– Ничего.
– Ты странный.
Тоби вздохнул и посмотрел мимо Хилдера на возвышавшуюся за его спиной заднюю стену дома. В одном из окон наверху Тоби разглядел лицо. Голова и плечи. Бледная кожа. Черные волосы. Потом видение растворилось. Может, померещилось?
– Тобс, помощь не нужна?
Дэвид О’Хара – парень неплохой. Дружелюбный. И с Тоби нормально общается, и к Андреасу относился по-доброму.
– Он реально странный.
– А от тебя воняет. Шел бы ты отсюда, Хилдер.
О’Хара сел рядом с Тоби на траву и стал грызть яблоко. Солнце грело их лица.
– Тут есть привидение, – сказал Дэвид. – Женщина. Умерла от разбитого сердца. Ее мужа убили на гражданской войне. Она скользит вверх по лестнице.
– Я ее не видел.
– Я тоже. А Кейбл врет, что видел. Говорит, у нее на платье пятно крови. Там, где сердце. Ты в них веришь? В привидения?
Тоби торопливо запихнул в рот остатки сэндвича.
Да. Нет.
Да.
– Я вот не знаю, верить или нет, – произнес Дэвид О’Хара и встал. – Ну, пока.
– Пока.
На траву, примятую Дэвидом, опустился Андреас. Контейнера с обедом у него не было. Он смотрел на Тоби.
– Куда ты пропал? И почему? Лучше бы ты остался.
Но травинки распрямились, и Андреас опять скрылся.
Автобус подъехал к главному входу в половине третьего.
– Наконец-то закончилась эта скукотища! – воскликнул Дэвид О’Хара.
– А мне на конюшне понравилось.
– Что это за конюшня – без лошадей?
Тоби стоял в пятой паре с Гарри Флетчером.
– А теперь выстраиваемся по одному, друг за другом. Правила вы знаете… Перед автобусом останавливаемся и, пока я вас не посчитаю, внутрь не залезаем.
Вереница мальчиков медленно продвигалась вперед.
– Один… садись… два… три… Эдвард, не задерживайся… четыре…
Тоби оглянулся на дом. Осмотрел все окна. Первое, второе, третье, четвертое. Никого.
Пятое…
Точно ли тот мальчик – Андреас? Он на него похож. Очень похож. Но он ли это?
– Семнадцать… восемнадцать… девятнадцать… двадцать… двадцать один… Стоп! Айзек Вемис, вернись. Кто стоял перед тобой?
– Бен.
– Да, точно. Бен, иди сюда, пожалуйста. Выйди из автобуса. Давай спускайся. Спасибо. Значит, Бен двадцатый. А Айзек – двадцать первый.
– Миссис Миллс, что с вами?
– Спасибо за беспокойство, все в порядке. Вот только выезжали мы с двадцатью мальчиками, а обратно поедем с двадцатью одним. А этого быть никак не может.
– Миссис Миллс…
– Простите, мистер Гант, но придется ребятам опять выйти. Еще одному мальчику взяться просто неоткуда.
– Лучше на одного больше, чем на одного меньше.
– Ох, не уверена. Мальчики, послушайте меня внимательно. Все высаживаемся из автобуса в том порядке, в каком только что заходили. И постройтесь опять. Потому что я вас неправильно сосчитала, Джордж. Но надежнее перестраховаться. Итак, все сначала.
Прошло пять минут.
Десять.
– Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать… Артур, погоди… восемнадцать… хорошо, садись… девятнадцать. Двадцать. Двадцать один.
Миссис Миллс подняла голову. Лицо у нее побелело как простыня.
Напрашивалось только одно объяснение: все рассудили, что у миссис Миллс был долгий, трудный день, и поэтому она сама не своя. Когда автобус отъезжал, учительница сидела впереди и выглядела совершенно сбитой с толку. Но Тоби сразу понял, в чем дело. Он не видел двадцать первого мальчика, однако точно знал, кто это. Тоби ехал на заднем сиденье, а Андреас – рядом с ним. Тоби необязательно было его видеть. Они разговаривали.
Говорить вслух было не нужно. Разумы мальчиков стали их голосами, а мысли – словами.
Автобус подъезжал к школе, Андреас сидел на своем месте, но потом вдруг пропал. Рядом с Тоби осталось пустое место. Наверное, опять исчез.
Но, когда Тоби проснулся посреди ночи, он почувствовал, что соседнюю кровать, на которой спал Андреас, вернули на место и на ней лежит его друг. Тоби не потянулся к нему, не попытался до него дотронуться. Он просто знал: Андреас рядом.
С тех пор он всегда был рядом: во время уроков, в столовой, на спортивных площадках, когда Тоби делал домашнее задание. Ему снова стало спокойно.
– Тоби Гарретта будто подменили.
– Учится прилежнее.
– Думаете? А мне кажется, он полдня проводит в каком-то трансе.
– Может, и в трансе, зато в счастливом.
– Это все проблемы роста.
– Родителям не мешало бы больше интересоваться ребенком.
Но Тоби эта проблема не беспокоила. Бывало, он не вспоминал о родителях несколько дней подряд. Забывал, что у него вообще есть родители. Он был счастлив. Так проходили дни, за ними недели.
Тоби уже не казалось странным, что двадцать первого мальчика больше никто не видит. Так спокойнее. Никто его не отнимет.
А потом он ушел. Как раньше, но не совсем. Только что Андреас шел рядом с Тоби по Новому коридору, а потом вдруг исчез.
Тоби прошел по коридору и увидел, как мальчики выходят на улицу. Ребята из параллельного класса: Ангус, Уилл Бейнс, Джозеф Нидем, Кит Бейкер, Арчи.
– Стой, – сказал Тоби Андреасу. – Ты ошибся, тебе туда не надо. Останься. Останься здесь.
Но мальчик уже садился в автобус.
Можно было не спрашивать, куда они едут.
Автобус скрылся из виду, а Тоби все стоял в коридоре один, хотя его класс спешил на урок в лабораторию. В воздухе висел запах дизельного топлива, он смешивался с ароматом желтофиоли.
А потом Тоби сел на холодный пол и сжался в комок: сгорбил спину, опустил голову. Тоби не плакал. Он не издал ни звука.
Одни обходили его.
Другие останавливались.
Кто-то окликнул его.
Через несколько минут пришла миссис Миллс, опустилась на корточки и заговорила с ним, но Тоби не отвечал. Он не мог говорить. В конце концов миссис Миллс помогла мальчику встать и увела его.
Глава 3
Я мало что помню про то время. Рассказывали, я молчал почти год. Меня отправили в клинику, там разные люди говорили со мной и пытались помочь. В конце четверти меня забрали из Хестерли и отправили в специальную школу в Уэльсе. В моей памяти почти ничего не сохранилось, помню только лиловые и серые горы вдалеке и озеро – казалось, оно тянулось бесконечно. А еще помню, что молчать было проще всего. Сказать мне было нечего, я все равно не мог ответить на их вопросы.
Родители разошлись, и бо́льшую часть времени я жил с мамой. Глаза у нее были пустые, она будто жила в каком-то своем коконе. Я много времени проводил один, но меня это устраивало. Наверное, я просто ждал.
Но никто из них не вернулся – ни тот ни другой.
Больше я к дяде не ездил. Мне сказали, что он умер, а дом продали.
Шли годы, я повзрослел.
Все это было давно. Я живу один. Мне так лучше. Работа у меня тихая, там спокойно, вот только дорога дается тяжело.
Я рисую карты. Выдумываю страны и их историю – так же, как с Андреасом.
Я давно не вспоминал об этих событиях, потому что понял: в прошлом копаться не надо. Меня это расстраивает.
А потом я прочел в газете про Клотен-Холл.
Я не могу уснуть. Хочу узнать, что с ним стало, где он был, когда случился пожар, спасся он или… или…
Больше всего на свете мне хочется поехать туда и все выяснить самому. Может быть, я найду его. Что, если он нуждается в помощи? Вдруг он последует за мной? Он ведь один раз сел со мной в автобус. Лишний мальчик. Двадцать первый мальчик.
Элис Бейкер
Годами нас уверяли, что нам недолго терпеть наш тесный темный старый офис, обещали, что со дня на день мы переедем на новое место. А там нас ждут простор, свет, тишина и свежий воздух. Нам даже показывали планы и демонстрировали презентацию с фотографиями, чтобы мы знали, какое чудесное здание нам предоставят.
Но дело не двигалось с места. Некоторым надоело весь рабочий день торчать в полутемных помещениях за столами, вплотную придвинутыми к стене или к столу коллеги, и они увольнялись. Но скоро на их место приходили другие, радуясь, что нашли работу. Им, конечно, тоже наплели, что в этом древнем здании они будут трудиться совсем недолго.
Когда пришла новенькая, нас было двенадцать. Мы давно договорились, что никому не скажем правду про наш офис. Некрасиво с самого начала спускать человека с небес на землю, да и вообще, разве мы что-то знаем наверняка? Поэтому мы улыбались, кивали и держали рот на замке. Ну а в остальном мы представляли из себя вполне доброжелательный, приятный коллектив, никогда не скупились, когда надо было скинуться на торт в пятницу или на чей-то день рождения. Болтали мы охотно, но не днями напролет и никогда не сплетничали друг про друга, хотя начальников и тех, кто сидел в соседних офисах или на верхнем этаже, обсуждали с превеликим удовольствием. Мы всегда по очереди помогали вновь прибывшим, показывали, где что лежит, учили справляться с капризами фотокопира и передавали ценные знания о том, как включать кран с горячей водой в туалете.
На этот раз новенькую звали Элис Бейкер. Когда мы пришли на работу в девять часов утра, она уже была на месте. Она стояла в офисе одна и глядела в окно. Когда внутрь ввалились первые три человека, новенькая обернулась и не просто посмотрела, а прямо-таки осмотрела нас, причем без малейшего стеснения. Ее самообладание поражало. Казалось, она чувствовала себя как дома, будто и этот офис, и все, что в нем находилось, было ей прекрасно знакомо, включая нас.
Стоял апрель, отопление отключили, но в офисе иногда бывало прохладно. Элис Бейкер была одета в симпатичное платье из голубого хлопка с мелким узором из белых цветов. Прическа аккуратная: волосы зачесаны назад и собраны в узел на затылке. Вычищенные до блеска туфли «Мэри Джейн». Я сразу обратила внимание, какие крошечные у нее ножки. Да и ручки тоже.
– Доброе утро. Сегодня мой первый рабочий день.
Голос у нее был приятный: тихий, но не шепчущий. Никого акцента мы не уловили.
Дальше последовало знакомство, зашел менеджер отдела и ввел ее в курс наших дел. Это он должен был сделать, когда ее брали на работу, но Малькольм любил демонстрировать свою власть. После его ухода мы объяснили новенькой все, что, по нашему мнению, она должна была знать, сказали, чтобы в случае чего не ст