На самом деле это означало только одно: благородный Салах ад-Дин вновь предпочитал не думать о деньгах, переложив эти заботы на придворных финансистов. Впереди были новые сражения, в ходе которых его армии еще предстояло заплатить за проявленное им благородство по отношению к поверженным врагам.
Глава двенадцатаяТОРЖЕСТВА ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Из Иерусалима Салах ад-Дин отправился в Акко, чтобы проверить, как идут дела в этом городе и удалось ли заселить его мусульманами. Но уже 8 ноября 1187 года он появился с армией под стенами Тира, который в любой момент мог стать главным плацдармом для новой экспансии европейцев на Святую землю.
И вот тут-то, по мнению мусульманских историков, Салах ад-Дину и пришлось заплатить за ошибки, допущенные в недавнем прошлом. Во-первых, за то, что за несколько месяцев до того он не проявил должной настойчивости и не овладел Тиром, а во-вторых, за то, что позволял капитулировавшим защитникам городов Палестины беспрепятственно добираться и селиться в этом городе. В результате в Тире скопились десятки тысяч людей, многие из которых превосходно владели оружием и готовы были продолжать борьбу с сарацинами.
14 июля в Тир прибыла небольшая эскадра во главе с маркграфом Конрадом Монферратским, дядей Балдуина V, принявшего на себя командование обороной города. Тогда, в июле, натолкнувшись на отчаянное и одновременно чрезвычайно грамотно организованное сопротивление, Салах ад-Дин предложил Конраду в обмен на сдачу города освободить его отца, Вильгельма Монферратского, попавшего в плен при Хатгине. Конрад ответил на это, что даже ради спасения родного отца он не станет предателем христианского дела. Встретив такой жесткий отказ, Салах ад-Дин отступил от стен Тира, так как уже был одержим идеей покорения Иерусалима.
Но за те месяцы, в которые Салах ад-Дин вел кампанию в Палестине, Конрад не терял времени даром. Он укрепил городские стены, вырыл ров, преграждавший перешеек, отделявший город от суши, и превратил находившиеся в Тире разрозненные остатки гарнизонов из разных городов в единую, хорошо организованную армию. Раздавая своим соотечественникам— итальянским купцам — различные привилегии, а также жалуя им города и поместья в Яффо и Акко, которые он обещал отвоевать, Конрад Монферратский получал от них щедрую финансовую поддержку и использовал эти деньги на усиление своей армии и укрепление обороны Тира.
Таким образом, в ноябре 1187 года Салах ад-Дин нашел Тир куда более неприступным, чем за четыре месяца до этого. Поняв, что имеющихся у него сил для взятия Тира будет недостаточно, Салах ад-Дин направил письма своему сыну аль-Малику аз-Захиру и брату аль-Малику аль-Адилю с требованием немедленно явиться к нему с подкреплением. Еще один почтовый голубь был отправлен в Египет — с призывом на помощь боевых кораблей.
Но все это требовало времени, и таким образом, осада Тира началась лишь со второй половины ноября. Окружив город плотным кольцом, мусульмане начали закидывать его камнями из десятков баллист, в надежде пробить стены или измотать этими непрерывными бомбардировками его защитников. Те в ответ осыпали сарацин градом стрел, нанося им немалые потери, что выводило Салах ад-Дина из себя.
День шел за днем, а ни одна из сторон не предпринимала решительных действий, и осада Тира, вопреки планам Салах ад-Дина, явно затягивалась. Вдобавок вступила в свои права ближневосточная зима, начались дожди, а в такие дни те, кто находится в домах и под прикрытием городских стен, чувствуют себя куда уютнее, чем обитатели походных палаток.
По преданию, в те дни Салах ад-Дин вновь привел к стенам Тира Вильгельма Монферратского и вновь предложил сдать город в обмен на его освобождение. Но тут старый граф крикнул сыну, чтобы тот продолжал защищать город, не думая о его судьбе, а Конрад направил в сторону отца лук и сказал, что лучше он сам застрелит отца, но не сдаст Тир.
Пораженный такой жестокостью, Салах ад-Дин назвал Конрада «исчадием ада» и велел отвести пленника обратно в лагерь. Но Салах ад-Дин не был бы Салах ад-Дином, если бы не оценил по достоинству мужество и преданность долгу отца и сына. Вскоре по его личному указанию Вильгельм Монферратский был отпущен без всякого выкупа — и это уже не легенда, а исторический факт.
После того как несколько попыток взять Тир штурмом обернулись огромными потерями среди мусульман, вся надежда оставалась на штурм с моря. Прибывшим из Египта флотом, состоявшим из десяти (по христианским источникам — двенадцати) галер, командовал адмирал аль-Фарис Бадран, с ходу направивший свои корабли на стоявшие на рейде порта Тира суда крестоносцев.
Начался морской бой, во время которого находившиеся на кораблях франков лучники осыпали мусульманских моряков стрелами и метали в корабли горшки с горящей нефтью, пытаясь поджечь их корабли. Но флот Салах ад-Дина искусно маневрировал, всё ближе и ближе приближаясь к судам противника и беря их на абордаж. Часть кораблей франков была уничтожена, часть рассеяна, и лишь немногие укрылись в гавани. Теперь кольцо вокруг Тира сомкнулось окончательно, и мусульмане стали праздновать победу.
Если верить мусульманским историкам, от начавшегося головокружения от успехов они потеряли бдительность, не выставили часовых и в ту же ночь на 30 декабря 1187 года жестоко за это поплатились. Дождавшись, когда на кораблях сарацин стихнут звуки праздника, несколько оставшихся у крестоносцев кораблей вышли из гавани, взяли на абордаж пять судов и начали на них настоящую резню. В результате флот Салах ад-Дина потерял пять кораблей. Большая часть их экипажей была вырезана, но несколько десятков, в том числе и капитаны двух судов, уцелели.
Согласно христианским хроникам, уничтожение половины флота сарацин отнюдь не было связано с недостаточной бдительностью последних, а стало прямым следствием полководческого таланта Конрада Монферратского.
Заметив, что противник рвется в атаку, Конрад решил использовать тактику Салах ад-Дина против него самого и отдал всем имевшимся в его распоряжении семи галерам приказ отступать. Когда охваченные азартом преследования пять из кораблей врага вошли в гавань, маркиз приказал натянуть цепь, преградившую вход остальным кораблям, и без труда уничтожил попавшую в ловушку часть флотилии мусульман, лишив их таким образом первоначального численного преимущества.
Начавшаяся на следующий день буря помешала подойти к Тиру флотилии из десяти галер с рыцарями и провиантом, посланной смертельно больным Раймундом Триполийским. Но она же выбросила на берег пять галер мусульман, а две оставшиеся вынуждены были отойти к Бейруту.
Таким образом, разгром флота Салах ад-Дина был полным, что, безусловно, не могло не сказаться на его настроении. Пребывая в крайне подавленном состоянии духа, султан собрал военный совет, на котором большинство эмиров высказались за прекращение осады. В сущности, Салах ад-Дин и сам понимал необходимость такого шага: дожди залили палатки, многие воины болели и явно не горели желанием идти в атаку под льющейся с неба сплошным потоком водой. И все же прежде чем отступить от Тира, Салах ад-Дин вступил в переговоры с Конрадом и заключил перемирие, по которому он выплачивал крупную сумму денег в качестве контрибуции, а Конрад в ответ взялся воздерживаться от нападений на мусульманские поселения.
Историки расходятся во мнении по поводу этого соглашения. Одни воздают за него должное Конраду Монферратскому, считая, что, получив деньги, он, как и многие другие его братья по вере, отнюдь не собирался выполнять договоренности. Однако другие отмечают, что такой пакт, по сути дела, развязывал Салах ад-Дину руки в Палестине, предоставляя ему возможность заняться уничтожением последних оплотов христиан внутри Иерусалимского королевства и на побережье Сирии.
И, думается, правы именно последние, так как герой этой книги сполна воспользовался предоставленным ему шансом.
Отойдя от Тира, Салах ад-Дин несколько месяцев провел в Акко. Он отослал аль-Адиля в Египет, аз-Захир вернулся в Алеппо, и, таким образом, султан оставался в Акко с очень небольшой частью своей армии. Узнав об этом, рыцари-госпитальеры все чаще стали совершать вылазки против мусульман из своих крепостей и замков. В начале весны в ходе одной из таких атак гарнизон крепости Бельвуар (Каукаб) перехватил большой обоз с продовольствием и оружием, посланный Салах ад-Дину из недавно завоеванного мусульманами замка тамплиеров Ла-Фев.
Пленных госпитальеры брать отказались, все сопровождавшие обоз люди были убиты. В ответ 2 марта 1188 года султан со всеми имевшимися у него силами стал лагерем у Бельвуара. Однако находившийся высоко в горах, среди каменных выступов, ущелий и оврагов, Бельвуар казался неприступным. Вдобавок очень скоро армия Салах ад-Дина начала нести потери: засевшие за стенами крепости и на окрестных склонах 200 арбалетчиков разили его воинов одного за другим. Поняв, что у него недостаточно сил, чтобы овладеть столь мощной крепостью с сильным гарнизоном и большими запасами воды и провианта, султан решил отступить и в начале мая 1188 года впервые почти за полтора года отлучки вернулся в Дамаск.
Но долго отдыхать здесь ему не пришлось: 10 мая поступило сообщение, что франки двинулись на Гебал, расположенный всего в 30 километрах от Бейрута. Допустить его падения Салах ад-Дин не мог, а потому немедленно выступил в поход, одновременно снова разослав к эмирам гонцов с призывом явиться к нему для продолжения джихада.
Узнав о выступлении Салах ад-Дина, направлявшийся в Гебал отряд крестоносцев повернул назад, но Салах ад-Дин как раз назад поворачивать не собирался. Да это было и невозможно: к нему уже шли армии Мосула и Алеппо под предводительством аль-Муззафара и аз-Захира, и с ними надо было что-то делать. Попытка крестоносцев взять Гебал была истолкована им как намерение завладеть всей прибрежной Сирией и создать здесь большой территориально единый анклав для последующих завоеваний, и потому следовало выбить франков из всех городов этого района, где они еще остава