Я стала читать статью под фотографией, но тут на меня опять нахлынул прежний ужас. Пришлось отшвырнуть газету в сторону. Я сидела дрожа и не понимала, почему страх возник снова. Прошло столько времени, а я вернулась в прошлое, будто и не было никакого улучшения. Но оно же было, было!
Тут вошел Дон. При виде меня он встревожился, но не только. На секунду в его взгляде мелькнули раздражение и досада, словно он винил меня и злился, что я опять усложняю ему жизнь, а ведь все, казалось бы, вернулось на круги своя! Но я его понимала. Должно быть, трудно жить с человеком, который находится в таком состоянии. Дон заварил мне чая.
– Ну как, есть интересные вакансии?
Похоже, он решил, что пора мне брать себя в руки.
– Да, есть кое-что, – ответила я.
Но Дон меня раскусил, ведь страницу с объявлениями я даже не открывала. Он взял газету, посмотрел на фотографию. Я закрыла глаза и отпила чай.
– Видела? – Дон ткнул пальцем в статью.
– Нет, не заметила, – покачала я головой.
– Ну да, конечно! Еще как заметила.
– Только на фотографию посмотрела. Там какие-то… земляные работы.
– Нет, это археологические раскопки. Здесь говорится, что они идут уже три недели, и… – пробормотал Дон и опять углубился в чтение.
Но я ничего не хотела знать. Я наконец стала уравновешеннее, спокойнее и хотела бы оставаться в том же состоянии.
– Прочти, – сказал Дон, протягивая мне газету.
– Нет, мне не интересно.
– Ладно, тогда я прочитаю тебе вслух.
– Нет. – Я встала и прокричала во весь голос: – Нет!!!
Но Дон меня не послушал. Просто начал читать.
В тот день строительные работы внезапно пришлось остановить, потому что рабочие раскопали массивную каменную плиту, украшенную резьбой. Присмотревшись, они заметили на ней почти стершиеся буквы. Потом машинист экскаватора заглянул в ковш и заметил нечто, очень напоминающее человеческий череп. Далее последовал телефонный звонок, и все работы на этом месте были прекращены.
Местные историки и сотрудники архива графства опубликовали предварительное заключение, подтвердив, что на этом месте располагалось городское неосвященное кладбище, где хоронили тех, кто покончил с собой или по каким-либо другим причинам не мог быть погребен на церковном кладбище. О существовании этого места было известно давно, но до сих пор его поиски не приносили результатов. Пол Тессали, глава команды, подтверждает: доказательства указывают на то, что ученые на верном пути. «Мы уже обнаружили несколько могил, и хотя многие из них останутся неопознанными, надписи на некоторых частично уцелели. Мы сфотографировали их, и теперь наша задача – расшифровать имена и попытаться отыскать их в сохранившихся документах. Задача нелегкая, поскольку имена тех, кого хоронили на неосвященном кладбище – до середины девятнадцатого века оно было действующим, – записывали редко».
Дон поглядел на меня. Я не понимала, почему эта новость привела меня в такой трепет. Я не боялась ни могил, ни кладбищ. Не испытывала страха перед мертвыми. Если даже я много лет просидела в офисе, стоящем на земле, где хоронили несчастных, от которых отвернулась Церковь, это не имеет значения. Печально, конечно, но ничего пугающего тут нет.
– Дальше читать?
– Как хочешь, но…
Дон налил нам обоим еще чая.
– Полагаю, продолжение тебя заинтересует, – произнес он. – И это еще слабо сказано.
Дон прочел о том, что в могиле, которую раскопали совсем недавно, обнаружили не один, а два скелета, и оба идеально сохранились. Они лежали бок о бок. Рука большого обхватывала руку маленького.
– …женщина и ребенок женского пола, лет четырех-пяти. Судя по следам на шейных позвонках женщины, причина ее смерти – повешение, по всей видимости, с помощью тяжелого ремня с пряжкой. На скелете ребенка никаких следов не обнаружено.
На плоской поверхности могильного камня не было никаких надписей, только полустертые инициалы «Э. Б.», а рядом «+», знак плюс, обозначающий девочку, имя которой история не сохранила.
Передняя комната
Глава 1
В том, что произошло, они винили друг друга, но на самом деле началось все с речи пастора Льюиса.
Ирвины регулярно ходили в церковь, хотя особо набожными себя не считали. Определились они не сразу: сначала сменили англокатолическую приходскую церковь на ее евангелическую соседку, потом перешли в нонконформистскую баптистскую церковь, после нее в методистскую и, наконец, выбрали церковь пастора Льюиса, находившуюся в маленьком здании с крышей из рифленого железа. Царившая там простая, неформальная атмосфера больше всего пришлась Ирвинам по душе. Раз в месяц в субботу вечером проводили так называемую контактную службу, но Ирвины так ни на одной и не побывали. В округе ходили слухи, что они смахивают на спиритические сеансы.
– Это, пожалуй, перебор, – заметил Норман.
Но обычная воскресная служба пастора Льюиса проходила безо всяких отступлений от канона.
Речь, ставшая отправной точкой событий, прозвучала промозглым утром в конце октября, незадолго перед Днем поминовения усопших. В церкви включили обогреватели, поэтому в воздухе пахло горелой пылью, но каждый прибор отапливал только полукруг в несколько футов. Пятьдесят с лишним человек прихожан теснились по краям скамей, стараясь подобраться ближе к источникам тепла.
Обращение – слово «проповедь» пастору Льюису не нравилось – поначалу звучало довольно прохладно, однако уже через несколько минут пастор так разошелся, что всех тронул его горячий пыл. Но, как выяснилось позже, эти чувства никого не подтолкнули к действию – никого, кроме Ирвинов.
Текст был взят из Книги пророка Исаии: «Я хочу, чтобы вы разделили свой хлеб с голодными и приютили бездомных».
Пастор Льюис слегка заикался, а чем больше его распаляли собственные призывы, тем ярче блестели его маленькие глазки, прятавшиеся за стеклами очков без оправы. Это был лысый человечек, чем-то смахивающий на поросенка, но сила его заключалась в ораторском искусстве. Со службы люди выходили ошеломленными и сразу спешили домой. Прихожанин вдруг чувствовал себя виноватым, в ушах звучали гневные слова.
Ирвины не затрагивали эту тему, пока Норман не начал разрезать баранью ногу, из которой сразу засочился блестящий жир. Белинда поставила на стол тарелки с овощами и вдруг внимательно уставилась на еду.
– «Изобилие», – вспомнила она. – А ведь у нас и впрямь изобилие.
Дети Ирвинов, Уоллис и Ферн, уловили торжественный тон матери и замерли. Лори с треском стукнул ложкой по крышке высокого детского стульчика. Все вздрогнули от неожиданности и тут же посмеялись над собой.
– Ферн, нарежь мясо для Лори и покорми его, а то опять стучать будет. – Белинда села. – Господи, благослови эту пищу и нас, рабов твоих!
В своем обращении пастор Льюис подчеркивал, что вовсе не обязательно бродить по улицам, высматривая бесприютных бродяг.
– Возможно, те, кто больше всего нуждается в нашей помощи, совсем рядом, гораздо ближе, чем мы думаем. Что, если это ваш сосед? Старик, пересчитывающий жалкие гроши перед дверью магазина, прежде чем осмелиться зайти внутрь? Давний друг, с которым вы потеряли связь? Помогать благотворительным организациям, которые поддерживают обездоленных и бездомных сего мира, – дело благое, но оглянитесь по сторонам, обратите внимание, что происходит в округе, что творится на вашей улице. Чем вы в состоянии помочь? Что можете дать нуждающимся? Чем поделиться? Едой с вашего стола? Местом у камина? Снимите шоры с глаз, друзья, смотрите дальше… – пастор Льюис широко раскинул руки, – …смотрите ШИРЕ! Да благословит вас всех Господь!
Он поднял руки. Его пальцы пожелтели за сорок лет пристрастия к сигаретам. Говорили, что пастор Льюис бросил курить благодаря молитве: сразу как отрезало! Вот такое чудо произошло с пастором.
– Пожертвования мы, конечно, делаем, – продолжила Белинда. – Но это ведь проще всего.
– Хочешь сказать, что обязательно должно быть трудно? Я не спорю, просто уточняю.
– По-моему, именно это и имел в виду пастор.
Уоллис и Ферн съели все, что собирались съесть. Уоллис вытащил ноги из-под скатерти и уставился на собственные ботиночки. Дети у Ирвинов были тихие.
– Норман, нам с тобой посчастливилось.
– Мы привилегированные люди.
Белинда, никогда толком не понимавшая, что значит «привилегированные», насадила на вилку кусок морковки.
– Надо подумать на эту тему.
– Подумать? Не сделать, а только подумать?
– Разумеется, нет. Мы обязательно должны что-нибудь предпринять.
– Что? – спросила Ферн.
У этой хитрюги всегда ушки на макушке.
– Будь добра, передай мне тарелку.
В тот же вечер они заглянули в переднюю комнату. Дом был совсем простой, самый обычный, 1920-х годов. Низкая калитка. Изгородь. Небольшой садик перед домом, маленькая лужайка. В центре поилка-купальня для птиц, из-за этой штуки траву нормально не скосишь. Вытянутый, узкий задний двор. Ограда. Внутри планировка настолько типовая, что с завязанными глазами не заблудишься. Холл. Большая передняя комната. Эркер. Задняя комната, в стене которой прорублен выход на террасу – пристройку с плоской крышей. Все эти работы закончили до того, как Ирвины сюда приехали. Кухня. Гардеробная на первом этаже. Три спальни. Ванная. Лестничная площадка, которую после полудня освещают лучи солнца. Чердак. В общем, домик аккуратный. Для Ирвинов самое то.
– Вполне приличная комната, – заметил Норман.
– И мы ей совсем не пользуемся. Ну сам вспомни, когда мы здесь сидели?
– На Рождество.
Голубые диван и два кресла, стоявшие в гостиной родителей Белинды, а теперь перешедшие к ней, по-прежнему смотрелись как новенькие. Норман и Белинда застыли, каждый раздумывал над собственным планом предстоящих перемен. Куда поставим кровать? Сюда? Установим современный электрокамин или повесим батарею побольше? Где здесь можно хранить одежду? Влезет ли в комнату письменный стол? Пожалуй, нет, но маленький столик у окна точно поместится.