После вчерашнего сокрушительного пожара от величественного особняка XVII века осталась только оболочка. Предполагают, что возгорание произошло из-за неисправной проводки и возникло в подвале, а затем огонь быстро распространился по всему зданию и вырвался наружу через дыры в крыше. Внутри никого не было.
Клотен-Холл является собственностью Комиссии по историческим зданиям и памятникам Англии. В зимний период он был закрыт, особняк планировали открыть для посетителей на Пасху. Дом был приобретен на благотворительном аукционе в 1990 году, до этого он почти 430 лет принадлежал семейству Дайкер-Венн. Со временем род угас, последними его представителями стали пожилые братья Альберт и Монтегю Дайкер-Венны, проживавшие в особняке вдвоем, но в 1990 году они скончались с разницей в месяц. Братья обнищали, поэтому и дом, и прилегающая территория находились в весьма плачевном состоянии.
«Это место будто существовало в ином измерении, – говорит пресс-секретарь. – Во многом оно напоминало заколдованный замок, где ничего не осовременивали, не меняли, не убирали и не обновляли несколько поколений. Сады буйно разрослись. Такое чувство, будто попадаешь в сказку».
Когда Комиссия приобрела Клотен-Холл, было принято решение отреставрировать и дом, и меблировку, но со всей возможной деликатностью. Несколько команд экспертов по консервации исторического наследия трудились шесть лет, чтобы отремонтировать и восстановить не только само здание, но и девяносто пять процентов его обстановки. Они старались вернуть прошлое к жизни, не повредив и не нарушив самый ценный атрибут этого особняка: его атмосферу.
«Мы стремились сохранить дух эпохи и подчеркнуть, что Клотен всегда был семейным домом, а не музеем или дворцом богача. Но что касается садов и территории, то они заросли так, что здесь мы действовали более беспощадно: деревья, вот-вот готовые упасть, заросшие пруды, которые легко не заметить, крошащиеся статуи и ветхие хозяйственные постройки… Многим пришлось пожертвовать, но эксперты по ландшафтному дизайну той эпохи дали нам полезные рекомендации, посоветовав, что и где сажать. С помощью чертежей и более поздних фотографий, обнаруженных в доме, его медленно воссоздавали в прежнем виде, хотя на то, чтобы привести в порядок сады, понадобилось гораздо больше времени. Клотен-Холл был уникальным поместьем. Ни один из наших домов не идет с ним ни в какое сравнение. То, что его погубил пожар, – настоящая трагедия».
Решение о будущей судьбе здания еще не принято.
На первой полосе газеты поместили фотографию, и еще одну внутри. Дым. Языки пламени. Струи водяных пушек выгибаются дугой на фоне ночного неба и обрушиваются в самое сердце огненной стихии.
А потом – Клотен-Холл на рассвете. Фотография с воздуха запечатлела опустошенную внутреннюю часть здания, напоминавшего недостроенный кукольный дом: стены, полы, наполовину сгоревшие лестницы, крыша отсутствует, вместо мебели горки углей.
Я ехал домой на автобусе. Моя работа далеко от дома: добираюсь на двух автобусах, а потом еще прохожу пешком целую милю. Иногда люблю жаловаться, но могло быть и хуже: по крайней мере, мне не приходится ездить на метро. Я бы этого просто не вынес. Будь я вынужден добираться до своей нынешней работы под землей, скорее всего, уволился бы.
Обычно на этом этапе поездки я открываю страницу головоломок. Я большой любитель кроссвордов, хотя мою результативность нельзя назвать стопроцентной. Когда попадаются вопросы о цитатах, или о знаменитостях, или по античной мифологии, мои познания оставляют желать лучшего. Но с гордостью сообщаю, что еще не было случая, чтобы я не разгадал судоку. Это моя любимая разновидность гимнастики для ума. Заполненная решетка доставляет мне почти физическое удовольствие.
Но в этот вечер все мое внимание поглотили фотографии Клотен-Холла и статья о пожаре. Я думал о нем всю оставшуюся дорогу, и когда пришел домой, эта тема не шла у меня из головы. Я даже не стал включать свет. Просто сидел в кресле, перебирая в памяти давние события и позволив моему подсознанию выдавать мелкие подробности и обрывки воспоминаний, поднимавшиеся наверх, будто пузырьки к поверхности воды.
Дома у меня газет не было, но, когда я включил телевизор, чтобы посмотреть новости, показывали Клотен-Холл: обугленный, почерневший и до сих пор немного дымившийся. Я выключил звук. Не хотел, чтобы какой-нибудь репортер рассказывал мне о пожаре или, еще хуже, излагал краткую историю этого места. Не желал видеть чье-то преувеличенно серьезное лицо. Откуда репортерам знать, что для меня значил Клотен-Холл? Да и какое им до этого дело?
Клотен-Холл.
Тем вечером я не ужинал. А когда укладывался спать, понимал, что долго не усну. Выключив свет, я лежал на спине и смотрел на янтарное сияние уличного фонаря, оно заливало платяной шкаф, стеганое одеяло на кровати и стену за ней, луч падал на мое лицо и руки. Он напоминал мне отсвет гаснущего пламени пожара.
Я задавался множеством вопросов. Но осознавал: только один из них имеет значение, однако вряд ли я когда-нибудь найду на него ответ.
Был ли он там? Поглотил ли его огонь вместе с дубом и вязом, витиеватой лепниной, великолепной сводчатой Большой галереей, потайной лестницей? Или он давно покинул дом – возможно, потому, что после меня больше никого не сумел найти?
Я забылся сном, и мне снился треск и языки огня. Пахло дымом и едкой гарью. Я увидел его, он стоял в Большой галерее. Потом сидел на моей кровати, потом лежал на полу рядом с ней, бледный и хрупкий, по его лицу катились слезы.
Я дал ему руку, и в моем сне он улыбнулся, вышел из огня и с улыбкой потянулся к моей руке. Он улыбался.
Глава 1
– Миссис Миллс?
Мальчик по имени Тоби Гарретт тихо вынырнул из теней коридора. Тоби худой, как стебелек, в глазах тревога.
– Странный мальчик, – часто говорил директор.
– Несчастный мальчик.
– С чего вы взяли?
Но она не хотела углубляться в эту тему, боясь показаться сентиментальной фантазеркой: Ройс этого не одобрял.
Да, мальчик и впрямь несчастный.
– Здравствуй, Тоби.
– Миссис Миллс… – Не поднимая головы, он носком ботинка обводил узор плитки на полу.
– Тебя что-то беспокоит?
– Мне здесь нравится. – (Она ждала продолжения.) – Можно я останусь?
Она удивилась этому вопросу. Насколько ей было известно, о том, чтобы Тоби покинул Хестерли, разговоров не велось.
– Можно я буду жить здесь на полном пансионе? Пожалуйста. Я заселюсь сегодня же, прямо сейчас.
Лицо Тоби сморщилось.
– Тоби, у меня занятия. Давай поговорим после уроков в Комнате тишины.
– Пожалуйста, разрешите мне сразу. Хочу переехать сейчас.
– Нет. Встретимся в четыре часа, договорились?
В лице мальчика было столько отчаяния и мольбы, что миссис Миллс не выдержала и отвернулась.
Он уже ждал ее у двери в Комнату тишины, переступая с одной ноги на другую. Тело напряжено, будто натянутая струна.
– Вы спрашивали? Мне разрешили остаться?
– Это не мне решать, Тоби. Вернее, не только мне. Потребуется согласие твоих родителей, и…
– Они согласятся, точно согласятся. Я вас очень прошу.
– Отчего такая срочность?
За этим последовала история о бурных скандалах и ярости, царящей в его доме, о криках и ударах кулаком о стену, о швырянии тяжелых предметов, о реках слез и окровавленном лице матери. Об угрожающем рокоте ярости отца.
– Здесь мне будет спокойно, – сказал мальчик.
– Послушай меня внимательно, Тоби. Посмотри мне в глаза и, пожалуйста, скажи правду. Твой отец или кто-нибудь другой бьет тебя?
Мальчик покачал головой:
– Они меня не замечают.
Развод – обычное дело, и среди родителей учеников этой школы в том числе. Но домашнее насилие – явление гораздо более редкое. Измены, скука, даже пьянство – всем этим никого не удивишь, но чтобы мать избивали на глазах у тринадцатилетнего сына?..
– Они согласятся.
Так и вышло.
Не прошло и недели, а Тоби уже нашли место, потом перевезли его вещи. Никого не интересовало, когда мальчик вернется домой.
Что он будет делать на Рождество?
– Поедет к моему брату, – сказал отец. – У него сыновья того же возраста. Или к тете.
– Можно я останусь здесь на Рождество?
Мальчик аккуратно складывал пижаму – штанины точно одна к другой, край выровнен четко параллельно краю подушки.
Общежитие «Кемпион». Воспитатели – Грэм и Мел Тейлор. Обстановка непринужденная и уютная. Теперь огромных общих спален больше нет, в одной комнате живут четыре-шесть мальчиков. У каждого пуховое одеяло. Над кроватью достаточно места для двух небольших постеров. Шкафчики. Фотографии. Родители. Братья и сестры. Собаки. Мишки. Конструктор «Лего».
У Тоби Гарретта фотографий не было.
– Тоби, хочешь, я принесу тебе постер? Пусть повисит, пока из дома не пришлют твои вещи.
– Нет, спасибо.
Но у него был атлас и блокнот, где он рисовал страны, которые придумывал сам. А во втором блокноте Тоби составлял списки – всего подряд. Он знал двух своих соседей по спальне. Они встретили его приветливо, но особого внимания на него не обращали. Кровать рядом с Тоби пустовала.
Он спал глубоко и беззвучно. Люк Бичем бормотал во сне, Дэвид О’Хара вертелся с боку на бок, а Тоби лежал без движения. Здесь ему было спокойно. Это ощущение покоя оказалось для него в новинку, и он ему доверял.
– Кто спал на четвертой кровати?
– Джек Мёрдок. Он уехал. Кажется, его семья сейчас в Африке.
– Скоро еще кого-нибудь подселят, – заметил О’Хара. – Школе нужны деньги.
Этот кто-то появился три дня спустя. Его звали Андреас.
– Ты откуда?
– Не знаю.
Другие двое покатились со смеху.
– Сам не знает, откуда взялся!
Подталкивая друг друга локтями, они хохотали нарочито громко.
– Отстаньте от него. Он просто забыл.