нятными лозунгами, но как раз этого-то Элиот и не умела. Ее гуманизм носил отвлеченный характер и в конкретной политической борьбе был совершенно неприемлем. Вместо отчетливого размежевания на классы и партии Элиот проповедовала всеобщее примирение, отказ от борьбы, все тот же отвлеченный альтруизм. Ее романы «второго периода» сильно уступают ее раннему творчеству. Вызванный ими в свое время интерес быстро прошел. В настоящее время, в отличие от ранних романов, они почти забыты.
IV
Роман «Сайлес Марнер» — один из лучших романов наиболее плодотворного периода в творчестве Элиот. В нем ярко и последовательно проявились те черты ее творческого метода, которые определили ее место в английской литературе.
Предшественники Элиот — Диккенс, Теккерей и вся «блестящая плеяда» английских реалистов сороковых годов — жили в эпоху острых социальных столкновений. Их творчество испытало на себе воздействие чартистского рабочего движения и тех общеевропейских революционных событий, которые не могли не найти отклика в Англии. В лучших произведениях этих писателей ставились существенные проблемы эпохи, их романы пытались раскрыть «тайну капиталистического общества», его внутреннюю структуру, его сущность. Классовые битвы эпохи толкали писателей-реалистов на смелые поиски. В шестидесятые годы сложились иные условия. При отсутствии напряженных общественных конфликтов социальная тема не могла не утратить своей остроты. Иллюзии «классового мира» приглушили интерес к социальной борьбе. Крупные исторические события, изображение которых помогало раскрытию социальных проблем у Вальтера Скотта, также не вызывают прежнего интереса.
Позитивистская философия теоретически обосновывала отказ от поисков существенных закономерностей жизни общества, предписывая изучение единичных явлений. Задачу литературы она видела в описании явления, а не в раскрытии его сущности. В споре Льюиса с писательницей Шарлоттой Бронте позитивистский теоретик рекомендовал ей придерживаться точных наблюдений над повседневной обыденной жизнью и избегать поэтических домыслов, произвольных обобщений. Особенно враждебен был позитивизму романтизм с его субъективностью, с его попытками «угадать» существенные закономерности жизни, с его культом героев, с его интересом ко всему иррациональному и загадочному. Джордж Элиот называла Байрона «себялюбивым мизантропом» и даже у Диккенса осуждала как романтическую неправду все то, что не вмещалось в рамки обычной повседневной жизни.
Романтизм считал невозможным воплощение в искусстве прозаического содержания современной действительности. Чтобы стать «поэтичным», герой должен был быть преступником, человеком, изгнанным из общества. Его прошлое должно было храниться под покровом зловещей тайны. Эта концепция оказала большое влияние и на творчество реалиста Диккенса, с его демоническими злодеями и добродетельными героями. Гротескные преувеличения Диккенса помогали ему раскрыть реальные контрасты в жизни буржуазного общества. Литературные произведения Элиот строятся по иному принципу.
Подобно тому как в переведенной ею книге Штрауса Иисус Христос лишен своего божественного ореола и низведен до уровня обычных людей, так и в романах самой Элиот отсутствует романтический гиперболизированный герой. Обычные, заурядные жизненные условия порождают здесь острые мучительные конфликты. Настоящее глубокое человеческое горе, по ее мнению, «живет по соседству с вами» и «проходит мимо вас не в лохмотьях, не в бархате, а в очень обычной, вполне приличной одежде». В ее романах существен контраст различных нравственных принципов, главным образом столкновения обычного для буржуазной среды эгоизма, себялюбия, жизни для себя и заложенного в качестве идеальной возможности в человеческой душе альтруизма, способности забыть о себе во имя других людей.
В отличие от романтиков Элиот считала, что современный писатель должен отразить обыденную жизнь ничем не примечательных людей, она видела свою задачу в том, чтобы открыть прекрасное в душе скромного деревенского ткача. Она писала, что ее герои «не отличаются ни особенной глупостью, ни особенными пороками, ни особенной мудростью; взгляд их ни особенно глубокомыслен, ни особенно выразителен; их жизнь, по всей вероятности, никогда не подвергалась смертельной опасности и в их жизни не было волнующих приключений; способности их далеко не гениальны, и в них не клокочут разрушительные страсти… И тем не менее многие из этих незначительных людей чувствуют возвышающее душу стремление выполнить свой трудный долг, как подсказывает им совесть». Именно конфликт, возникший от столкновения этих благородных черт характера Сайлеса Марнера с роковыми обстоятельствами его жизни, становится центральной идеей романа Элиот.
В «Сайлесе Марнере» Элиот рассказывает о событиях, насчитывающих полувековую давность. Главные эпизоды романа происходят в последние годы войны Англии против Наполеона, в одну из самых драматических эпох в истории обоих народов. В это время шли кровопролитные сражения, менялась карта Европы, мир содрогался от политических и социальных переворотов, а в тихом Рейвлоу — медвежьем углу «доброй старой Англии» — все это отражается лишь в том, что цены на сыр и на шерсть достаточно высоки, благодаря чему жители местечка живут без забот. «История» вторгается в роман лишь в виде случайной реплики сквайра Кесса, выражающего опасение, как бы внезапный мир не нарушил благоприятную для деревенских товаров ситуацию на рынке.
Все действие романа не выходит за пределы частной жизни людей, не связанных непосредственно с крупными историческими событиями. Элиот не свойственно вольное обращение с историческими фактами. В романе нет явных анахронизмов, но нет и специфики данной эпохи, того духа времени, который играет такую значительную роль у Вальтера Скотта. Элиот стремится воссоздать застойную жизнь маленького английского местечка, не менявшуюся со времен Георга I.
Отсутствие исторической конкретности искупается повышенным вниманием автора к конкретности бытовой. С пристрастием этнографа описывает Элиот жизнь жителей Рейвлоу — их костюмы, обычаи, суеверия, их будничные заботы и нехитрые сеульские развлечения, споры в трактире и праздник в доме богатого сквайра, — все это выписано с любовью и подробно, ибо эта обстановка непосредственно определяет то, что больше всего интересует Элиот, — обыденную жизнь обыденных людей.
Романтики очень любили патриархальную деревенскую обстановку, которую они считали последним бастионом старых докапиталистических форм жизни. Они идеализировали сельских жителей, рассматривая их как «естественную» среду, лишенную буржуазного своекорыстия, как средоточие традиционной морали и веселого дружелюбия. Элиот в одной из статей обвиняет в фальши и незнакомстве с деревней тех писателей, которые рисовали сельских жителей веселыми остряками, сыплющими крылатыми словечками, или наивными и простодушными людьми. На самом деле эти люди, по словам Элиот, «с виду неприглядны и обычно серьезны, если не унылы. Веселыми они становятся всего чаще под пьяную руку и тогда шутят и смеются не по-нашему». Иными словами, нет причины идеализировать жителей деревни и представлять их себе источником всяких добродетелей: «Себялюбивые инстинкты человека не побеждаются зрелищем полевых цветов, и бескорыстие не насаждается классическим сельским занятием мытья овец. Чтобы сделать людей нравственными, недостаточно поставить их на подножный корм».
В этом духе Элиот и рисует жителей Рейвлоу в романе «Сайлес Марнер». Эти люди, проводящие свою жизнь в однообразном тяжелом труде, больше знакомы с несчастьем, чем с радостью и наслаждением. Они постоянно боятся чего-то и недоверчиво относятся ко всему новому. «Всякое умение, будь то ловкое владение таким хитрым инструментом, как собственный язык, или иное искусство, неизвестное сельским жителям, уже само по себе казалось им подозрительным». Круг их желаний так же ограничен, как и круг их мыслей. Их развлечения убоги, их споры бессмысленны, их рассказы в трактире бесконечно повторяют одно и то же, как «любимую мелодию», и присутствующие всякий раз с удовольствием выслушивают то, что им самим известно не хуже, чем рассказчику. Разве только у Мопассана можно найти такое откровенное и безжалостное описание «идиотизма деревенской жизни», как в романе «Сайлес Марнер».
Наиболее яркой фигурой этого захолустного уголка «старой веселой Англии» является сквайр Кесс, духовный мир которого ничем не превосходит кругозора его арендаторов. Это тупой, тщеславный самодур, с внезапными взрывами ярости, принимающий в пылу гнева дикие решения и из упрямства не отменяющий их, когда его гнев остывает. «Так застывает и твердеет, превращаясь в камень, огненная лава», — пишет Элиот, подчеркивая этим сравнением «стихийность», неодухотворенность внутреннего мира сквайра.
Его сын Данси оказывается в романе главным отрицательным персонажем. Согласно традиции Диккенса и Теккерея, такой персонаж обладал более яркой индивидуальностью и умственным превосходством по сравнению с окружающей средой. У Диккенса, например, отрицательный герой обычно — носитель демонических черт и стремления к власти над людьми. Это шло от романтической традиции, которую, однако, Элиот не собиралась продолжать. Данси Кесс в ее романе не слишком далеко ушел от своей среды. Это просто повеса и бездельник, в котором нет ничего загадочного. Он, пожалуй, еще более ограничен и примитивен, чем другие персонажи. Если у Теккерея Бекки Шарп поражала нас своей проницательностью, дальновидными расчетами, умением проникнуть в чужую душу, то герой Элиот жалок в своем духовном убожестве. Его сознание не в силах вместить сразу больше одной мысли, и, переходя к выводу, он успевает забыть о предпосылке. Так, забравшись в хижину Марнера в отсутствие ее владельца, он решает, что ткач умер, и тут же внезапно у него возникает вопрос: «Кто унаследует его деньги?» В следующую минуту он уже разыскивает спрятанное в тайнике «наследство», забыв, что смерть Марнера была лишь догадкой.