тайные знания.
У Макгинниса он стащил три трубки и фунт табаку, десятнику подбросил в чай дохлую лягушку, а однажды вечером раздобыл где-то бутылку потина, и О’Халлорану потом пришлось держать голову гнома в ведре с холодной водой, пока тот не протрезвел. Счастье еще, что святой Патрик почти не оставил ему колдовской силы. Впрочем, и той, что была, хватило, чтобы напустить на Шона Келли летучий ревматизм. Только через два дня Тим вынудил гнома снять чары, пригрозив, что отберет у него бритву.
Это подействовало, потому что «малыш Рори», как ни странно, вошел во вкус и ни за что не хотел расставаться со своим новым образом.
День шел за днем. Сбережения Тима О’Халлорана стали расти, ведь теперь он игнорировал все попойки, боясь, что во хмелю не сможет углядеть за «племянником». Так и со всем остальным. В результате Тим О’Халлоран остепенился и вскоре прослыл человеком рассудительным и надежным.
И вот однажды утром проснулся он чуть свет и увидел, что гном, побрившись, сидит по-турецки на полу и чему-то усмехается.
– Над чем это ты смеешься с утра пораньше? – сонным голосом осведомился Тим.
– Да так, – ответил гном. – Представил, с какими трудностями в работе мы столкнемся, когда протянем трассу еще миль на десять.
– А почему там будет больше трудностей, чем здесь? – заинтересовался Тим.
– Да потому, что глупцы землемеры велят строить дорогу над подземными источниками. Как начнем рыть, тут-то все и выяснится на потеху дьяволу!
– Ты это точно знаешь? – усомнился Тим.
– Я-то? – обиделся гном. – Да у меня дар слышать, как вода под землей бежит!
– И что нам делать? – спросил Тим.
– Перенести пути на полмили западнее – там твердый грунт, – ответил гном.
Тим О’Халлоран больше не проронил ни слова. Но в обеденный перерыв он добрался до заместителя главного инженера. Раньше тот бы и говорить с ним не захотел, однако теперь Тим О’Халлоран имел репутацию человека положительного и основательного. Откуда ему о воде известно, Тим, конечно, распространяться не стал – сказал, что видел такое в Клонмелле.
Инженер прислушался к его словам и велел провести испытания. И действительно, там сразу же наткнулись на подземный источник.
– Молодчина, О’Халлоран! – похвалил инженер. – Без тебя потеряли бы мы попусту время и деньги. А не согласишься ли ты стать десятником?
– Почему бы и нет? – ответил Тим. – С удовольствием!
– Тогда сразу и приступай, будешь руководить пятой бригадой, – сказал инженер. – А я возьму тебя на заметку. Нам нужны люди с головой на плечах.
– Можно, чтобы племянник остался со мной? – спросил Тим. – Как-никак, я за него отвечаю.
– Можно! – ответил инженер, который с пониманием отнесся к просьбе Тима, ибо у него у самого были дети.
Так Тим получил повышение, а с ним и гном. Но в первый же день на новом месте малыш Рори стащил у инженера из кармана золотые часы – уж очень ему понравилось, как они тикают! Тиму пришлось угрожать гному огнем и мечом, чтобы заставить его вернуть их обратно.
Минуло еще какое-то время, и вот однажды, проснувшись утром, Тим снова услышал смех лепрекона.
– Ну а теперь ты чего веселишься? – спросил он.
– Чем дольше я смотрю на работу смертных, тем более бестолковой она мне кажется, – ответил гном. – Видел я недавно, как нам подвозят рельсы: надо делать так, а они – эдак, хотя так – вдвое быстрее и легче!
– Правда? – удивился Тим и заставил гнома объяснить все как следует.
А затем, проглотив завтрак, помчался к своему новому другу, инженеру.
– Умно придумано, О’Халлоран! – о добрил инженер. – Попробуем осуществить твою идею на практике.
Через неделю под командой О’Халлорана было уже сто человек. Еще никогда на нем не лежала такая ответственность, но это его не пугало, ибо в сравнении с заботами о гноме все прочее представлялось совсем не трудным. Инженер теперь давал Тиму книги для учения, и по вечерам тот усердно занимался, пока гном похрапывал тут же, завернувшись в одеяло.
В те дни люди быстро шли в гору, и Тим уже сделал первые шаги по пути, которому предстояло увести его далеко. Но тогда он об этом не думал, потому что его снедало отчаяние из-за Китти Мэлоун. Приехав на Запад, он получил от нее одно письмо, второе, а потом все прекратилось. И вот недавно ее родители написали ему, что нечего, мол, простому рабочему беспокоить их дочь письмами. Тиму так стало горько, что он чуть не плакал по ночам при мысли о Китти и ее оранжисте. И однажды, проснувшись после очередной такой ночи, он опять услышал смех лепрекона.
– Ну, и над чем ты теперь смеешься? – грустно спросил Тим. – У меня ведь сердце разрывается.
– Смеюсь над человеком, который вдали от своей любимой сидит и горюет из-за дурацкого письма, а у самого деньги в кармане, и первого числа заканчивается контракт.
Тим О’Халлоран аж руками всплеснул.
– Клянусь, твоя правда, маленький проказник! – воскликнул он. – Закончим работу и сразу же в Бостон!
На Запад Тим О’Халлоран отправлялся простым рабочим, а обратно на Восток ехал уже железнодорожным мастером – по бесплатному билету, в спальном вагоне, как настоящий джентльмен. А еще ему обещали хорошее место на железной дороге с подобающим для женатого человека жалованьем. Гном и в поезде причинял хлопоты: укусил, например, за палец толстуху, назвавшую его миленьким мальчиком. Но Тим все время покупал ему арахис, чтобы отвлечь от шалостей, и кое-как справлялся с ним.
По приезде в Бостон Тим оделся с иголочки и принарядил гнома во все новенькое. Затем дал лепрекону денег и велел ему поразвлечься часок-другой, пока сам он повидается с Китти Мэлоун.
Уверенно, с чувством собственного достоинства вошел Тим О’Халлоран в гостиную к Мэлоунам, где, как и можно было ожидать, застал Китти Мэлоун с оранжистом, который все пытался пожать ей руку, а она не давалась. От этого зрелища у Тима кровь в жилах закипела. Увидев его, Китти вскрикнула.
– Тим! О, Тим! – радостно выдохнула она. – А мне сказали, что ты умер на Западе!
– Жаль, что этого не случилось, – буркнул оранжист, выпятив грудь с медными пуговицами. – Видно, и правда, фальшивый пенни всегда возвращается.
– Фальшивый пенни, говоришь, пуговица ты незаконнорожденная! – возмутился Тим О’Халлоран. – У меня к тебе только один вопрос: будешь драться или дашь деру?
– Буду драться, как мы дрались на реке Бойн![36] – нагло ухмыльнулся, поднимая кулаки, оранжист. – Кто тогда дал деру, да так, что только пятки сверкали?
– Ах, вот как ты запел! – сказал Тим О’Халлоран. – Что ж, я тоже знаю победные песни. Придется напомнить тебе девяносто восьмой год![37]
С этими словами он, изловчившись, одним ударом сбил оранжиста с ног, к немалому переполоху Мэлоунов. Мать начала визжать, а Пат Мэлоун завел было речь о полиции, но, услышав слова Тима, оба сразу умолкли.
– Зачем вам выдавать дочь за кондуктора конки, когда она может стать женой будущего начальника железной дороги? – сказал Тим.
И тут он выложил на стол свои сбережения, а затем и письмо, в котором ему была обещана работа с подобающим женатому человеку жалованьем. Мэлоуны совсем притихли, а приглядевшись к Тиму получше, окончательно изменили мнение о нем. Они выпроводили кондуктора из дому, ибо сам он никак не хотел уходить – ведь это было признанием поражения, – после чего Тим О’Халлоран поведал им свои приключения.
В его пересказе они живости не потеряли, хотя о гноме он не обмолвился ни словом, решив, что с этим лучше повременить. А потом Пат Мэлоун предложил ему выкурить по сигаре.
– Но, похоже, сигары закончились, – подмигнул он Тиму. – Вы тут посидите, я сейчас сбегаю в магазин за углом.
– Я пойду с тобой, – сказала ему жена. – Надеюсь, мистер О’Халлоран поужинает с нами, надо кое-чего прикупить.
Тут старики ушли, и Тим остался наедине со своей Китти. В самом разгаре разговора, когда они уже начали строить планы на будущее, раздался стук в дверь.
– Кто бы это мог быть? – спросила Китти.
Но Тим О’Халлоран сразу все понял, и у него чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Он открыл дверь – ну, конечно, лепрекон.
– Вот и я, дядя Тим! – с порога заявил «племянничек», ухмыляясь.
Тим О’Халлоран посмотрел на него так, будто впервые видит: костюм, конечно, новый, что и говорить, но лицо перепачкано сажей, и воротничок замаран грязными пальцами. Впрочем, не в этом было дело. Старая, новая ли одежда – какая разница, если сразу видно, что перед тобой нечистая сила, а не живая христианская душа.
– Китти, дорогая моя, я тебе еще не успел сказать… – Тим потупил взгляд. – Это мой племянник, малыш Рори. Он живет со мной.
После таких слов Китти, разумеется, приняла Рори как нельзя лучше, хотя Тим О’Халлоран не мог не заметить, что она то и дело искоса поглядывает на мальчика. А когда она отрезала ему пирога, гном разломал его пальцами на кусочки и, прежде чем отправить в рот, обратился к Китти Мэлоун:
– Ну, так что? Выходишь замуж за моего дядю Тима? Выходи, не пожалеешь, выгодный тебе достался жених!
– Попридержи язык, Рори! – сердито оборвал его Тим.
Китти покраснела, но не успел Тим ничего добавить, как она вступилась за гнома:
– Пусть малыш говорит, Тим О’Халлоран! Пусть говорит все, что думает. Да, Рори, скоро я стану твоей тетей и горжусь этим.
– Хорошо! – одобрил гном, уплетая остатки пирога. – Что ж, думаю, когда ты свыкнешься с моими порядками, мы с вами неплохо заживем.
– Он будет жить с нами, Тим? – спросила Кити Мэлоун тихим спокойным голосом.
Но Тим О’Халлоран взглянул на Китти и понял, что у нее на уме. Ничего ему так не хотелось, как тут же отречься от гнома – пусть сам о себе заботится! Однако он чувствовал, что ни при каких условиях не сможет этого сделать, даже если потеряет Китти.
– Боюсь, что так надо, любимая! – удрученно ответил он.
– Уважаю тебя за это! – Глаза у Китти засияли как звезды, она подошла к гному, взяла его шершавую ладошку и сказала: – Ты ведь согласишься жить у нас, Рори? Мы будем очень рады!