Десять минут спустя, держась за руки, мы едим кашу из сэндвича «Орео» с молоком. Прекрасный ланч. И «Орео» в коробочке куда больше, чем молока. Я бы ни за что на свете не додумался взять ложки, но Брэм о них не забыл. Ну разумеется.
— Что теперь? — спрашиваю я.
— Думаю, пора возвращаться в школу.
— Нет, в смысле… я про нас. Я не знаю, чего ты хочешь. Не знаю, готов ли ты признаться, что гей, — говорю я, но он в это время легонько водит большим пальцем по линиям моей ладони, и я теряю мысль.
Палец останавливается. Брэм поднимает на меня взгляд и переплетает свои пальцы с моими. Я откидываюсь на сиденье и наклоняю голову к нему.
— Я за, если ты за, — говорит он.
— В смысле — за? — переспрашиваю я. — За что?.. За то, чтоб быть моим парнем?
— Ну. да. Если ты этого хочешь.
— Конечно, хочу, — говорю я.
Мой парень. Мой помешанный на грамматике талантливый кареглазый соккерист.
Я не могу перестать улыбаться. Ну правда, бывают времена, когда не улыбаться куда сложнее.
Тем же вечером, в 20:05, Брэм Гринфелд меняет свой статус на «Фейсбуке»: он больше не «Без пары» — и это лучшее, что случалось за всю историю интернета.
В 20:11 Саймон Спир тоже меняет статус на «Фейсбуке». Благодаря чему получает примерно пять миллионов лайков и мгновенный комментарий от Эбби Сусо: Л АЙК ЛАЙК ЛАЙК.
За которым следует комментарий от Элис Спир: Погоди — чего?
А за ним еще один от Эбби Сусо: Позвони мне!!
Я пишу ей эсэмэс, что поговорю с ней завтра. Сегодня мне не хочется делиться ни с кем подробностями.
Вместо этого я звоню Брэму. Честно, я поверить не могу, что до вчерашнего дня не знал, что у меня есть его номер. Он тут же отвечает.
— Привет, — говорит он, быстро и мягко, будто это только наше с ним слово.
— Важные новости сегодня на «Фейсбуке». — Я опускаюсь на кровать.
Его тихий смешок:
— Ага.
— Ну что, каков наш следующий ход? Будем вести себя элегантно? Или завалим всем ленты селфи с поцелуями?
— Думаю, селфи, — отвечает он. — Но не больше пары дюжин в день.
— И по воскресеньям пост в честь каждой проведенной вместе недели.
— А по понедельникам — в честь первого поцелуя.
— И каждый день — по паре дюжин постов о том, как мы друг по другу скучаем.
— Я и правда по тебе скучаю, — говорит он.
Черт возьми, ну почему именно на этой неделе я под домашним арестом?
— Чем ты сейчас занимаешься? — спрашиваю я.
— Это приглашение?
— К сожалению, нет…
Он смеется.
— Сижу за столом, смотрю в окно и разговариваю с тобой.
— Разговариваешь со своим парнем.
— Ага, — говорит он, и по голосу я слышу, что он улыбается. — С ним.
— Всё. — У шкафчика меня поджидает Эбби. — Я так больше не могу. Что, блин, происходит между тобой и Брэмом?
— Я, эм.
Я смотрю на нее и, раскрасневшись, расплываюсь в улыбке. Она ждет. И я пожимаю плечами.
Сам не знаю, почему так странно все это обсуждать.
— Боже мой, ты только посмотри!
— Что такое? — спрашиваю я.
— Ты покраснел. — Она тыкает пальцами мне в щеки. — Прости, но ты такой милашка, что просто кошмар. Иди уже. Иди отсюда.
Мы с Брэмом в одной группе по английскому и алгебре, а значит, два часа я буду томиться, не сводя глаз с его губ, а потом еще пять часов — эти губы представляя. Во время ланча мы прячемся в актовом зале, и без декораций он выглядит непривычно. В пятницу здесь будет проходить школьное шоу талантов, поэтому кто-то уже украсил занавес блестящими золотыми кисточками.
Мы в зале совсем одни, и он кажется таким огромным, что я беру Брэма за руку и тяну в мужскую гримерку.
— Так-так, — говорит он, пока я пытаюсь совладать с задвижкой. — Будем заниматься чем-то секретным?
— Ага, — говорю я и целую его.
Он опускает руки мне на талию и притягивает ближе.
Брэм выше меня всего на пару сантиметров, пахнет мылом Dove, а еще (учитывая, что его поцелуйная карьера началась только вчера) — у него по-настоящему волшебные губы. Мягкие, сладкие, неторопливые. Он целуется, как Эллиотт Смит поет.
Потом мы достаем два стула, и свой я ставлю так, чтобы закинуть ноги ему на колени. Он барабанит руками по моим ногам, и мы говорим обо всем на свете. О том, что Крошка Зародыш уже стал размером с картофелину. О том, что Фрэнк Оушен — гей.
— О, и кстати, угадай, кто, оказывается, был бисексуалом, — продолжает Брэм.
— Кто?
— Казанова.
— Гребаный Казанова?
— Ага, — говорит он. — По словам моего папы.
— Ты хочешь сказать, — говорю я, целуя его руку, — это папа разъяснил тебе, что Казанова был бисексуалом?
— Он сказал мне это в ответ на каминг-аут.
— У тебя потрясающий папа.
— Он потрясает своей неловкостью.
Люблю его кривую ухмылку. И то, как он расслабляется рядом со мной. Серьезно, обожаю. Все это.
Он наклоняется почесать лодыжку, и сердце мое сжимается. Золотисто-коричневую кожу у него на шее.
Все-превсе.
Я витаю в облаках до конца дня, думая только о нем. А добравшись до дома, отправляю ему сообщение:
Так по тебе скучаюююю!!!
В смысле, в шутку. По большей части.
Он мгновенно мне отвечает:
Поздравляю с двухдневным юбилеем!!!!!!
Отчего я прыскаю со смеху за кухонным столом.
— А ты в хорошем настроении, — говорит мама, заходя в дом с Бибером.
Я пожимаю плечами.
Она смотрит на меня с вопросительной полуулыбкой.
— Ладно, хорошо, не думай — ты вовсе не обязан ничего рассказывать, но просто, чтоб ты знал: если тебе захочется…
Чертовы психологи. Ведь обещала же не надоедать.
Я слышу, как к дому подъезжает машина.
— Это Нора так рано вернулась? — спрашиваю я.
Забавно, но я уже привык, что ее не бывает дома до самого ужина. Я выглядываю в окно и не верю своим глазам. Да, приехала Нора. Но машина. и кто за рулем.
— Это что, Лиа? — спрашиваю я. — Подвозит Нору?
— Похоже на то.
— Так, ладно. Мне нужно выйти.
— О, нет, — отвечает мама. — Как жаль, что тебе нельзя.
— Мам, — говорю я.
Она вскидывает руки.
— Ну пожалуйста. — Нора уже выходит из машины.
— Я открыта к переговорам, — говорит мама.
— О чем?
— Отмена домашнего ареста на один вечер, а взамен — десять минут доступа к твоему «Фейсбуку».
Боже мой.
— Пять, — говорю я. — И под моим надзором.
— Хорошо, — соглашается она. — Но я хочу взглянуть на твоего парня. Все ясно. Значит, как минимум одну из сестер я собственноручно прибью. Но сначала — Лиа. И я выбегаю из дома.
При виде меня Нора удивленно поднимает голову, но я проношусь мимо и, еле дыша, берусь за ручку пассажирской двери. В машину я заскакиваю быстрее, чем Лиа успевает возразить.
Если у Брэма машина старая, то у Лии вообще развалюха как из «Флинтстоунов». В ней есть кассетница и допотопные ручки, которые нужно крутить, чтоб опустить окна. У лобового стекла разложены плюшевые анимешные персонажи, на полу вечные обертки и пустые бутылки из-под колы. И стоит такой старческий цветочный аромат.
Вообще-то машина Лии мне по-своему нравится.
Лиа глядит на меня, будто не верит своим глазам. Она прямо обдает меня волнами презрения.
— Выметайся из моей машины, — приказывает она.
— Я хочу поговорить.
— Ну а я не хочу.
Я пристегиваю ремень безопасности.
— Отвези меня в «Вафл Хаус».
— Ты, блин, шутишь, что ли?
— Ни капельки. — Я откидываюсь на спинку кресла.
— То есть ты меня похищаешь?
— О, — говорю я. — Похоже на то.
— Охренеть просто.
Она качает головой. Но уже через мгновение отъезжает от моего дома. Она смотрит прямо перед собой, поджав губы, и не произносит ни слова.
— Я знаю, что ты на меня злишься, — начинаю я.
Молчание.
— И мне очень жаль, что так вышло с той пятницей. Правда.
Молчание.
— Может, что-нибудь скажешь?
— Приехали. — Она останавливается. На парковке почти никого нет. — Бери свою гребаную вафлю или что ты там хотел.
— Ты идешь со мной, — возражаю я.
— Ага, еще чего.
— Ну ладно, не надо. Но без тебя я не пойду.
— Не моя проблема.
— Окей, — говорю я. — Поговорим здесь.
Я расстегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к ней.
— Не о чем тут говорить.
— И что теперь? Всему конец? Просто перестанем дружить?
Она откидывается на сиденье и закрывает глаза.
— Оу-у, может, поплачешься об этом своей Эбби?
— Ты что, серьезно? — не выдерживаю я. — Да чем она тебе так не угодила? — Я пытаюсь не кричать, но все равно говорю слишком громко.
— Ничем, — чеканит Лиа. — Я просто не понимаю, почему вы с ней внезапно стали лучшими друзьями.
— Ну, хотя бы потому, что она девушка Ника.
Лиа резко вскидывает голову, будто я дал ей пощечину.
— Ага. Продолжай делать вид, что все из-за Ника. А мы все забудем нахрен, что ты сам сходишь по ней с ума.
— Ты шутишь, что ли? Я гей!
— Платонически сходишь по ней с ума! — кричит она. — Но это, конечно, ерунда. Она и правда уровнем повыше.
— Что?
— Гребаная лучшая подружка, версия 4.0. Теперь доступна в самом симпатичном и веселом дизайне!
— Боже ты мой… Ты тоже симпатичная.
Она смеется.
— Как скажешь.
— Серьезно, хватит. Меня это заколебало. — Я поднимаю на нее взгляд. — Ничего она не «уровнем повыше». Ты — моя лучшая подруга.
Она фыркает.
— Ну, это правда. Вы мои лучшие друзья. И Ник. Все трое, — говорю я. — Но тебя невозможно заменить. Ты же Лиа.
— Тогда почему ты ей первой рассказал, что ты гей? — спрашивает она.
— Лиа.
— Ладно, пофиг. У меня нет права париться из-за этого дерьма.
— Не говори так. Ты можешь париться из-за какого хочешь дерьма.
Она молчит. И я молчу. И тогда она говорит: