Здесь был дворец ночи, дворец снов и грез, с дверями из рога и слоновой кости: из первых вылетали сны обманчивые, из вторых — вещие. По описанию Лукиана, он окружен очень высокими стенами, куда ведут ворота: внутри полно сов и летучих мышей, поток, текущий лишь ночью; храм петуху. Сны — единственные обитатели этих мест, они разного роста и вида, одни прекрасны, другие бесформенны, одни богато одеты, другие в лохмотьях. Владыка этих мест — Сон (Гипнос или Морфей). Овидий в «Метаморфозах» описывает пещеру в Киммерийской земле, где царят вечные сумерки и откуда вытекает родник забвения; там на прекрасном ложе покоится Гипнос, божество Сна, сын Ночи и брат Смерти.
Есть в стране киммериян пустая гора с каменистой
Мрачной пещерой: издавна там Сон обитает ленивый.
Феб не сияет; лишь тонкий туман, от земли поднимаясь,
Влажной стелется мглой и сумрак сомнительный светит.
Медленной струйкой Летейский ручей, по хрящу пробираясь,
Слабым, чуть слышным журчаньем сладко наводит дремоту…[115]
По Гесиоду, на Сон и Смерть никогда не взирает Гелиос; эти слова перекликаются с Гомеровым «Киммериян печальная область… никогда не являет оку людей там лица лучезарного Гелиос»… Вероятно, эта устойчивая формула относится к области Аида: картина загробной жизни, восходящая к киммерийцам, отражала впечатления вполне конкретной местности. Старые названия не всегда подходили к новым местам обитания. Так, Стиксом («ненавистный») назвали небольшой ручеек в области Аркадия в Греции. Ахерон («поток печали»), Кокит («стенающий»), Флегетон («пылающий»), не приуроченные к конкретной местности, стали восприниматься как вымышленные имена, призванные показать неприглядность смерти.
Переселенцы уносили священную топографию с собой, приурочивая к новым местам, вплоть до Италии. А сцены загробной жизни получили дальнейшее развитие. Представление о топографии Аида с течением времени усложнялось. Подробное описание царства мертвых со всеми градациями наказаний встречаем у Вергилия в «Энеиде», Песнь VI. Она, в свою очередь, опирается на диалог «Федон» Платона и на Гомера, где уже оформилась идея искупления земных проступков и преступлений. О судьбе души повествуется в 11 песне Одиссеи, говорится и о месте для праведников — Элизии. Об островах Блаженных упоминают Гесиод и Пиндар. Греческую, или киммерийскую топографию Аида воспроизводит Вергилий, описывая, как Эней, подобно Одиссею, спускается за прорицанием, встречая пса Цербера, переплывая на ладье Харона адские реки. В Средние века эти сцены завладели воображением Данте, который, посещая загробный мир, берет в провожатые Вергилия.
Все эти картины загробного царства, расцвеченные фантазией поэтов, восходят к описанию Гомера. Цирцея отпускает Одиссея с условием, что он посетит Аид и получит там прорицание мудрого старца Тиресия о своей дальнейшей судьбе.
Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же
Ты, Океан в корабле переплывши, достигнешь
Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий
Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,
Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,
Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.
Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно
Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там
Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.
Одиссей высадился на берегу, затененном, как и сегодня, пирамидальными тополями и ивами. Возможно, описание четырех рек Аида воспроизводит ландшафт, существовавший 6000 лет назад. Во времена Эвксинского озера Дон и Кубань стекались в одно русло, подобно рекам Пирифлегетон (Пылающий) и Ахерон. Характерно, что в поэме Гомера и в поэме «Аргонавтика» описание Аида в общих чертах совпадает. Особенности местности и уцелевшая топонимика, тщательно воспроизведенная путешественниками XVIII–XIX веков, позволяют восстановить эту картину.
«Я стремлюсь доказать, — писал Дюбуа, — что за прорицанием Тиресия Одиссей явился именно к киммерийцам; Таманский остров, где они обитали, казался Гомеру оконечностью Нептунова царства. Здесь расположены врата преисподней; это представление подкрепляют грязевые вулканы и реки с примесью нефти, черные и зловонные — Коцит и Ахерон. Трудно найти более удачное объяснение Гомерова текста. Посещение этих мест убеждает, что Гомер писал с натуры или по рассказам мореплавателей; тексту поэта не менее соответствуют и грязевые вулканы окрестностей Еникале. В подкрепление моего комментария Гомера Плиний пишет, что Киммерикум назывался Керберион по имени трехглавого пса — стража Аида. Отметим также, что славяне называют грязевые вулканы Пекло»[116].
Ученый путешественник начертил несколько карт с островами Керченского пролива в различные геологические и исторические эпохи.
Мы приведем часть его комментариев к ним. «После образования обоих Боспоров, когда равновесие вод было восстановлено, земли устья Кубани еще были далеки от того, чтобы принять их нынешнюю форму. Река впадала в залив, наполняя его наносами, составившими часть территории Тамани, а пока существовал лишь широкий морской рукав с небольшим островом, отделенным от Керченского, — Еникале.
Однако новый агент продолжил колебать эту почву, где Гомер помещает вход в Аид. Унылые грязевые вулканы, извергающие грязь и битум, продолжают действовать и сегодня; их извержения мало-помалу создали новые земли, заполнили морской рукав, перегородили реки и создали заливы и озера. Так острова Киммерийский или Фонтан, Тирамба, Темрюк, Фанагорийский, тогда еще разделенные проливами, постепенно сгруппировались в остров Таманский. Это были настоящие острова, и Кубань, постепенно заполняя своими наносами морской рукав, отделявший ее от архипелага, создавала новую землю. Так взаимодействие двух стихий — моря, превращающегося в сушу, вернее, в своеобразную почву, где вода, земля и огонь постоянно находятся в усиленном противоборстве, ежегодно подвергало топографию новым метаморфозам. Таким образом, древняя земля, где жили киммерийцы Гомера и Геродота, — это не земля Страбона, а земля Страбона — не та, что мы видим сегодня. Кубань, которая омывала тогда стены Фанагории и являлась ее портом, покинула эти места в поисках другого выхода. То, что еще сотню лет назад было судоходным каналом, сегодня — лишь заболоченное место… Острова появляются и исчезают»[117].
Дюбуа упоминает род болотистого канала, соединявшего озеро Афтаниз с лиманом Темрюк. Согласно традиции, корабли, которые шли из Черного моря, проходили вначале через Бугаз лимана Кизильташ, поднимались по Кубани, и по одному из рукавов, ныне высохших, вокруг форта Перевлянский, входили в озеро Афтаниз, откуда попадали в Азовское море по каналу Темрюк[118].
Киммерийцы
Дюбуа де Монпере подробно обсуждал план своего путешествия с научными светилами того времени Карлом Риттером, Александром Гумбольдтом, Леопольдом Бухом. Одной из основных идей был поиск следов киммерийцев на их предполагаемой прародине, в местах, с которыми связаны, как минимум, исторические названия местностей — Киммерик, Киммерий, Киммерийские валы и, собственно, сам Боспор Киммерийский. Интерес к этому народу, расселившемуся на севере и западе Европы и ставшему одним из родоначальников европейских народов, был велик.
Представление об этом дает отрывок из труда Дюбуа де Монпере, который мы приведем полностью. «Позднее киммерийцы Гомера стали яркими действующими лицами древних исторических переворотов, наиболее важных из тех, что изменили облик Европы и Азии. Киммерийцы в Малой Азии у границ Ионии, киммерийцы на берегах Днестра и Буга и, позднее, в датской Кимбрике, скифы в Египте, в Сирии, скифы в сердце древнего мира, господствующие во всей центральной Азии, — все они вышли отсюда. За этим укреплением была столица киммерийцев, центр тогдашней земли. Все взгляды обращены по эту сторону: здесь поднимаются великие вопросы, которые изменят будущее Европы и Азии. Разбуженные мидийцы обретут новую энергию и достойное место; знаменитая империя персов укрепится и с этого времени взоры Азии обратятся к Европе. Дарий, стремясь отомстить скифам, поведет свои армии на юг Европы, облик которой полностью изменится; устрашенные народы будут искать новое отечество; многие обратятся к северу, куда уже отправились киммерийцы, народ богато одаренный и развившийся ранее других, всегда шедший во главе цивилизации в Европе…» И далее путешественник несколько разочарованно добавляет: «И глядя на эти пустынные берега, эти реки и морские рукава без воды, эти безымянные курганы, эти руины, едва возвышающиеся над почвой и не сохранившие ни малейшего воспоминания, эти зеленые холмы, почти безлюдные… спрашиваешь себя, неужели это исходное место столь великих событий?» Увы, время археологических раскопок еще не наступило, и богатейшие сокровища курганов, фундаменты древних городов остались Дюбуа неизвестны.
Происхождение киммерийцев уходит в доисторию, как и в историю. Страбон в «Географии» связывает рассказ о потопе с одним из древнейших народов Сев. Причерноморья и Крыма — киммерийцами. Речь идет об их вынужденном переселении на север, в приазовские степи. Но просвещенный Страбон считает долгом не верить в то, что не поддается рациональному объяснению. «Что касается кимвров (как называет он киммерийцев), то одни рассказы о них неточны, а другие — совершенно невероятны. Ведь нельзя считать причиной превращения их в кочевников и разбойников то обстоятельство, что они были изгнаны из своих жилищ сильным наводнением, когда жили на полуострове… Похоже на выдумку и утверждение, что когда-то здесь произошло сильное наводнение…»