тебе сказать, что тогда ко мне многие проявляли интерес, так что это не было особенным чем-то. По-настоящему я интересной стала, мне кажется, к сорока годам.
ЮР И я думаю, я посмотрел. Мне и сейчас кажется, что вы интереснее, чем были в ранней молодости. То есть вы из тех женщин, которые с годами набирают.
ЕБ И я беру на всех сосисок. Ну, я знаю, у Евы Менделевич, которая на каких-то случайных попутках приехала и живет у меня, денег нет, ну, мама Юры Федорова, но Сахаров-то может заплатить за эти сосиски?
ЮР Еще не знали, что он прижимистый?
ЕБ А он хоть бы что, между прочим. Но до этого были такие случаи, что вот мы на Комитете заседаем довольно долго, выходим на улицу. Метро нет, троллейбуса нет. И мы всегда с ним – с Твердохлебовым – на одном такси едем. И Твердохлебов у меня спрашивает: Люся, у вас деньги есть? Я говорю: по-моему, один рубль всего, с мелочью. Он говорит: а у меня, наверное, тоже. И он Андрея спрашивает: Андрей Дмитриевич, а у вас когда зарплата? И Андрей Дмитриевич говорит: а я не знаю, мне на книжку переводят. И ничего не понимает из нашего разговора.
ЮР А вы это действительно знали, что он не понимает?
ЕБ Я не знала.
ЮР Думали, вот жмотяга.
ЕБ Ты понимаешь. Мы с Андреем Твердохлебовым ездили так: считали, сколько у нас есть, говорили водителю: вот у нас два двадцать, дальше мы пешком пройдем. Сахаров знал «Чай-Вольпин-Кекс», но никогда пирожное или какой-то торт казенный не купил, ни разу.
ЮР То есть на халяву приходил?
ЕБ Абсолютно. Ну, Вольпин приходил на халяву. Так Вольпин, он нищий был вечно, просто нищий. Я тоже не буржуйка. Ну, я врач, ну, Ваня мне давал деньги – мы официально тогда разведены не были – ну, я в литературной консультации подрабатывала. На самом деле, я была выше среднего уровня по трем совокупностям.
ЮР Ну, сколько вы могли в литконсультации зарабатывать?
ЕБ Ваня посылал 100 рублей, я зарабатывала от 160 до 200 рублей. И мама получала пенсию 80 рублей. Да еще моя пенсия инвалида Отечественной войны второй группы.
ЮР То есть у вас где-то набегало рублей 400.
ЕБ Да. И несколько больше даже.
ЮР Это приличная сумма?
ЕБ Да, приличная. Во всяком случае, нам хватало. У моих шпанков всегда были хорошие учителя английского, математики, это стоило денег. Мы всегда снимали дачу или ездили на юг. То есть вот на это хватало. Еще куда-то. Когда Ваня был, то машина была.
ЮР Квартира эта была, квартиру эту мама получила?
ЕБ Мама как реабилитированная получила. После посадки, после освобождения. Но все равно на такси ездили.
ЮР И вот, вы ездите на такси.
ЕБ И вот однажды какую-то бумажку нужно срочно подписать Андрею. Я еду срочно к Андрею, а потом назад. И когда я подъезжаю к Андрею, вижу, что забыла кошелек. И я говорю водителю: давай назад, мне надо взять деньги. А он мне говорит: а вы к кому едете? Я говорю: так, к знакомому. Ну знаешь, барышня, так он меня назвал, какие странные у вас знакомые. Что вы, не можете у него взять трояк? Я говорю: я не могу. И вот я гоняю назад и туда, в три раза увеличивая сумму, везу Сахарову какую-то бумажку. И злюсь немного!
Потом Сахаров стал меня завлекать.
ЮР Сам момент, вот когда вы почувствовали интерес?
ЕБ Сразу, быстро. Первый раз было – он стал мне показывать фотографии, которые у него были из альбома, снимал Переверзев, что ли, фамилия секретаря Курчатова. И вот там были две фотографии – Андрей с Курчатовым. Известные.
ЮР Я знаю, в пальто.
ЕБ Нет, он в костюме, Курчатов сидит, а он стоит такой весь из себя! Она в книжках во всех есть, эта фотография. И про Курчатова рассказывает мне. А я говорю – Андрей Дмитриевич, вы мне так не нравитесь на этой фотографии.
ЮР У него чуб такой и широкие штаны?
ЕБ Да, брюки коротковатые. Он говорит: а почему? Я говорю: ну, какой-то вы тут зазнайка. Ой, что вы, Люся, у меня давно все эти валентности заняты и никакого зазнайства теперь нету.
ЮР Это он вам говорил где?
ЕБ У него дома сидя.
ЮР Вы сидите дома, там комната направо такая – диван, ковер?
ЕБ Да, вот эта квартира очень интересна, она по-барски сделана. Кстати, я нарисую, надо же открыть это публике. Вот ты входишь. Тут такой большой холл, тут холл поменьше. Там холлов – сил нет. И во всю спальню большой такой балкон. Здесь опять холл перед кухней, большая кухня, два окна. В этой квартире – там 64 метра, как считали, жилой. А на самом деле все эти холлы, они колоссальны. Нормальный бы человек здесь сделал бы гостиную сразу и еще что-то. И сортир, и ванная с предбанниками – это просто дважды прелесть.
ЮР А налево из второго вестибюля – комната Андрея.
ЕБ Здесь стоял такой большой кожаный диван, и вот здесь стоял никакой не письменный стол, а какой-то вроде кухонного, весь шатался, и на нем стояла машинка. Без окна. У него стенка, которая выходила в кухню, там как окно наверху было стеклянное.
ЮР Там вообще все были застекленные двери.
ЕБ У них везде застекленные двери. Да. И вот Андрей тогда говорил, что вот теперь он другой и хороший.
ЮР То есть не зазнайка? Он показывает вам фотографии, и просто вы сидите и разговариваете?
ЕБ Давайте вернемся назад, до фотографии. Вот мы вышли – толпа евреев, смертную казнь отменили. После того как толпа рассосалась, мы идем в сторону ГУМа – Валерий Чалидзе, который нас там встречал, Андрюша и я. И из какого-то бокового переулочка выходит наш судья Смирнов с авоськой, и в авоське вино у него и коробки с елочными игрушками. А я ругала почем зря его до этого. И Валерий говорит: да нет, Люся, зря вы так ругаетесь, смотрите, нормальный человек, на елку идет. И мы расходимся все трое в разные стороны. Я говорю: я пешком пройдусь и немножко приду в себя, и пошлю Эдику в тюрьму в Ленинград телеграмму.
А Валерий говорит – зряшное дело, ему не передадут, пока официально не придут сведения туда. А они придут только после праздника. А я говорю: я все равно пошлю, для себя легче. И мы попрощались все трое, я пошла на телеграф, послала телеграмму: «Поздравляю с Новым годом и жизнью. Люся». И, самое интересное, Эдик в дневнике написал, что к нему вечером в камеру зашел начальник и сказал: ну что, Кузнецов, жить будем. А он говорит: а вы откуда знаете? Он говорит: от тетки от твоей. Не сказал, что телеграмма пришла. Так что на самом деле не зря я послала телеграмму.
ЮР Пошли и расстались?
ЕБ Да, я на телеграф, а потом к себе. По дороге какие-то игрушки ребятам покупала, что-то еще. Пришла домой, жутко захотела спать. Легла спать, часов пять, наверное, было, мама меня будит. Она говорит – Сахаров тебя просит. Ну ладно, Сахаров. А чего он звонит? Послала ли я телеграмму? Я сказала: послала. И он меня с Новым годом поздравил, ну ладно, Бог с ним.
Прошло немного времени – второй суд ленинградский, «околосамолетчики». Я опять около.
ЮР Это уже не угонщики, а те, кто готовил?
ЕБ Те, которые готовили первый полет. Они планировали взять 40-местный самолет и набрать сорок человек. Но это потом сорвалось и они перешли на маленький 12-местный, что-то в этом роде.
ЮР А, по-моему, самолет был АН-2?
ЕБ Маленький, да. А «околосамолетчиков»[35] судили отдельно. И я передавала по телефону все это. Приехала и опять пошла к Сахарову рассказывать. Но этот процесс особого интереса у него не вызвал.
Ну и что же дальше? Эдик еще в Ленинграде, еще не отправлен в лагерь, потому что он был свидетелем на «околосамолетном» процессе. И я ездила каждый месяц делать ему передачу.
ЮР Он сидел в Крестах?
ЕБ Нет, в Большом доме. И вот я приезжаю в Ленинград, иду пешком, я на Пушкинской всегда у Наташи останавливалась.
ЮР Наташа это кто?
ЕБ Наталья Викторовна Гессе. Она жила прямо рядом с вокзалом. Иду пешком и смотрю – газета с траурной рамкой. Это уже апрель, когда умер Игорь Евгеньевич[36]. И читаю на стене в газете некролог. И вот тут я проявила чуткость и человечность. Я позвонила из Ленинграда Андрею Дмитриевичу и выразила соболезнование. Когда я вернулась, это было уже через день после похорон, Андрей позвонил, и я ему сказала, что уезжаю в Киев. Зачем вы в Киев едете?
И я ему рассказала, что вот у меня есть подруга Маша Олсуфьева[37] – итальянка, которая приезжает в Киев с группой как переводчица, и поэтому я еду в Киев повидаться с ней. А он мне говорит: Люся, а вы позвоните мне из Киева. Я говорю: ну хорошо, я позвоню. И пришлите какую-нибудь открыточку с видом, я говорю: ну ладно, пришлю. По сей день лежит эта открытка из Киева, и я ему позвонила.
Ну, а потом тут лето, каких-то особых дел не было, и мы с Шихановичем собираемся к Вайлям в ссылку ехать. И Андрей Дмитриевич мне говорит, что вот Марк Перельман – я впервые тогда услышала эту фамилию – физик, зовет его снять дачу в Арсауле, такая около Сухуми станция, приехать с Любой и Димой[38]. А Таня уже жила сама по себе, она уже замуж вышла. Он бы поехал, но некуда девать Малыша, собачку. А Андрей знал, что мама с Алешей в Переделкине жили – я снимала. Это был маленький домик, снимали две комнаты и веранду. Я говорю: недели на две можно ее подкинуть. Спросила у мамы, мама спросила, какая собака, она больших собак лагерных боится до смерти. Я говорю: такая такса маленькая, невзрачная. Ну ладно, Бог с ней.
И Андрей с Любой поехали в Переделкино отдавать Малыша. И уехали в Арсаул. А мы с Шихановичем поехали в ссылку. Андрей Дмитриевич знал, что мы собираемся в ссылку – к Боре Вайлю