у вас уже было такое ощущение, что вы победили? Но что это за победа была, вы понимали, что близок час освобождения? Обсуждали ли вы? Как Андрей Дмитриевич на это реагировал? Говорите.

ЕБ Я тебе скажу так. Когда я была в Америке и ездила уже после операции в Стэнфорд, в Калтех, в Массачусетс, это все сообщества ученых. У них была у всех идея требовать, чтобы Андрею разрешили выехать из Советского Союза. А я их все время утихивала и говорила: единственное требование – возвращение свободы ему в СССР. А не мне – я уже последыш, так сказать. Я тебе скажу, в то время, когда меня осудили к ссылке, я даже не думала. Пусть все равно ему добьются, он же без суда, в нарушение Конституции. У нас написано в Конституции было: никто не может подвергаться наказанию иначе как по суду. Ссылка есть один из пунктов уголовного наказания. У Сахарова никакого суда не было: схватили, отправили. Прямое нарушение закона.

ЮР То есть, по существу, вы законнее сидели после суда, чем он?

ЕБ Да, я сидела законно. Другое дело, что за уши были притянуты все эпизоды, но приговор был судебный, и я считала: ладно, мои пять лет, я буду сидеть в Горьком. И, конечно, Андрей будет приезжать и быть много со мной. Но он должен иметь формальное право свободы. Понятна моя позиция? И это, в общем, была главная мысль моих взаимоотношений с учеными во время этих всех шурований по Соединенным Штатам.

ЮР Но тем не менее, вы вернулись, разобрали вещи. Джинсы вы одну пару привезли?

ЕБ Да нет, минимум Андрюше три.

ЮР Потому что я вчера за него обиделся. Потому что вы сказали – «смилуйся, государыня рыбка, привези мне новые джинсы и еще что-нибудь. Да ты плохого не сделаешь». Да, и вы сказали – он джинсы получил.

ЕБ Он получил коричневые бархатные, и вот такие джинсовые джинсы, и еще какие-то, потоньше материал. А вообще, я ему навал всего навезла, до трусов, носков включительно.

ЮР Он все время ходил в джинсах.

ЕБ Он любил джинсы, он как приходил домой, сразу переодевался в джинсы. Он любил коричневые вельветовые штаны.

ЮР И стали вы разбирать подарки?

ЕБ Стали разбирать подарки и посылать посылки, потому что я привезла кучу подарков москвичам, ленинградцам. У Андрея где-то написано, сколько мы подарков разослали, там, по-моему, 16 посылок. Все рассылали очень хорошо. Вообще Андрюшины сестры написали, что всех я одела в семье.

ЮР То есть вы детям Андрея Дмитриевича тоже подарки привезли?

ЕБ Да. Димке привезла, тогда было очень модно – джинсовый костюм, а куртка не просто джинсовая, а на искусственном меху. Такая теплая, белый мех – это самый крик моды был.

ЮР Разбираете подарки и пишете письма очередные? Настроение получше, поправились, набрали вес?

ЕБ Я хорошо, по-моему, выглядела, когда прошла все эти послеоперационные мучения и пришла в себя. Вот фотография есть, я с детьми во Флориде. Я хорошо выглядела.

ЮР Сейчас, правда, вы мне больше нравитесь. Такая пухленькая была вполне, бюст присутствовал.

ЕБ С бюста я спала, когда Андрей голодал, а так бюст всегда присутствовал. Это всегда было. Уже Ленинградская блокада была снята, и уже поезд иногда ходил в Ленинград наш санитарный. Ну как мы в санитарном поезде мылись: нагреешь воду, вернее, нагреешь кирпич в вагонной печке, потом его, раскаленный, опускаешь в ведро с водой – вода становится горячей, добавишь холодной воды, и вот моешься в сортире вагонном. А в Ленинграде стояли – я пошла в баню. И я себя неудобно чувствовала, я видела, что все бабы на меня смотрят, что я все-таки округлая была, по сравнению с ними.

ЮР Но все-таки в санпоездах кормили?

ЕБ Нас кормили. Более того, у нас было разное довольствие, в зависимости от того, на полосе фронта мы или нет. И кормили, и приварок был достаточный, он был только очень невкусный до того, как мы вошли на западные территории.

Какое меню в санитарном поезде? Утром суп, чай, раненым кому-то белый хлеб – это уже по состоянию – остальным черный, и сахар. На весь день пять кусочков. И кусочек масла раненым обычно был, маленький, но был. У нас масла не было никогда. Но когда мы ехали с ранеными, приварок был общий – утром суп, в обед суп и второе. Обычно на второе какая-нибудь каша с тушенкой. Вечером каша, иногда кусок селедки или какой-то там рыбы. Так себе. А вот хлеб я почти три года фактически не ела.