«Не верьте слухам, распространяющимся относительно причин отсрочки встречи с моей стороны: лишь я один отвечаю за свои действия, я — хозяин собственных поступков, и никто не может меня принудить. Однако в течение последних нескольких дней я не мог заниматься никакими делами по причине моей болезни; только из-за нее мне пришлось отложить нашу встречу. Согласно обычаю оказавшиеся рядом друг с другом короли обмениваются подарками и дарами. У меня есть дар, достойный того, чтобы его поднесли султану, и я прошу разрешения прислать его» (Ч. 2. Гл. 108. С. 271).
Аль-Адиль ответил на это, что его брат готов принять дар от английского короля при условии, что тот примет от него равноценный подарок, а затем поинтересовался, что именно Ричард собирается прислать в дар Салах ад-Дину.
— Нашим даром могли бы стать великолепные соколы, но сейчас, из-за нехватки пищи, они слабы и неважно выглядят. Вот если бы вы прислали нам несколько кур, которых можно было бы им скормить, то после этого таких птиц было бы не стыдно поднести султану, — ответил посол.
— Так я не понял, кому нужны куры — соколам или чтобы сварить бульон для вашего больного короля?! — не без сарказма ответил аль-Адиль.
— А какой, по-вашему, дар возвеселил бы сердце Салах ад-Дина? — спросил посол, делая вид, что не замечает издевки своего собеседника.
— Не мы пришли к вам, а вы пришли к нам, так что если у вас есть что сказать, то говорите, а если вы хотите сделать дар, то делайте! — ответил Салах ад-Дин.
Прошло еще несколько дней, прежде чем все тот же франкский дипломат снова появился в лагере Салах ад-Дина, и на этот раз с подарком — мусульманином из Египта, попавшим в плен к крестоносцам. Султан оказал почет и освобожденному пленнику, и посланнику, одарив последнего дорогими одеждами.
С тех пор этот дипломат стал часто появляться в лагере, но вопрос о личной встрече Салах ад-Дина и Ричарда больше не поднимался; переговоры велись ни о чем. Вскоре Салах ад-Дин понял, что гость попросту использует эти встречи, чтобы выведать, какие настроения царят в среде сарацин, а заодно и осмотреть саму ставку, чтобы прикинуть, какими силами располагает враг. Но и аль-Адиль извлекал из этих бесед немало полезных сведений, так что «переговоры» было решено продолжить.
Дни мусульманского гарнизона Акко к этому времени и самом деле были уже сочтены.
2 июля за стенами Акко забили в барабаны, извещая о начавшемся штурме города. Салах ад-Дин в ответ предпринял атаку на позиции врага, снова весь день метался между своими частями, призывая их идти в бой «за ислам», но выставленный Ричардом на валах заслон отбил все их атаки. Салах ад-Дин был настолько захвачен командованием атакой, что в течение всего дня не только не притронулся к еде, но и забыл выпить предписанное ему врачом лекарство.
Наутро он вновь приказал бить в барабаны, оповещая армию о том, что ей снова придется пойти в бой, и в это время ему доставили новое письмо из Акко.
«Мы доведены до такой крайности, что у нас нет иного выхода, как сдать город, — говорилось в нем. — Если завтра, в 8-й день, вы ничего не сделаете для нашего спасения, мы предложим капитуляцию и не будем выдвигать никаких условий, кроме сохранения нам жизни».
Это письмо окончательно выбило Салах ад-Дина из равновесия. На этот раз ему уже не удалось сохранить обычного хладнокровия. Точнее, многие в его окружении заметили, как после прочтения послания кровь отлила от его лица, он побледнел, и ему явно сделалось дурно. Терзающая его тело болезнь, по всей видимости, напомнила о себе в эти мгновения с новой силой, а когда он снова пришел в себя, то стал усиленно молиться, умоляя Аллаха о помощи.
Что ж, он и в самом деле сделал все что мог для сохранения Акко в руках мусульман. Возможно, если бы ему удалось значительно увеличить армию, то ситуацию можно было бы переломить, но Салах ад-Дин понимал, что подкрепления взять больше неоткуда.
Тем не менее на следующий день он снова послал армию в атаку в надежде прорваться в лагерь христиан. И снова оставленная на валах у рвов защита продемонстрировала подлинный героизм. Один из христиан в одиночку удерживал целый участок рва, бросая огромные камни на головы подступающих мусульман. Он продолжал стоять даже после того, как в него вонзились десятки стрел — пока в него не была брошена бутыль с горящей нефтью и он сам не обратился в живой факел. Баха ад-Дин сообщает также, что среди защитников рва была некая «женщина, закутанная в зеленую накидку», которая вела по мусульманам необычайно меткий огонь из лука. В конце концов «снайпершу» удалось сразить, и когда Салах ад-Дину принесли лук, из которого она стреляла, «он был изрядно поражен».
3 июля в результате подкопа рухнула внешняя северная стена Акко и франки кинулись в образовавшийся пролом. В завязавшейся здесь рукопашной схватке крестоносцы потеряли 150 человек убитыми и пленными, в том числе и шесть рыцарей. Какой-то рыцарь крикнул: «Не убивайте меня — и я заставлю франков отступить!», но один из стоявших с ним курдов заколол его, а затем такая же участь постигла и пятерых его товарищей.
На следующий день франки прокричали, что только в обмен на освобождение шести рыцарей они готовы гарантировать жизнь всем защитникам города, но им ответили, что уже слишком поздно. Тем не менее в этот же день командующий обороной Акко Сейф ад-Дин аль-Маштуб, не известив Салах ад-Дина, выехал за стены города с белым флагом и попросил встречи с королем Ричардом.
В беседе с королем Сейф ад-Дин напомнил, что даже в тех случаях, когда мусульмане брали города штурмом, они всегда принимали условия побежденных и в ответ на капитуляцию давали им возможность покинуть город со своим имуществом, и спросил, готов ли Ричард принять капитуляцию Акко на тех же условиях.
— И те, кого вы захватывали, и вы сами — всего лишь мои рабы. Сдайтесь, а потом я решу, как с вами поступить, — якобы ответил на это Ричард.
— Что ж, если таков твой ответ, то мы будем стоять насмерть, и прежде чем каждый из нас умрет, он сразит не меньше пятидесяти ваших воинов, — ответил Сейф ад-Дин и, не кланяясь, вышел из королевского шатра.
Когда в Акко узнали об этом диалоге, в городе началась паника. Все были убеждены, что теперь, ворвавшись в крепость, франки вырежут всех до единого. Это невольно способствовало дезертирству — в ночь на 4 июля группа бойцов гарнизона захватила небольшое судно крестоносцев и добралась до позиций мусульманской армии. Двое предводителей дезертиров понимали, что гнев Салах ад-Дина будет ужасен, и попытались скрыться. Однако один из них вскоре был схвачен и отправлен в зеред-хана — своего рода камеру предварительного заключения, куда помещались преступники перед решением своей участи. Затем, вероятнее всего, он был казнен.
Но хуже всего было то, что случаи неповиновения появились и в армии Салах ад-Дина. Когда 4 июля он отдал приказ взять передовой редут франков и затем забросать землей выкопанный ими перед лагерем ров, пошедшие было в атаку отряды неожиданно повернули назад, обвинив султана в том, что он послал их на верную гибель.
Правда, несколько отрядов курдских эмиров во главе с Кайзамом а-Нажми все же попытались выполнить поставленную им задачу. Они дошли до самых траншей, где Кай-зам воткнул в землю древко своего знамени, вокруг которого и завязалась рукопашная. Но прорваться через редут эта горстка храбрецов не смогла. В тот же день, кстати, прибыли три посланника от Ричарда, попросившие у султана для короля фруктов и льда[80]. Они также сообщили, что на следующий день к Салах ад-Дину для переговоров о заключении мира прибудет сам глава ордена госпитальеров. Салах ад-Дин, крайне озабоченный судьбой Акко, тем не менее радушно принял этих гостей и даже позволил им прогуляться и сделать покупки на раскинувшемся неподалеку от его ставки рынке.
На 5 июля Салах ад-Дин попытался назначить генеральное сражение. Он переслал в Акко письмо с подробным описанием своего плана, согласно которому его армия начнет утром массированную атаку на валы противника с целью прорыва в его лагерь, где и развернется решающая битва. Одновременно гарнизон города должен выйти за его стены и тоже начать бой, чтобы таким образом окружить со всех сторон франков и соединиться в лагере. Однако вечером 4 июля очередной дезертир из Акко перебежал к франкам и рассказал им о намерениях Салах ад-Дина.
В ответ христиане усилили охрану ворот города, сделав внезапную вылазку его защитников невозможной, и таким образом вся затея Салах ад-Дина сорвалась. На следующий день франки начали выстраиваться в боевой порядок напротив мусульманского лагеря, и Салах ад-Дин решил, что они, наконец, собираются дать ему сражение на равнине, и тоже отдал своей армии приказ строиться. Но вместо этого небольшой конный отряд выехал чуть вперед, и глашатай прокричал, что они просят вызвать правителя Сидона аль-Адиля аз-Зейдани для ведения переговоров. С одобрения Салах ад-Дина аз-Зейдани выехал, но через некоторое время стало ясно, что условия Ричарда совершенно неприемлемы.
7 июля один из защитников Акко сумел добраться вплавь до Салах ад-Дина и привез ему письмо от имени своих товарищей.
«Мы поклялись умереть вместе, — говорилось в этом письме. — Мы будем сражаться, пока не умрем, и не сдадим город до тех пор, пока живы. Вы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы связать силы врага и не дать ему атаковать нас. Поскольку мы исполнены решимости, то не унизьте себя перед врагом и не покажите себя трусами. Мы приняли свое решение».
Но все это уже были не более чем слова.
В следующие дни к армии Салах ад-Дина подошло еще несколько отрядов. Самым большим из них был отряд туркменов, нанятых одним из эмиров на специально выделенные на это султаном деньги. В эти же дни шли интенсивные переговоры о сдаче города.
Салах ад-Дин предложил сдать Акко и передать христианам все, что в нем было, в обмен на беспрепятственный выпуск населения. Крестоносцы в ответ заявили, что не заключат мир и не примут капитуляции, если им не будут возвращены все приморские города, а всем пленникам-христианам не будет дарована свобода. Тогда к своим прежним условиям, если верить хроникам, Салах ад-Дин прибавил предложение вернуть христианам их главную реликвию — Святой Крест, но и оно было отвергнуто.