Бесит, что я чувствую облегчение.
Рано или поздно я действительно расскажу ребятам.
Первую субботу рождественских каникул я провожу в школе. Все в пижамах — сидят на сцене кружком, едят пончики и пьют кофе из пластиковых стаканчиков. Но мы с Эбби пристроились на краю сцены: мои ноги болтаются над оркестровой ямой, ее — лежат на моих коленях.
Пальцы у меня липкие от сахарной пудры. Я где-то далеко. Изучаю кирпичные стены в зале. Некоторые кирпичи в задней стене темнее других, почти коричневые, и складываются в форму двойной спирали. Сделано вроде бы случайно, но в то же время до странности намеренно.
Двойные спирали — это интересно. ДНК. Буду думать о ней.
Попытки не думать о чем-то подобны игре в «Ударь крота»: затолкаешь одну мысль подальше — на поверхность тут же лезет другая.
Крота у меня, судя по всему, два. Крот первый: на этой неделе я трижды тусовался с Ником и Лией после репетиции, а значит, у меня было три шанса сказать им, что я гей, но все три раза я промолчал, поджав хвост. Крот второй: Блю. Безупречно грамотный Блю, который и не представляет, сколько раз я перечитываю каждое свое письмо перед отправкой. Блю, который так закрыт, но (удивительно!) иногда очень любит пофлиртовать. Блю, который думает о сексе, о сексе со мной.
Ах да, двойные спирали. Извилистые, петляющие двойные спирали.
Мартин заходит в зал через задние двери. На нем длинная старомодная ночная сорочка и бигуди.
— О, вау. Он и правда… Окей. — Эбби кивает и широко улыбается, глядя на Мартина.
Он делает пируэт, но тут же запутывается в подоле ночнушки и, в последний миг схватившись за подлокотник кресла, победно улыбается. Это Мартин, дамы и господа. С ним вся жизнь как представление.
Мисс Олбрайт подходит к сидящим на сцене и призывает к порядку. Мы с Эбби тут же примыкаем к остальным. Я оказываюсь рядом с Мартином и одариваю его улыбкой. Он слегка ударяет меня по руке, но взгляд его устремлен вперед, как у папаши, который пришел на тренировку к сыну (папаши, который одевается, как моя бабуля).
— План такой, пижамная банда, — начинает мисс Олбрайт. — Утром мы разберемся с музыкальными номерами. Сначала номера с большими ансамблями, потом — разделимся на группы поменьше. В обед устроим перерыв на пиццу, а потом прогоним всю постановку целиком.
Через ее плечо я вижу Кэла: он сидит на платформе и пишет что-то на полях своего сценария.
— Вопросы? — спрашивает мисс Олбрайт.
— А тем, кто уже все выучил, нужно носить с собой сценарии и делать пометки? — интересуется Тейлор, дабы убедиться, что мы в курсе, какая она умница.
— Утром — да, днем — нет. По заметкам пройдемся, когда закончим. Я бы хотела прогнать оба действия подряд. Естественно, получится сумбурно, но это нормально. — Мисс Олбрайт зевает. — Ладно, перерыв пять минут, а потом начнем с песни «Food, Glorious Food».
Я собираю волю в кулак и, пока не успел отговорить себя, подхожу к Кэлу и усаживаюсь рядом с ним на платформу. Задеваю коленом его колено и говорю:
— Милый горошек.
Кэл улыбается.
— Милые лабрадоры.
Ну, он очаровашка, поэтому придираться я не буду, но собаки у меня на штанах — однозначно золотистые ретриверы.
Я заглядываю к нему в сценарий.
— Что рисуешь?
— А, это? Не знаю, — говорит он, убирает челку назад и краснеет.
И, боже милостивый, он просто прелесть.
— Я не знал, что ты умеешь рисовать.
— Вроде того.
Он пожимает плечами и поворачивает сценарий ко мне. Рисунок у него динамичный, с жирными штрихами и острыми углами. Неплохо. Правда, Лиа рисует лучше. Но это все неважно, потому что нарисовал Кэл супергероя.
Супергероя, понимаете? Мое сердце сжимается и замирает. Блю любит супергероев.
Блю.
Я чуть придвигаюсь к Кэлу, и наши ноги соприкасаются, совсем немного.
Не уверен, заметил ли он.
Не знаю, почему я сегодня такой смелый.
Я на девяносто девять и девять десятых процента уверен, что Кэл — Блю.
Но есть крошечный шанс, что я ошибаюсь. И я почему-то не могу просто взять и спросить напрямую.
Поэтому я спрашиваю:
— Как тебе кофе?
— Очень даже ничего, Саймон. Очень даже ничего.
Я поднимаю голову и вижу, что Эбби с большим интересом наблюдает за мной. Я бросаю на нее недовольный взгляд, и она отворачивается, но на губах ее остается легкая понимающая улыбка, которая меня просто убивает.
Мисс Олбрайт отправляет меня, Кэла и еще нескольких ребят в кабинет музыки и назначает Кэла главным. Учитывая обстоятельства, это мне на руку.
Чтобы попасть туда, мы должны пройти мимо кабинетов математики и естествознания и спуститься по задней лестнице. В субботу здесь темно, жутко и классно. Школа совсем пуста. Кабинет музыки находится внизу, в закоулке в конце коридора. Раньше я пел в хоре, так что мне доводилось здесь бывать, и с тех пор тут ничего не изменилось. Складывается впечатление, что кабинет не менялся лет двадцать.
У стен — три ряда стульев на встроенных платформах, образующих половинку шестиугольника, в центре — большое деревянное фортепиано с ламинированной наклейкой, которая велит держать правильную осанку. Кэл садится на край банкетки и потягивается, убрав руки за голову.
— Так. Мм, может, начнем с «Consider Yourself» или «Pick a Pocket or Two»? — спрашивает он, водя ногой по ножке банкетки. Вид у него растерянный.
Тем временем Мартин пытается нанизать одну бигудю на конский хвост Эбби, и она тыкает его в живот барабанной палочкой, а кое-кто из ребят достал гитары и наигрывает поп-песни без разбора.
Никто особо не слушает Кэла, кроме меня. Ну и Тейлор.
— Убрать эти пюпитры? — спрашиваю я.
— Эм, да, было бы здорово, — говорит он. — Спасибо, ребят.
На одном из пюпитров лежит ярко-оранжевый листок, который привлекает мое внимание. На нем — слова «СЕТ-ЛИСТ», написанные черным маркером, а ниже — список песен. Это классные старые песни типа «Somebody to Love» и «Billie Jean».
— Что это? — спрашивает Тейлор, и я пожимаю плечами, передавая лист ей.
— Ерунда какая-то, — говорит она, отбрасывая его в сторону.
Конечно, ерунда. Тейлор — враг всего классного.
Кэл принес ноутбук мисс Олбрайт с фортепианными записями аккомпанемента. Все очень стараются, чтобы закончить после первого прогона, поэтому репетиция проходит вполне неплохо. Как бы мне не хотелось этого признавать, но, кажется, у Тейлор лучший голос в школе после Ника.
Эбби так круто танцует, что тянет на себе весь ансамбль. А все, к чему прикасается Мартин, становится странным, нелепым и ужасно смешным. Особенно, когда он в ночнушке.
Еще почти час до общего сбора в актовом зале, и мы, вероятно, должны прогнать сценарий еще раз, но будем реалистами: сегодня суббота, а мы — объевшаяся пончиками кучка подростков из драмкружка, гуляем по темной пустой школе в пижамах…
Заканчивается все тем, что мы поем диснеевские песни на лестнице. Эбби, как выяснилось, наизусть знает весь репертуар «Покахонтас», и, конечно, все знают песни из «Короля Льва», «Аладдина» и «Красавицы и чудовища».
Видимо, оттого, что Тейлор отлично подбирает гармонии, а мы разогрели голоса на песнях из постановки, звучит это обалденно. И акустика на лестнице шикарна.
А потом мы возвращаемся наверх, и Мила Одом с Ив Миллер выкатывают кресла на колесиках из компьютерного класса. Как удачно, что в Криквуде длинные прямые коридоры.
Вот оно счастье — держаться за кресло обеими руками, пока Кэл Прайс мчит его по коридору. Мы идем наперегонки с двумя десятиклассницами из ансамбля. Кэл — парень довольно медлительный, поэтому они нас сильно обгоняют, но мне как-то все равно. Он держится за мои плечи, мы оба смеемся, и шкафчики проносятся мимо, размазываясь в голубую зубную пасту. Я опускаю ноги, и мы останавливаемся. Наверное, сейчас мне надо встать с кресла… Я поднимаю руку, чтобы «дать пять» Кэлу, но вместо этого он на секунду переплетает свои пальцы с моими. Потом опускает взгляд и улыбается, пряча глаза за челкой. Мы разъединяем ладони, и я чувствую, как грохочет сердце в груди. Мне приходится отвести взгляд.
Тут, как ни странно, в одно из кресел забирается Тейлор. Ее светлые волосы развеваются позади, пока Эбби толкает ее по коридору, и вот они — неоспоримые чемпионы. Похоже, дело в сильных ногах Эбби. Я понятия не имел, что она такая шустрая.
Эбби падает на меня, смеясь и тяжело дыша, и мы валимся на пол у шкафчиков. Она опускает голову мне на плечо, и я обнимаю ее за талию. Лиа часто конфузится, когда ее трогаешь, и, само собой, я стараюсь не слишком нежничать с Ником, но Эбби любит обниматься, и я тоже, поэтому нам клево. С того разговора в машине после «Вафл Хауса» между нами все так естественно и комфортно. Просто уютно сидеть с ней рядом, вдыхая ее волшебный греночный запах, и наблюдать, как девятиклассники несутся наперегонки по коридору.
Мы с Эбби сидим не шевелясь так долго, что у меня затекает рука. И только когда мы наконец собираемся в актовый зал, я понимаю: за нами наблюдают два человека.
Первый из них — Кэл.
Второй — Мартин. И, похоже, он вне себя от ярости.
— Спир, поговорить надо. — Мартин тянет меня на лестничную клетку.
— Э-э, прямо сейчас? Но Мисс Олбрайт хочет, чтобы мы…
— Мисс Олбрайт подождет, черт подери.
— Ладно, в чем дело? — Я облокачиваюсь на перила и смотрю на него снизу вверх.
На лестнице темно, но у меня хорошо со зрением и я вижу, как напряжена его челюсть. Мартин молчит и ждет, когда все остальные отойдут и не смогут нас услышать.
— Вижу, ты думаешь, это все капец как смешно, — шипит он.
— Что?
Он не уточняет.
— Я не врубаюсь, о чем ты, — в итоге говорю я.
— Естественно, не врубаешься.
Мартин скрещивает руки на груди, растопырив локти, и из глаз его просто хлещет ненависть.
— Марти, серьезно. Я не знаю, почему ты расстроен. Если хочешь просветить меня — отлично. Если нет — мне нечего тебе сказать.