— Именно эту мысль я и пытался высказать в свойственной мне пространной манере. Вас заинтересовало мое предложение?
— Конечно. Он заинтересовало бы любую медсестру.
— Но вы должны знать, что это непростая работа. У меня в клинике несколько коек, и очень часто нам придется работать допоздна. Иногда я оставляю пациента на ночь, и тогда вам придется дежурить возле него.
— Доктор Грант, — улыбаясь сказала Дженни, — последнюю неделю я работала в две смены по восемь часов с перерывом в четыре часа, так что работа у вас покажется мне отдыхом.
Он улыбнулся и ласково погладил ее руку. Дженни улыбнулась в ответ. Не такой уж он плохой, подумала она, даже если и удалил несколько здоровых аппендиксов, ведь он хирург и не несет ответственности за неправильный диагноз, который ставят врачи, присылающие к нему пациентов.
Когда она поступила к нему на работу, то узнала, что здоровые аппендиксы было не единственное, что он удалял. У него была очень большая практика по прерыванию беременности сроком до десяти недель. Похоже, что он был крупнейшим специалистом по абортам во всей Калифорнии.
Но к тому моменту это уже не имело для Дженни никакого значения, потому что она влюбилась в него. Ее не смущало, что он был женат и имел троих детей.
8
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда она собралась покинуть небольшой двухкомнатный номер, расположенный над клиникой. Дженни вернулась и сняла трубку.
— Кабинет доктора Гранта, — сказала она.
— Дженни? — раздался шепот в трубке.
— Да.
— Ты еще будешь там некоторое время?
— Я собиралась навестить родителей, я не видела их уже три недели, это третье подряд воскресенье...
— Я прослежу, чтобы у тебя было время навестить их на неделе, — оборвал ее Грант. — Пожалуйста, Дженни, мне надо увидеть тебя. — Дженни пребывала в нерешительности, он почувствовал, что она колеблется. — Пожалуйста, Дженни, я сойду с ума, если не увижу тебя.
Она взглянула на часы, был уже восьмой час. Пока она приедет домой, отцу уже будет пора спать. Ему удалось найти работу на почте и приходилось вставать очень рано.
— Хорошо, — тихо сказала она.
— Спасибо, Дженни, я буду через двадцать минут. — Напряжение в его голосе спало. — Я люблю тебя.
— Я люблю тебя, — сказала она и услышала щелчок. Положив трубку, Дженни медленно сняла пальто, аккуратно повесила его в шкаф, села на диван и закурила.
Кто бы мог подумать три месяца назад, когда она пришла сюда на работу, что она влюбится в него? Но что она могла поделать? Тем более, что она знала, какая обстановка у него дома. Он был женат на вздорной молодой богатой женщине, которая постоянно попрекала его тем, что только ее, деньги дали ему возможность открыть эту клинику и что только влияние ее отца открыло ему двери в общество; на женщине, которая родила ему троих детей не потому, что любила его, а потому что была обуреваема сумасбродным желанием навсегда привязать его к себе.
Дженни понимала, почему все свободное время он проводил в клинике — в работе он находил забвение. А те девушки и женщины, которые приходили к нему на операцию? Он объяснил ей, почему делает это, и она поняла его.
— А как я должен поступать, Дженни? — спросил он, и его чувственное лицо осветилось внутренней добротой. — Прогонять их и позволять губить свои жизни из-за одной глупой ошибки? Или толкать их в руки шарлатанов, которые сделают их инвалидами на всю оставшуюся жизнь, если вообще не убьют? И только потому, что церковь против? Подобные церковные законы уже давно превратились в догму вроде еврейской чепухи о кошерной пище. Даже наши гражданские законы позволяют делать аборты лишь при определенных обстоятельствах. Когда-нибудь они будут разрешены, как это уже сделано во многих странах мира — на Кубе, в Дании, Швеции и во многих других. — Он повернул к ней лицо с глубоко посаженными карими глазами. — Став врачом, я давал клятву, что отдам все свои знания и силы для помощи моим пациентам, и эта клятва для меня важнее всего. И когда бедная, испуганная девочка приходит ко мне за помощью, я не могу в угоду Богу отказать ей.
Это ей было понятно, а вот многого в делах церкви она не понимала. Дженни помнила, как повела себя церковь в случае с ней. Если ее добропорядочность была так важна для церкви, почему она не вступилась за ее доброе имя? Церковь думала только о власти над ней, но не об ответственности за нее.
И она стала очень хорошо относиться к женщинам, обращавшимся за помощью, и сочувствовала им. Это были молодые женщины, которые не хотели бросать работу, потому что даже вдвоем с мужем не могли толком прокормить уже имевшихся детей; испуганные молодые девушки, иногда еще школьницы или вчерашние выпускницы; женщины среднего возраста, уже имевшие взрослых детей; и даже телефонные проститутки, жившие одни днем и прячущие свой страх за фальшивым вызывающим смехом. Она жалела их так же, как и он, а от этой жалости до любви к нему оставался всего один шаг.
Это случилось, когда она уже месяц проработала в клинике. Находясь наверху, Дженни услышала голос в нижних комнатах. Было уже около восьми вечера, и сначала она подумала, что идет вечерний прием, но потом вспомнила, что вечерний прием по понедельникам, средам и пятницам. Она зажгла газ, поставила на плиту кофейник и, накинув халат, спустилась вниз. Когда она открыла дверь его кабинета, Грант сидел за столом с посеревшим от усталости лицом.
— Прошу прощения, доктор, я не знала, что это вы. Услышала шум и спустилась.
Он слабо улыбнулся.
— Все в порядке, мисс Дентон.
— Спокойной ночи, доктор, — сказала Дженни, взявшись за дверь.
— Минутку, мисс Дентон.
Дженни посмотрела на него.
— Да, доктор?
— Мы все время так заняты, что у меня не было времени спросить вас, нравится ли вам здесь?
— Да, доктор, очень, — кивнула она.
— Я рад.
— Вам лучше поехать домой, доктор. Вы выглядите усталым.
— Домой? — спросил он, и горькая усмешка промелькнула на его губах. — Мой дом здесь, мисс Дентон, а там я просто ночую.
— Я... я не понимаю вас, доктор.
— Конечно, не понимаете, — мягко произнес он, — я и не ждал, что вы поймете. Вы слишком молоды и прекрасны, чтобы обращать внимание на таких, как я. — Он поднялся. — Поднимайтесь наверх, мисс Дентон, я постараюсь вести себя тихо и не беспокоить вас.
Свет от настольной лампы падал на его лицо, делая его более привлекательным, чем обычно. Дженни стояла в дверях и смотрела не него, чувствуя, как учащенно забилось сердце.
— Меня волнует, что вы слишком много работаете, доктор.
— Со мной ничего не случится, — сказал он и повернулся к ней. Их глаза встретились. Казалось, ее закружил глубокий водоворот его ласковых карих глаз. У Дженни затряслись ноги, и она быстро схватилась за косяк двери. Ни одно слово не сорвалось с ее губ, она молча смотрела не него.
— Что-то не так, мисс Дентон?
— Нет, — прошептала она, пытаясь заставить себя отвести взгляд. Внезапно она повернулась и побежала вверх по лестнице.
Дженни даже не удивилась, когда он открыл дверь и вошел в ее комнату. Сквозь тонкий халат она почувствовала на плечах тепло его рук.
— Ты боишься меня, Дженни? — хрипло спросил он.
Дженни посмотрела в его глаза и прочла в них одиночество и страдание. Ее охватила внезапная слабость, и она упала бы, если бы доктор не поддержал ее.
— Нет, — прошептала она.
— Тогда что с тобой?
Она молча опустила голову, тепло его рук начало разжигать в ней огонь.
— Скажи мне, — настаивал он. На глазах у нее появились слезы.
— Я не могу.
— Можешь, Дженни, можешь. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты чувствуешь то же самое, что и я. Я мучаюсь бессонницей, мечтая о тебе, представляя тебя рядом.
— Нет, пожалуйста, не сейчас.
Его сильная рука, рука хирурга, погладила ее по щеке.
— Я люблю тебя, Дженни, — сказал он. — Я люблю тебя.
Дженни смотрела в его глаза, чувствуя, что его лицо приближается все ближе и ближе, потом он поцеловал ее в губы. Она закрыла глаза, чувствуя, как горит все тело. Дженни резко отстранилась и направилась в глубь комнаты. Доктор догнал ее и снова обнял за плечи.
— Ты любишь меня, — сказал он, — скажи мне об этом.
— Нет, — прошептала она и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
Его пальцы крепко сжали ее плечи.
— Скажи! — хриплым голосом приказал он.
Дженни снова ослабела от его прикосновения, она не могла оторвать взгляда от его лица.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Он снова прижался губами к ее губам. Дженни почувствовала, как его руки проникли под халат и расстегнули бюстгальтер. Грудь вырвалась из плена и сама устремилась к нему в руки. Дженни задрожала всем телом.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, — это нехорошо.
Подняв ее на руки, он отнес ее в спальню и опустился на колени рядом с кроватью.
— Когда мужчина и женщина любят друг друга, — прошептал он, — то все, что происходит между ними в их собственном доме, не может быть нехорошим. А это наш с тобой дом.
И он снова поцеловал ее в губы.
Том посмотрел на часы, висевшие на кухне, был уже одиннадцатый час. Он свернул газету.
— Думаю, что сегодня она уже не придет. Пойду-ка я спать. Ребята из союза сказали, что будут наблюдать, как я работаю, поэтому мне нельзя опаздывать.
Элен презрительно фыркнула.
— Послушать этих коммунистов из Рабочего союза, так ты должен молиться на них за то, что получил эту работу.
— Они хорошие парни, этого нельзя отрицать. Ведь именно они настояли, чтобы меня приняли на полный рабочий день, а не на половину. Они защищают интересы рабочих.
— Коммунисты все безбожники. Отец Хадли говорил мне, что они против церкви, потому что не верят в Бога. Он сказал, что они заигрывают с рабочими, чтобы захватить власть, как в России. А захватив власть, они закроют все церкви и превратят нас в рабов.