ЮР Уже не выключали телефон?
ЕБ Нет. Я позвонила Галке и в Ленинград Наташе, а уже дальше Галка всем раззвонила. Тут и телефон стал звонить, к вечеру, не переставая.
ЮР А как вы узнали свой номер?
ЕБ А мы вроде спросили у этого дяди, который нам сказал – утром вам позвонят. И к концу вечера следующего дня Андрей сказал: как хорошо было жить без телефона. Потому что ни в сортир сбегать, ни обедать, ни как следует приготовить и поесть невозможно – все время взад-вперед, взад-вперед. Почему первой я позвонила Галке Евтушенко? Она же была мое доверенное лицо официальное в смысле квартиры, сберкнижки, и она очень много сил тратила на нас – посылки, книги, деньги наши, платить за квартиру, за дачу, брату Андрея Юре давать ежемесячно.
ЮР И стали готовиться к отъезду, собираться или вы не особенно готовились?
ЕБ Мы как-то не очень бодро стали готовиться. Мы решили, что эти дни очень морозные, а с 22-го вроде помягчает температура, что раньше 22-го мы не поедем. Я не ходила за билетами, за билетами поехал Андрей. Еще тут была игра – 22-го когда-то нас вывезли, 22-го выедем, мы же всегда немножко играли во всем. И пришел очень довольный и сказал: мне продали два СВ.
ЮР 13-й вагон.
ЕБ Я не помню.
ЮР Я помню.
ЕБ Ты помнишь. Продали два СВ. Оставлять им я ничего не хотела. То, что я не брала с собой, я выносила в нижний вестибюль коробку, ставила и писала: «Можете взять» – там мясорубка, кастрюли, еще что-то. Выходила через полчаса, все забрано жильцами, а не КГБ. Но еще до этого возникла очень смешная вещь.
Пока я звонила Галке и пока мы с Андреем переживали звонок Горбачева, прошло часа полтора, и Андрей сказал: но все-таки обедать надо, я пойду за хлебом. Выглянул и сказал: Люсенька, ни стола, ни милиционера, как ветром сдуло. Я выглянула – пусто, то есть за это время ликвидировали пост мильтона у дверей вместе с его стулом и столом.
И я решила, что мы потом приедем и соберем книги и прочее, а кроме того, нам самим такое количество книг, препринтов, научных журналов не разобрать. А я там, по-моему, выписывала все толстые журналы, включая и «Искусство кино». Все абсолютно. Самим не собраться просто, и я сказала: мы кого-нибудь возьмем ребят из Москвы и приедем и потом спокойно заберем все вещи. Сейчас поедем налегке, вот с двумя сумками приехали и с двумя сумками уедем.
ЮР Курица была? Вот единственное, что меня интересует.
ЕБ Я не помню, что, но какие-то хорошие бутербродики были у меня.
ЮР Вы должны были ехать, как все нормальные люди.
ЕБ Очень хорошо, нас чаем поили, все хорошо было. А когда подъехали и в окно увидели толпу, Андрей сказал: Люсенька, иди вперед.
Я сказала – нет! Это тебя встречают, ты иди. И он немножко даже подрастерялся. И если ты помнишь, он вышел, а я не сразу вышла.
ЮР Не так! Вы ошибаетесь. Стояла толпа у первого вагона, зная, что вы приедете, но не знали вагон. Я решил, что в этой ситуации вы приедете в СВ. А накануне я узнал, что в 37-м поезде СВ в середине. И когда я увидел, что поезд подходит, я побежал в середину поезда. И вся эта толпа устремилась за мной. Первый вагон остановился, вышел проводник, протер поручни вот эти самые, а никто не выходил из вагона. Вы вышли первая, все стали щелкать и что-то кричать. Вы были в какой-то шубейке и в платке. И вы сказали: что вы меня фотографируете, сейчас Сахаров выйдет, вот вы его и фотографируйте. Поэтому я точно знаю, что вы были первая.
ЕБ Может быть, он меня все-таки вытолкнул первой.
ЮР Потом вы вышли, толпа сомкнулась. А Андрей Дмитриевич вышел второй, и я сфотографировал. И потом первый шаг, и у него действительно в руках была сумка. И дальше все медленно это шло. Очень медленно. Для меня это было важно, поэтому я помню все.
ЕБ Из-за толпы узковато было идти. А у меня есть фотография очень смешная: мы с Эмилем и с Андреем влезаем в лифт, а Эмиль отгоняет всех приехавших иностранных корреспондентов.
ЮР Да, и я среди них был. А на следующий день я узнал, где ваша квартира. Я пошел смотреть почтовые ящики, все почтовые ящики были нормальные, а один был разломан – 68-й.
ЕБ Кстати, тебя интересует Сахаров? Сахаров пришел в дом и мылся по субботам. И летом. Когда угодно. И ему было сказано: вот порог, а вот кровать. А вот ванная комната. Он очень долго так стоял – думал-думал, что выбрать. Выбрал ванную комнату с кроватью. А то мылся только по субботам и уверял меня, что он так привык с детства.
ЮР Но он же всегда жил с ванной комнатой. Всегда.
ЕБ Жил? Да. Но, предположим, в детстве, когда он жил в квартире бабушки, которая стала коммунальной, топить ванну было накладно. Например, мы, когда жили в Ленинграде в коммуналке, ванну топили по очереди.
ЮР Ну хорошо, на объекте был душ?
ЕБ На объекте у них все было.
ЮР А вот в той квартире, которую ему дали первую в Москве, там была ванна?
ЕБ Не квартира, а комната, которую дали, – там не было ванны. Это была коридорная система, я думаю, что там не было. Это около «Славянского базара», гостиница какая-то, которая некогда принадлежала к Академии. Но ему дали квартиру первую уже в 48-м году в Серебряном Бору – трехкомнатную, колоссальную квартиру. Прости, я двух детей вырастила в коммуналке – 48 человек в квартире прописанных, а не прописанных – не считано. Ко всем одиноким бабам ходили навалом. Ваня ходил – это для истории – через проходной двор в сортир в Екатерининском саду.
Первой из вагона поезда № 37 Горький – Москва вышла Елена Боннэр.
– Что вы меня снимаете? – сказала она репортерам. – Сейчас выйдет Сахаров – его и снимайте!
Сахаров ступил на перрон под сверкание вспышек, и сразу на него десятки западных журналистов обрушились с вопросами. Он едва дошел до машины художника Бориса Биргера, который на своих «жигулях» отвез его с Еленой Георгиевной домой на улицу Чкалова.
ЮР Вот фотография – вы первая выходите.
ЕБ Да, действительно, это я.
ЮР Потому что вы идете отсюда, вот ваш первый шаг, вот вы вышли, и вот стал выходить Андрей Дмитриевич, вот он вышел. А дальше это интервью, вот он прямо в этой шапке съехавшей. Хорошая шапка, куда потом вы ее девали, потому что потом была какая-то заячья. А сначала была эта.
ЕБ Эта вообще дубленковая шапка. Дело в том, что у Андрея была хорошая пыжиковая шапка. Незадолго до Горького, здесь, когда мы выходили, внизу, в 77-м году у него содрали с головы какие-то бандиты, и я ему отдала Алешину шапку. Андрей носил весь Горький вот эту Алешкину шапку. И в ней приехал.
ЮР Вот тут толпа корреспондентов всяких. Это он идет до вокзала, дальше мы дойдем, а вот тут, если вы рассмотрите, тут даже остановился троллейбус, не мог отъехать, потому что…
ЕБ Вот стоит машина, вот она освещенная, маленький «жигуленок». А это Бори Биргера машина.
ЮР Вот он сел в машину. А вот Биргер за рулем в машине. А вы сзади, по всей вероятности. А здесь то же самое, но это продолжение, вот, собственно, эта фотография, которую мы напечатаем: он одет в костюм, галстук. Вы сказали, что он в дубленке ходил. А я вспомнил, что он был в куртке.
ЕБ Он ходил в дубленке до того, как ребята прислали эту куртку. Наверное, они ее прислали зимой 81-го года. С кучей карманов, вся задергивается на шнурках, непродуваемая совершенно и очень легкая. Они купили ее где-то в Канаде. И как только ребята прислали, он фактически зимой до самой смерти ни дубленки не носил, ни какое-либо пальто, а только эту куртку.
ЮР Пальто на самом деле носил.
ЕБ Но эта куртка – по-моему, мало вещей, к которым он так был привязан. И я ее, между прочим, до сих пор никому не отдала. Она у меня лежит. Я большинство Андрюшиных вещей раздала, но вот эту куртку нет.
ЮР Я вам могу еще некоторые вещи, к которым он был привязан, показать. Он был привязан к кофте, голубая и бордовая.
ЕБ Да, голубую он надевал вниз, а бордовую сверху.
ЮР Бордовая была короче голубой.
ЕБ Да, и всегда у него торчала. Голубая вязаная, а бордовая – толстый хлопок с теплым начесом. Голубая – трикотаж шерстяной, не домашняя вязка. И у него была много лет, он ее любил и тоже надевал зимой, очень теплая исландская вязаная кофта с узором.
ЮР Ну, и вот вы приехали домой. Сейчас давайте вспоминайте, что было дома.
ЕБ В первый день мы приехали, кто же здесь был? Наверное, Галка здесь была.
ЮР Мы не будем конкретизировать этот первый день, он нам не так важен. А просто как вы возвращались к этой жизни московской.
ЕБ Да как-то не было времени возвращаться, сразу же надо было входить в дело. Все очень быстро и очень напряженно, по-моему, с первого дня вошло в рабочий ритм, так я бы сказала. Просто сразу. Но были какие-то вещи, которые вызывали напряжение. Не было телефона, и оказалось, что возвращаться в Москву легче, чем восстановить телефон. Мы несколько раз ездили в управление какое-то, подавали заявления, в общем, волынка была. А без телефона как без рук, опять же. Но когда телефон поставили, тоже стало плохо. Потому что он все время мешал жить. И так, и так худо.
ЮР Но вы почувствовали какое-то изменение в жизни? Вы на свободе, в Москве. Вы, правда, сразу потеряли некую степень свободы общения между собой. Потому что вас, наверное, окружили люди, и их было чрезвычайно много. Это был сложный переход?
ЕБ Сложный. Мы ужасно утомлялись первое время, хотя никакой такой созидательной работы, в том смысле что какие-то бумаги писать, заявления, заняться приведением в порядок «Воспоминаний», не было возможности. В первые дни я не успевала на кухне кормить, поить чаями и прочее.
И как-то очень много их было, какой-то такой калейдоскоп людей. Хотя квартира в первый день была убранная, потом началось: гости уходят, Андрей становится мыть посуду, я мою пол в кухне и мою лестницу, потому что у нас заведено было в доме самообслуживание. К нам ходило такое количество людей, зима и снег, прямо лестница вся в кусках грязи с улицы. Пока не вымоешь – все, нельзя лечь спать.