[172]. Андрей и Валенса были по правую и левую руку мадам Миттеран. А я сидела – у меня по правую руку был Перес де Куэльяр[173]. И я ему рассказывала о Карабахской проблеме. А он через день сказал вслух, что он о ней ничего не знал. Прямо на весь мир обманул.
ЮР Вы там хорошо провели время?
ЕБ Там было хорошо внутри номера, но около номера стояла круглосуточная охрана. Мне хотелось побродить с Андреем по ночному Парижу и вообще свободы и воли. Но, когда за тобой идет шесть человек кодлы или предлагают лимузин, и с двух сторон мотоциклисты, то хорошо не бывает. Один раз мы все-таки удрали в какое-то кафе. Но это было так накоротке, что мы не видели вместе Парижа совсем, Но зато нас принимал премьер и Миттеран. Подъезжает лимузин, с двух сторон стоят гвардейцы в красном и играют гимн, потрясающе. Как королей встречали, абсолютно. Но жить под такой охраной плохо, мне не нравится.
И вернулись мы домой, и нам пришла мысль ехать в Карабах, Андрей позвонил Яковлеву, и Яковлев позвонил Горбачеву. Ты узнал, что мы на Кавказе, и прилетел – присоединился к нам. Ты своим человеком стал после этого, а не до. Именно после Кавказа, ближе к весне 89-го ты стал запросто приходить.
И мы полетели по маршруту Баку – Ереван – Степанакерт – Спитак – Ереван. И потом нас принимал Везиров[174]. И это было такое славословие – глупости, ничего не было стоящего. Он все время пытался с Андреем как бы заигрывать, так за плечи обнимал его. Хотелось по-братски что ли, а у Андрея по-братски не получалось.
И еще интересный момент. Нас поселили в какой-то довольно большой хорошей гостинице. И в гостинице не было ни одного человека, кроме нас. Нас кормили в специальной комнате – такой роскошный банкетный зал. Чем только не кормили, на каждого был официант и только что не на золотых тарелках. Все это было так неадекватно – рядом трагедия.
ЮР У нас получается разговор о преодолении, о любви, о личной жизни.
ЕБ Наша личная жизнь. Это номер два – то, что имеют в виду все. А номер один – Андрей читал мне по вечерам, обычно я в кровати лежала, а он никогда не читал в кровати. Это удивительное совершенно.
ЮР То есть он лежа не читал?
ЕБ Никогда. Как в детстве ему кто-то сказал, то ли мама, то ли папа – лежа читать вредно, так он и продолжал жить под этим лозунгом: «Лежа читать вредно». А я всегда читала лежа. И вот Андрюша мне вечером, сидя рядышком, с листа переводил английские детективы. Язык он знал очень плохо, выговаривать английские слова вообще не умел, но вот он умный был – он улавливал контекст, и детектив получался прекрасный. И это называлось номер один. Андрюша и я очень любили детективы Рекса Стаута, а Андрюша очень любил, я забыла автора, о Пери Мейссоне, такой сыщик, а кто автор не помню.
ЮР Эрл Гарднер.
ЕБ Андрюша говорил: личная жизнь номер один.
А вот у нас была личная жизнь очень даже хорошая летом 89-го года. Мы, во-первых, путешествовали довольно комфортабельно, но свободно. Были за лето 89-го года в Голландии, Норвегии, в Англии, в Швейцарии, в Италии и в Америке, во Франции. В Америке мы были.
ЮР Вы мне сейчас говорите географию, я не об этом говорю.
ЕБ Но эта география вся очень насыщена личной жизнью. Она не была такой напряженно-общественной.
Вот я тебе хочу дать мои фотографии, но далеко не все, по моему выбору.
ЮР Ваши, корявые – не корявые, – это меня совершенно не интересует. Чем они и хороши, эти фотографии, что тут есть дом, Грузия, Армения, разные человеческие кадры. То есть у нас получается очень любопытно сложенная книга. Один такой кусок истории и собственное счастье. Вот оно и есть. Посмотрите, это ли не фотография о счастье, что тут можно сказать. Вы посмотрите.
ЕБ Очень хорошая.
ЮР Вы смотрите на него, улыбаясь, влюбленными, я полагаю, глазами, а он смотрит на меня, гордясь и обнимая, двумя руками он держит вас, вы видите или нет? А это – что ни фотография, вы посмотрите, они же все одна в одну.
ЕБ И это очень счастливые фотографии.
ЮР Так они все счастливые. А это что – не счастливое? Человек сидит работает, а я у него за спиной. Человек спокойно пускает за спину. А это несчастливая фотография, посмотрите? Тут уже иначе, тут уже вы ручку положили.
ЕБ Да, но я очень горжусь.
ЮР Да, вы чрезвычайно горды. А это не счастливая фотография? Ремонт! Да, сзади унитазы какие-то, он сидит думает. Это вообще фотография чудная, где вы вдвоем стоите.
ЕБ Да. Андрей милуется с женой. Хорошие стихи я написала, вообще-то это плагиат.
ЮР Андрей милуется с женой?
ЕБ Да, со своей женой, не с чужой. Как положительный герой. А что, положительный герой, правда. Эта фотография лета 87-го года. Одна из лучших Андреевых.
ЮР Это дома. Он что, левша был, почему ручка в левой руке?
ЕБ А он двумя руками одинаково работал, немножко одной, немножко другой.
ЮР Я не знал.
ЕБ Он был двусторонний.
ЕБ У нас были приглашения и в Осло, и в Англию и в Женеву в ЦЕРН[175], и в Италию. И вот это лето, оно было, с одной стороны, насыщенным всякими общественными выступлениями и какими-то чествованиями Андрея, но вместе с тем оно было очень семейным и очень личным. В Лондоне были очень интересные встречи.
ЮР Он не особенно поддерживал беседы? В светской беседе он был не силен?
ЕБ Он говорил без красивости и, я бы сказала, медленно, но содержательно, что важно. И очень логично. И в Лондоне мы ходили в Ковент Гарден. Потом шлялись по ночному Лондону неоднократно. В какие-то бары заходили.
А ночью рядом с нашей гостиницей, там такой проулочек был, полиция брала какой-то притон. Там такой шум был, крик, выстрелы, гудки автомашин. Так интересно, мы вылезли на балкон и смотрели на все это. Ходили в Гайд-парк, все что положено влюбленным туристам делать, все было сделано.
Из Лондона мы полетели в Осло. Мы себя чувствовали свободными. Хотя я уверена, что присмотр был. И так как мы собирались к детям, мы ходили по каким-то магазинам, покупали внукам подарки какие-то, игрушки.
ЮР А вот в какие магазины любил заходить Андрей Дмитриевич?
ЕБ Вот он любил магазины технические, бузу какую-нибудь смотреть. Если ему дать свободу, то покупал сверла, пилы и еще что-то. И ему все хотелось набор инструментов для машины. Но это он покупал в Америке.
Потом мы летали в Калифорнию. Там в Беркли была такая широкая конференция обо всем: о мире, о разоружении, о положении в странах, выходящих из тоталитарного режима.
И мне кажется, что именно в этот период, хотя это никак вроде бы медицински не было проявлено, Андрей стал себя чувствовать хуже. Потом он вышел из этого состояния.
ЮР А что значит хуже?
ЕБ Ну не знаю, как-то ходить ему не хотелось, еще что-то. Вялый был. Какая-то усталость. Когда я, уже постфактум, стала анализировать последний год, то для меня стало это совершенно ясно. Вот там физики писали: ах, голодовки подорвали его здоровье. Ничего подобного. И когда он приехал из Горького, он был бодрый. И жив, и активен. А вот съездовское напряжение сказалось. И в Стенфорде у меня было какое-то ощущение первого толчка. Хотя, когда мы вернулись снова в Бостон, он был у врача, и ничего нового не обнаружили.
И в конце августа мы полетели во Францию. Мы неделю гостили на юге Франции у Эда Клайна. Мы трое – Джил, жена Эда, и я – вообще не вылезали из бассейна. А Андрей сидел в шезлонге возле бассейна и кончал писать Конституцию.
И мы ездили вчетвером, Эд, Джил, Андрюша и я, в Монте-Карло и там играли в казино. У Андрея всегда в кармане были неразменные 25 рублей или что-нибудь вроде 25 франков, больше ему не надо, а остальное у меня в сумочке. И вот он каждые десять минут, проиграв очередные франки, произносил: Люсенька, дай! Люсенька, дай! Я давала, давала, а потом Эд сказал, что хватит уже. Ну Андрею не выигралось ни одного франка. Он был так огорчен. И все время сетовал, что у нас уже не осталось ни одного дня снова съездить в Монте-Карло. Говорил, что сделал расчет, по которому можно точно выиграть много. В общем, он стал, как игрок Достоевского. Этого я не знала за ним никогда.
Мы вернулись в Париж. А дальше мы жили три или четыре дня вообще сами по себе. Например, пришел Володя Максимов, и мы ходили в какой-то ночной не совсем приличный ресторан, ходили по Парижу.
ЮР Что значит не совсем приличный, дамы что ли там танцевали?
ЕБ Дамы.
ЮР А как Андрей Дмитриевич смотрел на дам?
ЕБ По-моему, больше на меня.
ЮР Вы очень самонадеянны.
ЕБ Может быть. А 24 октября мы полетели в Японию. Там проходил так называемый Форум нобелевских лауреатов. Очень сильно роскошно все было. Ну вот, вернулись из Японии, и очень скоро я поехала в Америку без Андрея, он вначале собирался ехать, но все тут разные предсъездовские и прочие дела. В это время, помимо всех текущих дел, он все время дописывал и переписывал Конституцию.
ЮР А съезд когда начался?
ЕБ Съезд начался 12-го.
ЮР Значит, мы с ним общались до вашего приезда. Я вам расскажу. Он мне позвонил ночью, это было часов, наверное, одиннадцать. Он мне позвонил и говорит: Юра, хорошо, что я вас застал, приходите ко мне. Я говорю: я сейчас приеду, Андрей Дмитриевич. Он говорит: возьмите с собой магнитофон и фотоаппарат. Я оделся, впрыгнул в машину и приехал сюда. А когда мы сели на кухню, он достал крафтпакет, там были овсяные печенья большие такие, свежие. А у него такой тон, он меня всегда подкалывал чуть-чуть, и я так, с улыбочкой: ну, Андрей Дмитриевич, такие роскошные печенья, откуда у вас такие? Он говорит: это я купил в съездовском буфете. Теперь я подкупленный депутат.