Окрестные леса потихоньку тонули в вечерних сумерках, и на расстоянии уже трудно было отличить дерево от скалы. Стало ясно, что дальнейшие поиски придется отложить; к тому же Вольферт не взял с собой необходимые для этого инструменты. Тем не менее он был доволен, что теперь знает, где следует искать зарытые сокровища, и постарался запомнить все ориентиры, чтобы вернуться сюда в другой раз, после чего двинулся в обратный путь с твердым намерением немедля взяться за дело, сулящее золотые горы.
Основная причина треволнений, мучивших Вольферта все последнее время, была в определенной степени устранена, и его освободившийся от лишнего груза разум дал волю воображению, которое тут же стало рисовать тысячи образов и химер, навеянных этой обителью призраков. На каждом дереве ему мерещились пираты, опутанные цепями, и внутренне он уже приготовился увидеть какого-нибудь испанского дона с перерезанным от уха до уха горлом, медленно поднимающегося из земли и потрясающего в воздухе мнимым мешком с золотом.
Обратный путь вновь пролегал через заброшенный сад. Нервы Вольферта от перенапряжения начали сдавать: он испуганно вздрагивал от каждого звука, будь то вспорхнувшая птица, шелест листьев или упавший орех. При входе в сад путники издали заметили человека, который медленно поднимался по дорожке с тяжелой ношей на спине. Они остановились и стали наблюдать. Им обоим показалось, что на голове у этого человека был шерстяной колпак – и что самое ужасное! – кроваво-красного цвета.
Человек не торопясь направился к прибрежным скалам и остановился у двери в мрачный склеп. Прежде чем войти внутрь, он обернулся, оглядываясь по сторонам. Каково же было состояние Вольферта, когда, присмотревшись к его свирепому лицу, он узнал утонувшего флибустьера! Шок был настолько сильным, что ему не удалось сдержать невольный крик ужаса. Человек медленно поднял руку и молча погрозил в их сторону своим могучим кулаком. Вольферт не стал дожидаться, что будет дальше, и дал деру. Сэм, в котором проснулись все прежние страхи, бросился вслед за ним. Прочь, прочь от этого места, сквозь кусты и чащобы, не обращая внимания на цепляющиеся колючки, не переводя дыхания! Лишь миновав жуткий лес и выбравшись на большую дорогу, ведущую в город, они позволили себе отдышаться.
Только спустя несколько дней Вольферт набрался смелости, чтобы довести до конца свое предприятие, – так его напугало явление с того света ужасного пирата. Одному Богу ведомо, сколько он пережил за это время! Забросив все дела, он беспокойно ходил из угла в угол в дурном настроении, потерял аппетит, путался в мыслях и словах и вообще вел себя странно. В итоге Вольферт окончательно потерял покой; даже во сне его мучили кошмары в виде огромного мешка с золотом, который сдавливал ему грудь. Он что-то лепетал о несметных деньгах; воображал, будто откапывает клад и раскидывал в стороны постельное белье, принимая его за землю; бросался под кровать в поисках сокровищ и извлекал оттуда, как он думал, бесценную кубышку с золотом.
Жена и дочь Вебера пришли в полное отчаяние, решив, что Вольферт опять впал в безумие. Голландские домохозяйки, сталкиваясь с трудностями и сомнениями, как правило, выбирают одного из двух «семейных оракулов» – пастора или врача. В то время среди манхэттенских кумушек особой популярностью пользовался один маленький смуглый и немного старомодный на вид лекарь, выделявшийся, впрочем, не столько целительским искусством, сколько познаниями в сфере всего загадочного и сверхъестественного. Звали его доктор Книпперхаузен, однако он был более известен как Высокоученый немецкий доктор[5]. К нему-то и направились несчастные женщины в надежде, что он что-нибудь посоветует и поможет излечить Вольферта от нелепых «чудачеств».
Они застали доктора в его крохотном рабочем кабинете; на нем была темная камлотовая мантия ученого и черная бархатная ермолка, какие носили Бургаве, Ван Хельмонт[6] и другие светила медицины. На крупном приплюснутом носу Книпперхаузена красовались очки с зелеными стеклами в черной роговой оправе. Он сосредоточенно изучал какой-то немецкий фолиант, который, казалось, отражал его смуглое лицо, отчего оно выглядело еще более темным. Доктор очень внимательно выслушал рассказ женщин о странностях заболевания Вольферта; но когда они дошли до бреда о зарытых кладах, маленький человечек навострил уши. Увы! Бедные женщины! Знали бы они, к кому обратились за помощью!
Добрую половину своей жизни доктор Книпперхаузен посвятил поискам способов быстрого обогащения – мечта, на осуществление которой многие впустую тратят большую часть отпущенных им лет. В молодости он провел не один год в горах Гарц в Северной Германии, где от рудокопов научился уйме полезных способов нахождения запрятанных в земле сокровищ. Затем он совершенствовал свои познания под руководством странствующего мудреца, соединившего секреты лекарского искусства с магией и фокусами. Голова его была буквально напичкана массой практических сведений по любым мистическим наукам; он весьма неплохо для дилетанта разбирался в астрологии, алхимии, гадании и ворожбе; знал, как найти украденные деньги и где под землей скрываются источники воды; по причине темного характера этих познаний его и стали называть Высокоученым немецким доктором, что было равнозначно чернокнижнику. До Книпперхаузена не раз доходили слухи о кладах, зарытых в различных уголках острова, и он уже давно горел желанием напасть на их след. Как только ему рассказали о болезненных причудах Вольферта, о его бреде наяву и во сне, он тотчас же определил по этим симптомам застарелую манию кладоискательства и счел дальнейшие расспросы излишними. Секрет золотого клада чрезвычайно тяготил Вольферта все то время, пока он вынашивал его в тайне, а поскольку к домашним врачам многие относятся как к своего рода духовнику, то незадачливый охотник за сокровищами с радостью воспользовался случаем облегчить душу. В результате, вместо того чтобы вылечить пациента, доктор сам заразился его болезнью. Подробности, которые ему сообщил Вольферт, подогрели алчность Книпперхаузена; он ничуть не сомневался, что поблизости от загадочных крестов зарыт клад, и предложил Вольферту объединить усилия, а также посоветовал сохранять максимум секретности и осторожности. Клады, сказал доктор, следует копать только в ночное время по установленному порядку и с соответствующими церемониями, такими, в частности, как сжигание душистых снадобий и произнесение заклинаний, а сверх того, кладоискателю перво-наперво нужно обзавестись прутиком-лозой, который обладает чудесным свойством указывать на место, где зарыты сокровища. Так как доктор оказался более сведущим в подобных делах, то он вызвался подготовить все необходимое и, поскольку луна как раз пребывала в благоприятной фазе, обещал сделать прутик-лозу к установленному дню[7].
Сердце Вольферта преисполнилось радостью оттого, что он встретил столь ученого и искусного помощника. Приготовления шли тайно и без помех. Доктор регулярно консультировал своего пациента, и доверчивые женщины без устали нахваливали его, видя, как благотворно влияют на больного посещения лекаря. Тем временем чудодейственный прутик-лоза, этот универсальный ключ к тайнам природы, был изготовлен по всем правилам. Дабы лучше подготовиться к предстоящему делу, доктор проштудировал кучу специальной литературы. С Грязнулей Сэмом договорились, что он отвезет их на место в своем ялике, поработает лопатой и киркой, а потом предоставит лодку для перевозки увесистой добычи – в том, что клад будет найден, они не сомневались.
Наконец наступила ночь, подходящая для такого серьезного предприятия. Перед выходом из дома Вольферт наказал жене и дочери ложиться спать и не волноваться, если к рассвету он не вернется. Как всякие здравомыслящие женщины, услышав, что не следует волноваться, они тут же запаниковали. По его возбужденному поведению было понятно, что затевается нечто неординарное, и их опасения насчет возобновившейся одержимости Вольферта возросли десятикратно; мать и дочь принялись умолять отца семейства остаться дома, объясняя, что ночной воздух оказывает вредное воздействие на здоровье, но все тщетно. Если уж Вольферт сел на своего конька, то выбить его из седла было совсем непросто. Когда он покинул особняк Веберов, стояла ясная звездная ночь. Широкая шляпа с опущенными полями, подвязанная у подбородка платком дочери, защищала Вольферта от ночной сырости, а госпожа Вебер набросила ему на плечи свой длинный красный плащ и закрепила вокруг шеи.
Доктора с не меньшей заботой собрала в дорогу его бдительная экономка фрау Ильзи: вместо обычного сюртука на нем был камлотовый балахон, под треуголкой виднелась черная бархатная ермолка; под мышкой доктор нес толстую книгу с медными застежками, в одной руке – корзину со снадобьями и сушеными травами, в другой – чудодейственную лозу.
Когда Вольферт с доктором пересекали церковный двор, большие часы на колокольне пробили десять и хриплый унылый голос ночного сторожа протяжно возвестил: «Все в порядке!» Маленький городок на время забыл свои тривиальные страсти и погрузился в глубокий безмятежный сон. Лишь изредка лай горемычной бродячей собаки или романтическая серенада гулящего кота нарушали зловещую тишину. Правда, Вольферту показалось – и не единожды, – что он слышал сзади крадущиеся шаги, но это вполне мог быть отзвук их собственных шагов, отражавшихся эхом в гулком безлюдье улиц. Также ему померещилось, что их неотступно кто-то преследует: он видел очертания высокой фигуры, которая останавливалась одновременно с ними и продолжала движение, когда они трогались с места; однако в сумерках слабый, рассеянный свет фонаря отбрасывал такие тени, что все это могло быть просто игрой воображения.
Когда они подошли к хижине Сэма, старый рыбак уже поджидал их, сидя на корме лодки и потягивая трубку. На дне ялика лежали кирка, лопата, потайной фонарь и глиняная фляга с добрым голландским горячительным зельем для храбрости, которому простодушный Сэм, вне всякого сомнения, доверял больше, чем доктор Книпперхаузен своим снадобьям.