лись.
30 мая 1188 года был осажден Крак-де-Шевалье (Хисн-аль-Акрад) — мощная крепость госпитальеров, возвышавшаяся над единственной дорогой из Антиохии к Бейруту и Средиземному морю, а аз-Захиру и аль-Музаффару отдал приказ соединить свои армии и занять позиции в районе Антиохии.
С Краком-де-Шевалье в итоге вышло то же, что с Бельвуаром: султан решил не тратить сил и времени на штурм этой крепости и в итоге снял с нее осаду. Согласно преданию, во время одной из вылазок, предпринятой осажденными госпитальерами, воинам Салах ад-Дина удалось захватить в плен кастеляна Крака-де-Шевалье. Подведя его к воротам, Салах ад-Дин потребовал, чтобы тот приказал своим людям сдаться. Кастелян прокричал на арабском языке требуемые от него слова, но затем тут же добавил на французском, чтобы защитники держались до последнего человека. По другой версии, такую выходку позволил себе Рено Сидонский во время осады Бофора.
Пока Салах ад-Дин стоял под непокорным Краком-де-Шевалье, его армия рыскала по окрестностям, грабя местных крестьян и запасаясь провизией. Сказать, что Салах ад-Дин не знал об этих грабежах, уже точно никак нельзя, так как Баха ад-Дин приводит приказ, отданный им эмирам: «Мы собираемся войти в прибрежные районы; там мало продовольствия, и поскольку противник будет встречать нас на своей территории, мы со всех сторон будем окружены врагами. Поэтому вам придется запастись провизией, которой хватило бы на один месяц» (Ч. 2. Гл. 40. С. 142).
Наконец в начале июля огромная армия Салах ад-Дина двинулась в поход, и первым важным стратегическим пунктом на ее пути стал Тартус (Антарадус, Антартус), который и сегодня является вторым по значению портом Сирии после Латакии (Лаодикии). Во времена Салах ад-Дина он, возможно, играл меньшую роль, но все равно был богатым портовым городом, окруженным крепостной стеной, за которой возвышались два замка.
По сравнению с Краком-де-Шевалье штурм Тартуса не представлял особого труда, а после двух недавних поражений Салах ад-Дину нужна была победа, чтобы его армия и он сам снова обрели веру в себя. А потому, оглядев стены Тартуса, Салах ад-Дин воскликнул: «Если на то будет воля Аллаха, этой ночью мы будем ужинать в Тартусе!»
Так все и получилось. Не прошло и пары часов, как город был взят в кольцо, и Салах ад-Дин отдал приказ о начале штурма. Даже баллисты не понадобились: мусульманские воины ворвались в город по приставным лестницам и вскоре уже орудовали на его улицах, грабя имущество горожан и захватывая в плен всех, кто не успел укрыться в двух городских замках.
Вечером Салах ад-Дин принимал поздравления с победой в своем шатре, затем начался праздничный пир, который еще продолжался, когда Салах ад-Дин отдал приказ Музаффар ад-Дину установить баллисты и начать подкоп под первый из замков. К утру эта цитадель пала; все, кто в ней находился, были взяты в плен, после чего Салах ад-Дин повелел сровнять замок с землей.
Затем настала очередь второго, куда более надежно укрепленного замка, окруженного водяным рвом. В нем засела основная часть гарнизона Тартуса — рыцари, пехотинцы и арбалетчики, причинявшие немалый урон штурмующим. На взятие этого замка, судя по всему, ушло несколько дней, так что Салах ад-Дин вынужден был задержаться в Тартусе до 11 июля, после чего двинулся на Джаблу (Джеблу) — последний относительно крупный форпост на пути к Латакии.
Кампания у Джаблы длилась всего несколько дней — население в городе было смешанным, здесь бок о бок жили христиане и мусульмане, и последние в первый же день осады, 15 июля, открыли перед армией единоверцев ворота города. Кади (глава мусульманского суда Джаблы) с почтением принял Салах ад-Дина. Христианское население заперлось в стоявшем посреди города замке, но уже после первой попытки штурма вступило в переговоры и на следующий день капитулировало в обмен на право покинуть город вместе со всем имуществом.
20 июля мусульманское войско уже стояло под стенами Латакии — большого, удивительно красивого, сказочно богатого города, по праву считавшегося морскими воротами Сирии. И здесь, как ни странно, особых усилий для победы не понадобилось. Предвкушая богатую добычу, мусульмане с криком «Аллах акбар!» бросились на стены и ворвались в город, однако упорные уличные бои продолжались вплоть до сумерек. Забитые различными товарами лавки Латакии были разграблены, и всевозможной добычи было столько, что не хватало телег и верблюдов, на которых можно было ее погрузить.
Два городских замка все еще продолжали держаться, но уже на следующий день, после того как в крепостной стене одного из них была пробита широкая брешь, их защитники выслали парламентеров с предложением обсудить условия капитуляции. Договор о капитуляции был составлен на следующий день кади Джаблы, взявшимся сопровождать султана в походе.
«По нему, — сообщает Баха ад-Дин, — им и их семьям с имуществом позволялось беспрепятственно покинуть крепость, но они должны были оставить победителям все свои запасы зерна, все средства ведения войны — оружие, лошадей, военную технику. И при этом им было дозволено оставить себе достаточное количество животных, чтобы они могли спокойно уехать. К концу дня победное знамя Ислама взвилось над стеной этого укрепления» (Ч. 2. Гл. 41. С. 145).
Следующей целью Салах ад-Дина стала крепость Сион, расположенная к юго-востоку от Латакии, окруженная с трех сторон глубокими ущельями и имевшая три линии укреплений. Если верить Баха ад-Дину, при приближении мусульманской армии рухнула сама собой одна из главных башен крепости, что, разумеется, было воспринято как предзнаменование победы. Осада крепости велась, надо заметить, без особой изобретательности: в течение нескольких часов установленные на противоположных склонах ущелий баллисты бомбардировали город камнями, пока не пробили бреши в его стенах, через которые, поднявшись по приставным лестницам, хлынула пехота.
Укрывшиеся за последней линией обороны защитники крепости запросили пощады, и снова был подписан договор о капитуляции. Снова Салах ад-Дин согласился отпустить всех жителей вместе с пожитками, но на этот раз запросил с каждого из них тот же выкуп, что и с жителей Иерусалима: по десять динаров за мужчину, пять — за женщину и два — за ребенка.
За Сионом последовали Бикас, Бурдзи (Бурзийя), Дарбезак (Дирбисак) и, наконец, Баграс (Гастон), считавшийся одним из оплотов тамплиеров и контролировавший главную дорогу между Киликией и Антиохией. Таким образом, кампания уже шла в Малой Азии, на территории современной Турции, все ближе и ближе подбираясь к Антиохии.
Во всех этих боях Салах ад-Дин, несмотря на то что ему было уже за пятьдесят, лично возглавлял атаки на наиболее ответственных участках штурма, не зная отдыха, перемещался с одного места на другое, подбадривая воинов, готовых идти за ним в буквальном смысле слова в огонь и в воду. Вера в то, что Салах ад-Дин является «любимцем» Аллаха, Его избранником, была поистине фанатичной.
Все эти битвы за города и крепости в итоге заканчивались капитуляцией гарнизонов, и по мере своего продвижения Салах ад-Дин все больше и больше ужесточал условия этой капитуляции — возможно, следуя в этом тактике, которой придерживался пророк Мухаммед при поэтапном уничтожении еврейской общины Ятриба-Медины.
Если христианским жителям Латакии, как помнит читатель, разрешили покинуть свои дома со всем движимым имуществом, а жители Сиона уже должны были внести за себя выкуп, то жители Дарбезака должны были оставить в городе всё, кроме той одежды, которая была на них. В Бур-дзи все имущество жителей было взято в качестве трофеев, а сами они были объявлены пленниками.
В сущности, после всех этих блистательных побед дорога на Антиохию была открыта, но на дворе уже снова был сентябрь, начинались дожди, а мусульманская армия устала и слишком далеко оторвалась от дома. Поэтому Салах ад-Дин снова прислушался к совету эмиров и дал приказ поворачивать коней. Впрочем, он не забыл, перед тем как начать отступать, заключить мирный договор с Антиохией, которая в обмен на отказ мусульман от продолжения войны обязалась отпустить без всякого выкупа всех находившихся в этом городе пленных мусульман.
Возвращение домой, в Дамаск, было долгим. Три дня Салах ад-Дин провел у сына аль-Малика аз-Захира в Алеппо, затем вместе с Таки ад-Дином направился в Хаму, а оттуда в город своего раннего детства Баальбек.
Всюду его принимали с необычайной пышностью, закатывали в честь него пиры, местные богословы и ученые-суфии вели с ним философские беседы и дарили свои сочинения, поэты читали в его честь стихи. Салах ад-Дин в ответ с присущей ему щедростью, растроганный теплым приемом, раздавал подарки всем, кто попадал в поле его зрения, — простым воинам, эмирам, поэтам, суфиям. Правителю Хамы, к примеру, он от доброты душевной подарил управление Джаблой и Латакией. Таким образом, накопленные им во время похода немалые богатства таяли на глазах, и в Дамаск он прибыл в своем обычном состоянии — с полупустой казной.
Но останавливаться на достигнутом он не собирался — в Трансиордании продолжал стоять Крак-де-Моав, в Верхней Галилее и Сирии несколько мощных крепостей все еще оставались в руках франков, и Салах ад-Дин был полон решимости выбить их оттуда, завершив таким образом очищение Святой земли от крестоносцев.
В конце октября 1188 года, после небольшой передышки, Салах ад-Дин снова выступил в поход — на этот раз на самую большую крепость Верхней Галилеи Цфат (Сафед).
Воины еще не пришли окончательно в себя после похода по прибрежной Сирии, ими дожди, а кроме того, по мусульманскому календарю был месяц рамадан, дни которого мусульмане проводят в посте и молитвах, разрешая себе разговеться лишь после наступления сумерек. Все эти обстоятельства и в первую очередь изнуряющий пост отнюдь не способствовали ведению войны, и потому мусульманские историки объясняют поход на Цфат исключительно религиозным рвением Салах ад-Дина, его желанием продолжать джихад во что бы то ни стало.