Время от времени он сам выезжал на разведку, пытаясь выбрать место для будущего сражения, но так и не находя ничего подходящего.
27 августа авангард Салах ад-Дина взял двух первых пленных, и султан, все еще пребывавший в ярости после резни в Акко, не колеблясь отдал приказ немедленно их обезглавить. Такая же участь постигла и двух следующих пленных, а спустя несколько часов к нему привели еще одного пленного, одежда которого выдавала в нем знатного рыцаря. Салах ад-Дин велел вызвать переводчика и стал допрашивать пленника о том, какова численность армии Ричарда, сколько людей и лошадей они потеряли во время предыдущего налета и насколько велики их запасы провианта, — у самого Салах ад-Дина они были на исходе. Наконец, получив ответы на эти вопросы, он велел обезглавить пленника, но запретил рубить на куски его тело — что, очевидно, было проделано с четырьмя другими несчастными.
Поняв по тону султана, что тот решил его участь, рыцарь спросил переводчика, что именно сказал султан, а услышав ответ, переменился в лице и заявил, что мог бы дать за свою жизнь одного из захваченных в Акко мусульман.
— Но это должен быть эмир, — заметил в ответ Салах ад-Дин.
— Нет, эмира вместо себя я освободить не могу, — покачал головой пленник.
— Но вы не можете рассчитывать на жизнь после того, что сделали в Акко! — холодно сказал Салах ад-Дин.
— Это было ужасное зверство! — согласился рыцарь. — Но это решение было принято единолично королем Ричардом, и он же приказал осуществить его. Я, как и многие мои братья-христиане, был против этого, и мы осуждаем то, что произошло.
Эти ответы, произносимые со страхом и достоинством одновременно, а также молодость и красота пленника пробудили милосердие Салах ад-Дина. Он велел заковать его в цепи и отвести в шатер, а сам, помолившись, выехал на очередной осмотр местности.
Но, по всей видимости, во время рекогносцировки аль-Адиль убедил брата, что после убийства мусульман Акко любое милосердие по отношению к франкам является преступлением по отношению к памяти павших, и, вернувшись, Салах ад-Дин велел казнить и этого рыцаря. В последующие два дня были казнены еще 19 пленных, в том числе и одна женщина.
Тем временем 31 августа армия Ричарда вступила в Кейсарию. В течение нескольких часов Салах ад-Дин совещался с аль-Адилем, как действовать дальше, а на следующий день дал приказ идти в атаку.
Но до непосредственной схватки дело не дошло. Две армии стояли одна против другой, осыпая друг друга стрелами, но как уже отмечалось, они не причиняли крестоносцам особого вреда. Впереди Ричард выставил ощетинившуюся копьями пехоту, за которой стояли лучники и арбалетчики, а также рыцари, готовые по приказу вступить в бой. Кроме того, Ричард разделил свою пехоту на две части, и пока одна держала строй, другая отдыхала на берегу моря, чтобы в свой час заступить на смену.
Выманить рыцарей в открытое поле не удалось, и франки, соблюдая все необходимые меры предосторожности, двинулись вдоль берега дальше. Салах ад-Дин решил на следующий день повторить попытку, сам возглавил наступление, и на этот раз дело дошло до рукопашной и конных поединков. Но вновь никакого преимущества мусульманам добиться не удалось, и после полудня, когда началась все еще продолжающаяся в сентябре в этих местах невыносимая жара, султан дал приказ отступать.
Две армии снова разошлись и снова продолжили свой путь, чтобы 5 сентября опять встретиться в лесу под Арсуфом.
До 7 сентября, когда грянула битва при Арсуфе, произошло несколько важных событий.
3 сентября схлестнулись два отряда, высланных на разведку, — франков и мусульман. В ходе боя к крестоносцам подошло подкрепление, и мусульмане начали отступать, уводя с собой трех захваченных в плен «языков».
Представ перед Салах ад-Дином, пленники рассказали, что несколько дней назад к Ричарду явились два бедуина, утверждавшие, что мусульманская армия очень мала и он без труда ее одолеет. Когда Ричард после недавних схваток понял, что его обманули, он велел казнить этих бедуинов.
На следующий день парламентер от франков подъехал к авангарду мусульманской армии и передал, что Ричард хочет избежать ненужного кровопролития и начать переговоры о возможном мире. В качестве наиболее желательного партнера для таких переговоров король назвал аль-Малика аль-Адиля. С разрешения брата аль-Адиль отправился во вражеский стан и к вечеру привез послание от Ричарда, которое в изложении Баха ад-Дина звучало следующим образом: «Война между нами продолжается длительное время, обе стороны потеряли в ней много отважных воинов. Сами мы пришли лишь для того, чтобы помочь франкам в прибрежных районах; заключите с ними мир, и пусть обе армии вернутся в свои страны» (Ч. 2. Гл. 119. С. 301).
Но Салах ад-Дин как раз в то время меньше всего был настроен на то, чтобы заключать мир. Тем не менее он велел аль-Адилю продолжить переговоры и затягивать их как можно дольше — до тех пор, пока к нему не подойдут отряды туркменских наемников.
Но Ричард, видимо, разгадал эту уловку. Когда аль-Адиль попросил его назвать условия, на которых английский король готов заключить договор, тот, по сути дела, повторил давнее требование Фридриха Барбароссы. «Вы должны вернуть все наши территории и уйти в свои земли!» — сказал Ричард.
Аль-Адиль в ответ вспылил, произошла короткая словесная перепалка, после которой брат султана вернулся в свой лагерь.
Сражение стало неизбежным.
Историки расходятся во мнениях о численности армий Ричарда и Салах ад-Дина в битве при Арсуфе. Во всяком случае, тем источникам, которые утверждают, что в сражении с обеих сторон участвовали сотни тысяч человек, доверять не стоит — речь идет о явном преувеличении.
По реалистичным оценкам, общая численность крестоносной армии составляла порядка 20 тысяч человек, численность мусульман — 25–30 тысяч. Некоторые историки увеличивают эти цифры вдвое: порядка 40 тысяч у Ричарда и 50 тысяч у Салах ад-Дина. Но, как бы то ни было, все сходятся во мнении, что у сарацин в этой битве было численное преимущество над франками, и султан пытался его использовать.
7 сентября крестоносцы все той же колонной в полной боевой готовности двинулись к Арсуфу по равнине, зажатой между морем и лесистыми холмами.
В авангарде шли тамплиеры, арьегард составляли госпитальеры. Обозы и объединенная армия англичан, французов, датчан, венгров и других участников похода находились в центре. Со стороны моря их охраняли корабли, так что отсюда ничего не угрожало, и потому повозки с провизией, военными машинами и всем прочим двигались вдоль берега. Рядом с конными рыцарями по краю колонны шли пехотинцы и арбалетчики, а также ехала легкая конница из туркополов.
Салах ад-Дин отдал приказ начать атаку около девяти часов утра, когда, как ему показалось, франки оказались в самом уязвимом для себя месте. Более двух тысяч мусульманских лучников одновременно выпустили град стрел и дротиков в сторону противника, но от этого обстрела пострадали в основном лошади, а не люди, так что некоторым рыцарям пришлось спешиться. Затем под бой барабанов и звуки труб Салах ад-Дин лично повел половину своей армии в атаку, оставив другую половину на месте, чтобы она могла прикрыть первую в случае отступления.
Основной удар он направил на центр и арьегард франков, рассчитывая за счет численного преимущества разделить их армию на части и разобраться затем с каждой по отдельности.
Но Ричард разгадал этот замысел. Оценив все недостатки своей диспозиции, он велел армии продвигаться вперед, на более удобную позицию, одновременно любой ценой удерживать строй и не дать вклиниться в него сарацинам.
«Султан переезжал от правого фланга к левому, вдохновляя воинов сражаться за веру, — пишет Баха ад-Дин. — Я несколько раз видел его, сопровождаемого всего двумя юношами, каждый из которых вел в поводу коня; я встречал и его брата, который обходился такой же малой свитой, и оба они видели, как вражеские стрелы ложатся слева и справа от них. Благодаря действиям мусульман продвижение врага все больше замедлялось, и мусульмане тешили себя надеждой на легкую победу, когда первые ряды вражеской пехоты достигли леса и садов Арсуфа» (Ч. 2. Гл. 121. С. 306).
Отразив натиск, пехота расступилась, и эскадроны рыцарей бросились в атаку, которая повергла мусульман в ужас, и они обратились в бегство. Вскоре паника охватила и оставленное Салах ад-Дином заграждение, и его воины тоже побежали. Крестоносцы дважды останавливались, опасаясь, что речь идет о ложном маневре, но вскоре снова бросались в атаку, безжалостно разя каждого, кто попадался им на пути. Салах ад-Дину не оставалось ничего другого, как отойти к Арсуфскому лесу и там созывать свои войска — он понимал, что на бой в лесу Ричард не решится, потому что там негде развернуть конницу.
Но поражение мусульман было однозначным. По версии большинства источников, они потеряли в этой битве около семи тысяч человек (по другим данным, не более четырех тысяч, по третьим вообще всего 700), в то время как потери христиан были вдесятеро меньше. Сарацинам удалось захватить в плен лишь четырех коней и одного рыцаря, который был тут же казнен. Судя по всему, речь идет о Жаке д’Авене, под которым в разгар битвы пал конь, и он был мгновенно окружен толпой мусульманских воинов. Обезглавленное тело д’Авена было найдено его товарищами 8 сентября. Но он был единственным знатным воином, погибшим в этом сражении, в то время как мусульмане потеряли в нем 32 эмира, среди которых был предводитель курдов Шахсан, а также еще два видных военачальника.
«Я был рядом с ним (Салах ад-Дином. — П. Л.), — пишет Баха ад-Дин, — пытаясь утешить его, но он не желал меня слушать — до такой степени он был занят событиями, разыгравшимися в тот день; впрочем, когда мы предложили ему поесть, он немного поел. Он и далее оставался в этом месте, ожидая, когда приведут коней, уведенных довольно далеко на водопой, и пока мы ждали, он велел принести к нему раненых, чтобы утешить их и проследить, чтобы их раны были перевязаны. Он отдавал собственных коней тем, кто лишился своих» (Ч. 2. Гл. 121. С. 306).