й баллисте и поджечь ее, и дальше огонь перекинулся на стоявшую неподалеку другую баллисту, меньшего размера. Гибель баллист, на которые они так рассчитывали, казалось, парализовала волю франков, даже не пытавшихся захватить горстку пришедших из Акко храбрецов, и все они благополучно вернулись в город.
Кроме того, осажденные успешно сжигали баллисты, выпуская по ним стрелы из больших арбалетов, наконечники которых были раскалены или обернуты паклей, пропитанной горючей смесью.
И все же, несмотря на эти успехи, дела внутри Акко шли все хуже и хуже. Крестоносцам, наконец, удалось перекрыть узкий коридор, по которому осажденные могли связываться с армией Салах ад-Дина; с моря крепость была также полностью блокирована, и в городе начинался голод.
Для того чтобы доставить туда какую-то весточку и, уж тем более, продовольствие, приходилось идти на всевозможные уловки, одна из которых была использована в начале сентября 1190 года.
Группа мусульман снарядила в Бейруте большой корабль, погрузив на него 400 мешков с зерном, несколько сотен баранов, сыры, лук и другую провизию и решила прорваться в Акко. Чтобы сбить франков с толку, эти люди пошли на немалые жертвы: они установили на корабле кресты, погрузили на верхнюю палубу несколько свиней, считающихся у евреев и мусульман нечистыми и запрещенными в пищу животными, а также сбрили бороды и надели европейские одежды, после чего направились к осажденному Акко.
Уловка сработала: франки приняли их за своих. Правда, уже на самом подходе к Акко к мусульманским морякам подошли патрульные лодки и спросили, куда они направляются.
— В Акко! — честно ответили моряки.
— Но там же сарацины! — недоуменно заметили патрульные.
— Как, вы хотите сказать, что до сих пор не захватили город? — последовал вопрос.
— Нет, — ответили им. — Все еще нет…
— Хорошо, тогда мы доставим продовольствие в наш лагерь, а вы предупредите о том, что Акко еще не пал, идущий за нами корабль, — предложили мусульмане.
Так как сзади в это время действительно шел корабль с провиантом и новой партией воинов из Европы, то патруль направился к нему, а моряки из Бейрута, воспользовавшись попутным ветром, беспрепятственно вошли в гавань и передали груз осажденным.
Рассказывая о том, как непросто было сообщаться с оказавшимся в полной блокаде городом, Баха ад-Дин отдает дань памяти отважному юноше по имени Иса, который по ночам регулярно добирался до Акко вплавь, бесстрашно проплывая под самым носом франков и подныривая под их суда. В один из таких рейсов в сентябре 1190 года он нес на себе связку писем для защитников города и три кошеля с тысячью золотых монет каждый. Однако голубь, который должен был, как обычно, сообщить о его прибытии, на этот раз не вернулся, и в мусульманском лагере поняли, что отважный пловец погиб. Спустя несколько дней защитники города обнаружили выброшенное к стенам тело юноши и, осмотрев его, нашли завернутые в промасленный шелк письма и деньги. Таким образом, даже мертвым Иса исполнил свой долг и доставил доверенную ему почту.
Чтобы не утомлять читателя другими подробностями этой долгой позиционной войны, автор решил просто составить краткую сводку того, как развивались события под Акко до конца 1190 года.
10 сентября 1190 года Салах ад-Дин получил донесение о том, что те части германской армии, которые не разбежались и смогли добраться до Триполи, направляются к Акко. Это было еще одно подкрепление, которое, с учетом приближающейся зимы, могло существенно изменить расстановку сил. Салах ад-Дин, сообщает Баха ад-Дин, «выслушал эту новость с великим спокойствием, не изменив позы, в которой сидел, и не желая отвлекаться от дела, которым занимался. Ему необходимо было охранять и защищать город Акру; следить за действиями осаждающих; снаряжать небольшие отряды, чтобы совершать неожиданные набеги на противника, не давать ему ни минуты покоя ни днем ни ночью. Он всегда полагался на Аллаха, лишь у Него ища поддержки…» (Ч. 2. Гл. 81. С. 226).
17 сентября правитель Акко Каракуш Баха ад-Дин известил Салах ад-Дина, что в городе не осталось и дневного запаса продовольствия и его гарнизон голодает. Но в тот же день к Акко подошли из Египта три судна, уже давно вызванные Салах ад-Дином. С боем, за которым султан с тревогой наблюдал, стоя на берегу моря, они смогли прорваться в город — во многом благодаря вовремя подувшему попутному ветру, который, конечно же, был истолкован как знак особого благоволения Аллаха к осажденным и всем мусульманам в целом.
24 сентября крестоносцы осадили Мушиную башню, защищавшую вход в гавань, с тем чтобы прервать всякую возможность доставлять в город провиант с моря. Согласно их плану корабли, на вершинах мачт которых были устроены специальные башенки, должны были забросать башню вязанками горящего хвороста. Еще несколько лодок с горючими материалами должны были усилить начавшийся пожар, после чего крестоносцы намеревались ворваться и уничтожить ее защитников. Стоявшие в гавани мусульманские корабли также должны были быть сожжены. В итоге мусульманам удалось предотвратить поджог, зато загорелось одно судно христиан. Еще одно перевернулось, когда мусульмане взяли его на абордаж, и на корабле началась паника.
4 октября к Салах ад-Дину прибыли войска из Алеппо, Шейзира и Баальбека под предводительством его сына аль-Малика аз-Захира. Несмотря на плохое самочувствие (у него началась лихорадка), Салах ад-Дин выехал навстречу новоприбывшим, чтобы поприветствовать их. В тот же день франки, подтянув к городу всю имевшуюся у них осадную технику, включая гигантский таран, пошли на приступ. Защитники крепости дождались, пока противник начнет переходить через ров и окажется в крайне невыгодном положении, после чего обрушили на него град стрел и камней из баллист. Когда франки стали отступать, мусульмане совершили очередную вылазку и подожгли таран и другие осадные приспособления. Часть из них они потом затащили в город.
7 октября, после многих потерь и приключений, потеряв в буре три судна, германское подкрепление во главе с Фридрихом Швабским причалило в Акко. С его прибытием блокада Акко усилилась, и у осаждающих появилась новая осадная техника.
16 октября мусульмане на нескольких галерах атаковали и затем сожгли корабль, приготовленный германцами к новому штурму Мушиной башни. Во второй половине октября франки захватили корабль, который вез в Акко новую смену гарнизона, деньги и провиант. Правда, спустя несколько дней бурей на мусульманский берег выбросило два корабля, полных зерна и овец. Груз был переправлен в лагерь Салах ад-Дина, а все находившиеся на корабле мужчины, женщины и дети взяты в плен.
20 октября лазутчики донесли, что франки готовятся к генеральному сражению. Салах ад-Дин вновь решил перебазировать лагерь подальше, чтобы создать простор для маневра. Несмотря на то что он был ослаблен болезнью, султан лично направился выбирать место для лагеря. В те дни уже начались дожди и, судя по всему, от простуды и, возможно, от западно-нильской лихорадки в лагере мусульман страдали многие командиры и рядовые воины.
29 октября от лихорадки скончался один из видных военачальников армии Салах ад-Дина, эмир Эрбиля Юсуф Зейн ад-Дин. Новым правителем города Салах ад-Дин назначил его брата Музаффар ад-Дина, одновременно забрав у последнего Харран, Эдессу и Самосату.
1 ноября из армии Салах ад-Дина, по сути дела, дезертировал со своим отрядом Синджар-шах Муаз ад-Дин, эмир Джезиры. Он давно уже жаловался султану, что не выдерживает тягот войны, и просил разрешения отправиться домой, однако Салах ад-Дин считал, что у него каждый боец на счету, и не позволил ему этого. Наконец Синджар-шах появился у шатра Салах ад-Дина и стал настаивать, чтобы тот его принял. Салах ад-Дина била лихорадка, он не желал никого видеть, но Синджар-шах буквально прорвался в шатер и повторил свою просьбу.
«Сейчас время собирать, а не распускать войска», — холодно ответил Салах ад-Дин, но Синджар-шах словно не услышал этого ответа, а припал к руке султана в знак прощания и вышел из шатра. Сразу после этого он велел своим воинам свернуть шатры и покинул лагерь. Уже возле Тверии дезертира настиг гонец с письмом, в котором султан сообщал, что лишает его своего покровительства и защиты. На деле это означало, что Синджар-шах больше не является законным правителем своего города, и Салах ад-Дин направит к нему войска при первой же возможности.
Терзаясь мыслями, что ему дальше делать, эмир встретил направлявшегося в лагерь Салах ад-Дина Таки ад-Дина. Узнав, что произошло, Таки ад-Дин настоял на том, чтобы Синджар-шах вернулся, пригрозив, что в противном случае вернет его силой, одновременно пообещав, что добьется для него дядиного прощения.
3 ноября прибывший в лагерь Таки ад-Дин принял командование над позициями, которыми раньше командовал покойный Зейн ад-Дин. В тот же день он сдержал свое слово и вместе с другим своим дядей, аль-Адилем, испросил у султана прощение для Синджар-шаха.
Но, как вскоре выяснилось, не только Синджар-шах Муаз ад-Дин помышлял о том, чтобы покинуть лагерь. Армия устала. Воинам совсем не нравилось жить в лагере под проливными дождями. Они требовали выплатить им причитающиеся за службу деньги и отпустить на зиму по домам.
Еще одним военачальником, решившимся открыто заявить, что он хочет покинуть лагерь, стал дядя Синджар-шаха Имад ад-Дин Зенги. Между ставками Имад ад-Дина и Салах ад-Дина постоянно сновали гонцы с письмами: Имад ад-Дин просил выплатить ему хоть какие-то деньги за месяцы службы и отпустить, а Салах ад-Дин каждый раз отказывал под различными предлогами. Правда же заключалась в том, что к тому времени он уже начал переговоры с франками о перемирии и хотел дождаться их исхода: в случае успеха переговоров он мог с чистой совестью отпустить всех эмиров домой, оста