е врачи снова доказали свой высокий профессионализм и спасли ему жизнь.
Салах ад-Дин тем временем вернулся к Бофору, чтобы окончательно разобраться с Рено Сидонским.
Когда знакомишься с историей жизни Рено Сидонского, нельзя не поразиться не только благородству Салах ад-Дина, но и его кажущейся подчас почти детской наивности. Казалось бы, он уже не раз сталкивался с тем, что данные ему иерусалимскими баронами клятвы, зароки и обещания ничего не значат; что ни одному слову франков нельзя верить, и тем не менее султан позволил Реджинальду де Гранье в течение многих месяцев водить себя за нос, как мальчишку.
Тот, напомним, вновь и вновь обещал сдать город со дня на день и даже перейти в ислам, но все откладывал выполнение этих обещаний, ссылаясь то на необходимость доставить из Тира семью, то на желание переждать невыносимую в этих местах летнюю жару и т. д. И Салах ад-Дин спокойно выслушивал эти отговорки, а Рено тем временем спокойно укреплял стены Бофора и тайно подвозил в него продовольствие. Так неужели же Салах ад-Дин и в самом деле, будучи уже в зрелом возрасте, был настолько наивен?!
Однозначного ответа на этот вопрос нет. Безусловно, ему было не занимать государственной мудрости. То, с каким умением он расставлял и подбирал кадры, свидетельствует о его немалом знании людей, способности быстро понять, кто чего на самом деле стоит. Но вместе с тем не исключено, что Салах ад-Дин и в самом деле до последних дней сохранял по-детски чистую веру в людей. Хорошие манеры Рено Сидонского, его учтивая речь, вероятно, произвели положительное впечатление на Салах ад-Дина, а заявление владельца Бофора о готовности перейти в ислам могло тронуть его сердце — ведь он так жаждал подобного шага от благородного Раймунда Триполийского! Но, с другой стороны, он не мог не понимать, что если Рено решится «выкликнуть закон», то он совершит предательство и своей веры, и своего народа, а если вспомнить судьбу туркополов[77] — к предателям Салах ад-Дин относился особенно безжалостно.
Не исключено, что разгадку его поведения следует вновь искать в его глубокой религиозности: как известно, ислам предписывает приветствовать миром даже незнакомых людей, пригласить их к трапезе и изначально относиться к каждому человеку благожелательно. В этом случае Салах ад-Дин следовал в первую очередь исполнению религиозных заповедей, и это многое объясняет.
Наконец, нельзя отвергнуть версию и о том, что Салах ад-Дин просто считал, что Рено и Бофор от него никуда не денутся, и развлекался игрой со знатным франком подобно тому, как кошка развлекается с мышью прежде, чем ее придушить. Во всяком случае, если учесть ход дальнейших событий, это тоже очень похоже на правду.
Эмиры уже давно говорили Салах ад-Дину, что Рено просто морочит ему голову, но тот все продолжал эту странную игру. Наконец летом 1189 года, когда до него дошли и вести о прибытии первых кораблей с тысячами воинов из Европы, султан понял, что игру следует заканчивать. В течение одного дня он перебросил часть своей армии прямо под стены Бофора и, увидев из своей башни палатки сарацин и гарцующих вокруг них всадников, Рено не мог не понять, что отпущенное ему время истекло. Это и в самом деле было так. Хотя бы потому, что выпрошенные им месяцы отсрочки заканчивались.
Тем не менее в надежде еще немного потянуть время он снова появился в шатре Салах ад-Дина и заявил, что… готов к сдаче крепости, что ему, в сущности, все равно, произойдет это сейчас или через несколько дней, вот только его домочадцы никак не выберутся из Тира, и было бы неплохо подождать еще немного.
Салах ад-Дин выслушал эту речь с благожелательной улыбкой, не показывая виду, что больше не верит своему собеседнику и теперь просто не желает нарушить своего слова. Рено, который то ли и впрямь поддался этой хитрости, то ли у него попросту не было иного выхода, еще через несколько дней, когда выпрошенный им срок был на исходе, снова появился в лагере султана и попросил… еще девять месяцев отсрочки, чтобы в целом она составила год.
— Мы подумаем об этом, — ответил Салах ад-Дин. — Твое предложение будет обсуждено на совете, и мы известим тебя о нашем решении.
Рено уже хотел было двинуться домой, в замок, но тут ему сообщили, что он должен остаться в качестве «почетного гостя» султана и для него уже поставлен шатер радом с шатром самого Салах ад-Дина. Как только он вышел, Салах ад-Дин приказал продолжать оказывать Рено всяческие почести, не отказывать ни в одной из его просьб и вместе с тем не спускать с него глаз. Таким образом, по сути дела, он перевел барона под домашний арест.
На следующий день срок выпрошенной Рено отсрочки истек, Салах ад-Дин больше не имел перед ним никаких обязательств и теперь говорил с франком совершенно иным тоном.
— Достаточно! — сказал он. — Ты с самого начала пытался нас обмануть! Ты водил нас за нос, а тем временем восстановил крепость и наполнил ее припасами!
Рено пытался все отрицать, а затем предложил отправить в Бофор двух представителей — своего и Салах ад-Дина, чтобы на месте убедиться, восстановлены его укрепления или нет.
Салах ад-Дин принял это предложение, но когда защитники крепости увидели посланника султана, то попросту отказались впустить его внутрь. Вернувшись, тот доложил о провале своей миссии, но отметил, что ворота замка показались ему только-только отремонтированными и значительно укрепленными.
С этого момента Рено Сидонский был взят под стражу. Его больше не допускали к Салах ад-Дину, в то же время ему было решено дать еще один шанс.
Вот как передает ход дальнейших событий Баха ад-Дин:
«Ему сообщили: «Отсрочка закончилась; ты должен безоговорочно сдать крепость». Он еще раз попробовал воспользоваться их доверчивостью и увильнуть от прямого ответа, а затем отправил своего доверенного слугу к людям в замке, приказывая сдать город. Однако те самым категорическим образом отказались выполнить этот приказ. «Мы — слуги Магистра, — заявили они, — а не твои». В замке выставили стражу, чтобы никто не мог ни войти в замок, ни выйти из него. В 18-й день второго месяца жумада христианин признал, что время отсрочки истекло, и сказал, что сам пойдет в замок и проследит, чтобы тот был сдан. Он сел на своего мула и пустился в путь в сопровождении нескольких наших офицеров. Приехав в Аш-Шакиф, велел своим людям сдать замок, но получил отказ. Затем вышел священник, который поговорил с ним на их языке, и с этого момента люди в замке стали оказывать еще более решительное сопротивление. Было решено, что начальник велел священнику вдохновлять их в упорстве. Остаток дня он провел, рассылая сообщения людям в замке, а поскольку те не обращали на них ни малейшего внимания, его доставили обратно в лагерь. В тот же вечер его отправили в замок Баниас, где должны были содержать как узника» (Ч. 2. Гл. 55. С. 168).
Европейские хроники, как уже говорилось, о священнике не упоминают и настаивают на том, что оба приказа — сдать замок на арабском и ни при каких обстоятельствах его не сдавать на французском — были отданы Рено Сидонским. Но, думается, в данном случае следует больше доверять арабским историкам.
В любом случае Рено стал пленником, но Салах ад-Дин не стал ему мстить за потерянные три месяца. Из Баниаса барона снова доставили в лагерь, где угрожали и даже, судя по всему, пытались напугать пытками. Но Рено Сидонский продолжал достойно держаться, и до пыток, похоже, дело не дошло. Салах ад-Дин велел перенести шатер пленника на плато соседнего холма, откуда он мог видеть свой замок лучше, чем прежде. Кроме того, Рено, видимо, страдал астмой, и, велев перенести его шатер, Салах ад-Дин позаботился одновременно о его здоровье — до холма не доходили обычные для этой местности утренние туманы, вызывавшие у Рено приступы удушья.
Между тем Ги де Лузиньян уже направлялся к Акко и еще один большой отряд франков высадился у Скандалио-на (Искандарии), от которого до Акко было рукой подать.
Начиналось одно из самых затяжных позиционных сражений в истории.
Глава четырнадцатаяБИТВА ЗА АККО
Итак, в апреле 1189 года Ги де Лузиньян, избравший своей резиденцией Триполи, вновь попытался заставить Конрада Монферратского признать свои права на Тир. Получив отказ, он решил самостоятельно со своей маленькой армией отвоевать Иерусалимское королевство. Вместе с королем одним из командиров этого войска стал его брат Жоффруа де Лузиньян, прибывший на Ближний Восток сразу после того, как узнал о пленении брата в битве при Хатгине.
Стремительным маршем король Ги провел свою армию мимо Тира и вскоре вступил на завоеванную врагом территорию. Оперативная разведка Салах ад-Дина сработала четко: он знал о всех продвижениях армии де Лузиньяна, в том числе, разумеется, и о его появлении у Скандалиона. В этот момент Салах ад-Дин мог без особого труда, воспользовавшись тем, что армия непрошеных гостей оказалась в ущелье, взять ее в кольцо и попросту перебить всех до единого.
Сделай он это — и, возможно, история Третьего крестового похода была бы совсем другой. Но именно в эти августовские дни 1189 года Салах ад-Дин допустил роковую ошибку — он недооценил противника и впервые за многие годы ошибся, пытаясь продумывать ходы за неприятеля. Не исключено, что этот просчет был допущен из-за того, что в глубине души султан презирал Ги, считая, что иерусалимский король не способен не только держать слова, но и воевать — разве не его он наголову разбил при Хаттине?!
Во всяком случае, когда Салах ад-Дину донесли о марше Ги де Лузиньяна, он не воспринял это известие всерьез, решив, что франки просто хотят таким образом отвлечь его от осады Бофора. Всю серьезность ситуации Салах ад-Дин понял лишь 26 августа, когда авангард де Лузиньяна уже находился в Ахзиве (Аз-Зибе), то есть в 16 километрах от Акко. Но день был уже потерян, его остаток Салах ад-Дин потратил на то, чтобы разослать письма правителям всех соседних городов с требованием немедленно присоединить свои войска к его армии в районе Кинерета и еще быстрее подослать об