С Уоллисом – та же картина. Анализы в норме.
– Может, им солнца не хватает? Свозите их на недельку на Мадейру или, скажем, на Тенерифе, – посоветовал врач, но в его голосе звучало сомнение.
Однако ни Норман, ни Белинда не имели возможности взять отпуск. Настроение и аппетит не портились только у Лори.
Каждую ночь Уоллис по два-три раза просыпался с криками и умолял, чтобы его не оставляли одного, поэтому Норман и Белинда в конце концов положили для него матрас на полу своей спальни. Ферн не просыпалась, зато исхудала так, что превратилась в скелет. Ну а потом вернулось зловоние и заполнило все комнаты до единой. Тонкие струйки дыма желтоватого гнойного оттенка просачивались сквозь щели в косяках. Вся семья задыхалась от этих испарений.
– Сил моих больше нет! Здесь оставаться нельзя. Она ведь только этого и хочет: выжить нас. Ладно, ее взяла, пусть празднует победу.
– Ты про кого?
– Сам знаешь. Хватит притворяться.
– Ничего не понимаю, – произнес Норман.
Его лицо приобрело серый оттенок, белки глаз пожелтели.
– А понимать не надо, надо просто уехать.
– Зачем ей нам вредить? Ты ведь намекаешь, что нас преследует ее призрак? С какой стати? Да и вообще, это все сказки.
На следующей неделе Нормана отправили на двухдневную конференцию в Ньюкасл. При мысли, что она в доме одна, Белиндой овладевал такой страх, что кусок не лез в горло.
В первый вечер, в девять часов, она набрала номер пастора Льюиса, но попала на автоответчик.
– Я вас очень прошу, приходите! Или хотя бы перезвоните. Здесь творятся жуткие вещи, мы… нас…
Не успела Белинда положить трубку, как услышала, что дверь передней комнаты открылась, потом снова закрылась. Белинда понимала, что должна идти наверх, к детям, но не осмеливалась даже пересечь коридор. Вместо нее к лестнице направился кое-кто другой. Послышались шаги, сопровождаемые стуком палок. Сначала – медленно по коридору, тук-тук, потом так же медленно по ступенькам, бум-бум. Если бы не дети, Белинду покинули бы остатки храбрости, и она бы так и тряслась всю ночь на кухне. Но эта женщина, точнее, ее призрак, наводил страх на семью Белинды, и вот теперь он поднимался в детские.
Белинда распахнула кухонную дверь:
– А ну спускайся! Не смей туда ходить! Ты что творишь? Что тебе от нас нужно? Чем мы перед тобой провинились? Мы пустили тебя в свой дом! Почему ты нас ненавидишь? За что вредишь детям?
Воцарилась абсолютная тишина, будто уши Белинды набили войлоком.
– Чего ты хочешь?
Тишина сгущалась. Руки и ноги Белинды, до этого тяжелые, как камень, вдруг снова обрели подвижность, и она взлетела вверх по лестнице. Никто не преграждал ей путь. Но жуткая тишина продолжала висеть в воздухе.
Белинда оставила дверь в спальню приоткрытой. Двое старших детей спали там на своих матрасах, свернувшись калачиком лицом друг к другу. Оба были бледны и совсем отощали.
Выходя из комнаты, Белинда заметила на стене напротив тень. Женщина застыла как вкопанная. Тень чуть дрогнула.
– Убирайся отсюда, оставь нас в покое! – даже не проговорила, а прошипела Белинда.
Тень опять качнулась, словно дерево на ветру, но не сдвинулась с места. Тишина стояла такая, будто весь дом завалило толстым слоем снега. Белинда не слышала даже дыхания детей. Тут тень разделилась на части, как отражение в воде после броска камня, потом она стала таять и наконец рассеялась без следа. Перед Белиндой была пустая стена.
В воздухе сохранились лишь слабые остатки прежней вони. Белинда успокоилась, уверенная, что пока новых происшествий не будет. В доме воцарился покой. Тишина стала просто тишиной, а не зловещим молчанием. К тому же теперь отовсюду доносились обычные звуки: машина на улице, вода в трубах, бойлер на кухне разогревается, Уоллис прокашливается.
И все же пронзительный звонок в дверь так напугал Белинду, что она подпрыгнула. Белинда заглянула к детям, но те спокойно спали. В дверь позвонили снова, на этот раз настойчивее.
– Кто там?
Цепочку снимать Белинда не стала.
– Пастор Льюис. Я получил ваше сообщение…
Когда Белинда открыла дверь, внутрь ворвался пронизывающе холодный поток воздуха, будто на улице стояли морозы.
– Что стряслось? Белинда, вы очень плохо выглядите, возвращайтесь скорее в тепло.
Знакомая кухня с ее привычными звуками подействовала на Белинду успокаивающе.
– Сейчас накрою на стол. Пастор, забыла, что вы пьете. Чай?
– Садитесь, я сам заварю чай. Не волнуйтесь, все найду.
Белинда с удовольствием опустилась на стул.
– Ну а пока я занимаюсь чаем, объясните, что случилось.
Пастор слушал рассказ Белинды молча. Сначала она запиналась, но потом слова хлынули потоком. Белинда сама удивилась, сколько подробностей всплыло в памяти.
Пастор поставил на стол чайник и чашки:
– Вот, горячий с сахаром. Пейте.
– Я обычно не…
– Так ведь и ситуация необычная.
Все разрозненные детали, крутившиеся у Белинды в уме, словно части картинки в калейдоскопе, который как следует встряхнули, вдруг встали на свои места. Картинка наконец сложилась.
– Звучит бредово.
– Нет-нет.
– Пастор Льюис, вы ведь разговаривали с Соланж, вы с ней неплохо поладили.
– И все же я оставался настороже.
– В каком смысле?
– Меня нелегко ввести в заблуждение. Конечно же, я хотел, чтобы проблема решилась сама собой. Надеялся, что здравый смысл возобладает.
– Зря.
– Похоже, что так.
– Когда она умерла, мне казалось, что до этого мы жили под черной тучей и вот наконец вышли на солнце. Стало так легко, будто у меня крылья выросли.
– Я верю в зло, Белинда, иначе почему в молитвах Господу мы просим защитить нас от него? Верить в зло необходимо.
– Еще бы я в него не верила. Сейчас в Соланж больше злобы, чем при жизни. Теперь ей не надо сдерживаться, и ее злобность не знает границ.
– Да-да, зло и силы зла. Но насчет привидений, Белинда, вы, по всей видимости, заблуждаетесь.
Пастор взял чашку чая. А потом раздались звуки.
Сначала по лестнице взлетели шаги, потом они пронеслись по коридору. Дверь распахнулась, впуская в дом дикий порыв ветра. Чашка пастора упала на блюдце и разбила его. Обжигающе горячий чай залил стол. Дверь захлопнулась, и на секунду в доме снова повисла тишина, а потом сверху донесся плач.
Полусонная Ферн пыталась сесть и издавала слабые звуки, напоминающие мяуканье, но быстро успокоилась. Уоллис спал, зарывшись под одеяло. Светлые волосы стояли вокруг головы, будто пух одуванчика. Исхудавшие мальчик и девочка лежали смирно.
– Видите, Белинда? С детьми все в порядке. Их просто напугал ветер. Ничего с ними не случилось. У вас совершенно расшатаны нервы.
– Зачем она это делает? Как она вообще это делает? Вы только взгляните на них. Почти ничего не едят, в чем только душа держится. Тают как свечки.
Пастор Льюис с мрачным видом окинул взглядом детей. Выражения на его лице сменяли друг друга, будто он боролся с собой и разрывался между разными решениями.
– В нашей церкви обряды экзорцизма не проводят, – после долгой паузы проговорил он. – Однако в данном случае этот вариант следует рассмотреть. – (У Белинды гора с плеч свалилась.) – А теперь поцелуйте детей и подоткните им одеяла. Не успеете опомниться – и наступит утро.
Белинда не могла выразить словами, как она благодарна пастору Льюису. На пути в комнату Лори Белинда снова и снова повторяла: «Спасибо».
От ее крика пастор Льюис прирос к месту. Холод сковал его руки и ноги, заморозил каждый нерв, пробрал до мозга костей. Кроватка Лори стояла пустая.
Они обежали все комнаты, звали его, но в доме Лори не оказалось.
Умная и хитрая Соланж забрала единственное, что ей было нужно и что она до сих пор демонстративно игнорировала.
Лори так и не нашли, ни одной зацепки не обнаружили: ни следов, ни отпечатков пальцев. Во всяком случае, признаки проникновения в дом человека отсутствовали – здесь были только члены семьи. Пастор Льюис некоторое время еще кое-как старался читать проповеди, но был совершенно сломлен: и телом, и умом, и даже духом.
Норман и Белинда переехали, хотя и недалеко. Их новый дом представлял собой современную безликую коробку, не хранившую внутри ни прошлого, ни воспоминаний. Впрочем, от начала с чистого листа им легче не стало, и утешения оно им не принесло.
Зато Уоллис и Ферн снова начали нормально есть и расти, на их щеки вернулся румянец, а болезненная худоба осталась в прошлом. Эти двое больше не интересовали Соланж: для нее проделки с ними были лишь забавой и отвлекающим маневром.