ем он приказал привести к нему короля Готфрида, его брата и принца Арнаута (Рено). Он поднес страдавшему от жажды королю чашу шербета, приготовленного из розовой воды со льдом, Готфрид выпил часть напитка, а затем предложил чашу принцу Арнауту. Султан сказал переводчику: «Скажи королю, что это он, а не я дает напиться этому человеку». Он следовал славному и великодушному обычаю арабов, по которому пленнику, разделившему трапезу с хозяином, даровали жизнь. Затем он приказал своим слугам отвести пленников в приготовленное для них место, а после того, как они поели, вновь призвал их в свой шатер. В это время в шатре находилось всего несколько слуг. Он усадил короля у входа, затем обратился к эмиру и напомнил ему о том, что сказал ранее, прибавив: «Смотри же, я защищу от тебя Мухаммада!» Затем он предложил ему принять Ислам, а когда тот отказался, извлек саблю и нанес удар, отрубив ему руку по самое плечо. Присутствовавшие при этом быстро добили пленника, и Аллах отправил его душу в ад. Тело выволокли из шатра и бросили у входа. Король, видя, как обошлись с его соратником, решил, что станет второй жертвой; однако султан ввел его в шатер и рассеял его страхи. «Королям не пристало убивать королей, — сказал он. — Однако этот человек перешел все грани, поэтому я и обошелся с ним таким образом».
В другом месте своего сочинения Баха ад-Дин несколько иначе рассказывает о казни Рено де Шатийона: «В году 583 (1187 г.) во время Хиттинской битвы… принц Арнаут (Рено де Шатийон), владетель ал-Керака, и повелитель франков Побережья одновременно попали в плен, и султан велел доставить их к нему. Этот проклятый Арнаут был великим нечестивцем и вероломным тираном. Однажды, когда между мусульманами и франками было заключено перемирие, он предательски напал на караван, шедший по его территории из Египта, и захватил его. Он захватил караванщиков, подверг их пыткам, некоторых бросил в зерновые ямы (матамир), а некоторых заточил в тесных узилищах. Когда они возразили, что между их народами заключено перемирие, он ответил: «Просите вашего Мухаммада, чтобы он вас вызволил». Султан, которому передали эти слова, поклялся убить неверного собственными руками, если Аллаху будет угодно отдать того в его власть. В день Хиттинской битвы Аллах послал этого неверного в руки султану, и он тотчас же решил казнить его, чтобы выполнить свой обет. Он велел привести его к нему вместе с королем. Последний жаловался на жажду, и султан приказал, чтобы ему поднесли чашу шербета. Король, напившись, протянул чашу Арнауту, на что султан сказал переводчику: «Скажи королю: “Это ты даешь ему напиться, но я не дам ему ни еды, ни питья”». Этими словами он хотел дать понять, что честь запрещает ему причинять зло всякому, кто пользуется его гостеприимством. Затем, чтобы сдержать обет, он самолично нанес врагу удар по шее. После этого, взяв Акру, он освободил из ужасных застенков всех узников, которых было около четырех тысяч человек, и отправил их по домам, наделив каждого деньгами, необходимыми для возвращения на родину. Об этом я слышал от многих, хотя сам при том не присутствовал».
Победители провели ночь, празднуя победу; каждый возносил хвалу Аллаху, и до рассвета со всех сторон были слышны возгласы: “Аллаху Акбар!” («Господь — Величайший!») и “Ла илла илла-Ллах!” («Нет бога, кроме Аллаха!»)».
Из рассказа Баха ад-Дина получается, что битва при Хиттине продолжалась не один, а два дня, что противоречит данным христианских источников. Впрочем, сам биограф Саладина при сражении не присутствовал и писал с чужих слов. Не исключено, что атаки мусульманских отрядов на авангард армии крестоносцев вечером накануне битвы он счел за отдельный день сражения.
В анонимном латинском сочинении «Завоевание Святой земли Саладином» говорилось: «В год 1187 от Рождества Христова правитель Сирии [Саладин] собрал армию многочисленную, как песок на морском берегу, дабы начать войну на земле Иудеев. Он пришел на плато Голан, пересекши реку Иордан, и стал там лагерем. Правитель Иерусалима [Ги де Лузиньян] также созвал свою армию, рассредоточенную по Иудее и Самарии. Они собрались и разбили лагерь недалеко от источников Сефорийских. Тамплиеры и госпитальеры тоже собрали много людей из всех своих замков и пришли в лагерь. Граф Триполи (Раймонд III Триполийский) поднялся со всеми своими людьми, которых собрал в Триполи и Галилее, и присоединился к ним. Своих людей привел и принц Ренольд Монреаль [Ренольд де Шатийон], и Балиан Наблусский [Балиан д’Ибелин], и Ренольд Сидонский [Ренольд Гарньер], и лорд Кесарии в Палестине [Уолтер Гарньер]. В городах, селениях и замках не осталось никого, способного держать оружие, кто не поднялся бы по королевскому приказу. Но и этого воинства было недостаточно. Действительно, казна короля Англии (король Генрих II несколькими годами ранее пожаловал значительную сумму денег для защиты Святой земли. Эти деньги использовались для вербовки наемников. — А. В.) была открыта, и каждому, кто мог вступить в битву с копьем или луком, было заплачено. Армия была довольно внушительна: 1200 рыцарей (вдвое больше, чем в битве при Рамле. — А. В.), бесчисленные конные лучники (туркополы) и около восемнадцати тысяч пехотинцев. Они гордились своей численностью, убранством лошадей, нагрудниками, шлемами, пиками и золотыми щитами, но они не верили в Бога и не надеялись на то, что Он — защитник и спаситель Израиля — спасет их. Они были поглощены собственными мыслями, стали тщеславны. Они послали в Иерусалим за тем, чтоб Патриарх принес Святой Крест в лагерь… дабы они могли стать носителями и хранителями Креста Господня. Сирийцы тем временем пересекали Иордан. Они наводнили и опустошили землю вокруг родников Киссона от Тивериадского озера [Галилейского моря] до Вифании… до самого Назарета и вокруг горы Табор. Как только они увидели, что страна разорена теми, кто бежал в страхе перед ними, они подожгли гумна и жгли все, что только видели. Вся земля горела перед ними как огненный шар. Не удовлетворенные даже этим, они взошли на святую гору, к священному месту, где Спаситель наш, после явления Моисея и Илии, показал своим ученикам — Петру, Иакову и Иоанну — славу будущего воскрешения в его Преображении. Сарацины осквернили это место. После того, как передовые группы завершили разрушение, Саладин и вся его армия пересекли реку. Саладин приказал своим силам спешить к Тивериаде и окружить ее. В четверг, второго июля, город был оцеплен лучниками, и битва началась. Поскольку город не был фортифицирован, графиня [Эскива, жена Раймонда III Триполийского] и галилеяне отправили графу и королю послов с вестью: «Турки окружили город. В бою они сломали стену и сейчас выступают против нас. Немедленно пришлите помощь или город будет взят, а мы — захвачены в плен». Сирийцы бились и одержали победу. Когда галилеяне увидели, что уже не в силах удержаться, они оставили и крепостной вал, и город. Они искали убежища от язычников в замке, поскольку город был сожжен. Но как только король Египта [Саладин] услышал, что христианская армия выступила против него, он отказался от штурма замка. «Пусть будет так! — сказал он, — они мои пленники». К вечеру четверга, второго июля, король Иерусалима, услышав послание галилеян, созвал всех военачальников, чтобы решить, какие действия предпринять далее. Все они советовали выступать на рассвете, вместе с Крестом Господним, приготовившись к битве, при полном вооружении и в боевых порядках. Выступив так, они освободят Тивериаду. Граф Триполи, услышав это, сказал: «Тивериада — мой город, и моя жена там. Никто из вас не предан городу так неистово, слава Христу, как я. Никто из вас не жаждет снять осаду или помочь Тивериаде так, как я. Тем не менее ни мы, ни король не должны уходить от воды, еды и прочего необходимого, чтоб вести такое множество людей на смерть от голода, жажды и убийственной жары в пустыне. Вы прекрасно знаете, что под палящим зноем такое количество людей не сможет выжить и дня, если у них недостаточно воды. Более того, они не смогут достичь врага, не страдая от крайней нехватки воды, не теряя людей и животных. Поэтому остановитесь здесь, на полпути, близко к еде и воде, ибо сарацины несомненно возгордились настолько, что, взяв город, не станут сворачивать, но устремятся через широкую пустыню прямо к нам и ввяжутся в битву. Тогда наши люди, отдохнувшие, с запасами хлеба и воды, охотно покинут лагерь для битвы. И мы, и лошади будем свежи, нас будет защищать и помогать нам Крест Господень. Так мы будем с полной силой биться с язычниками, которые будут изнурены жаждой, у которых не будет места для отдыха. Так вы видите, что, если и в самом деле милость Иисуса Христа с нами, враги Креста Господня будут взяты в плен или даже убиты мечом, копьем или жаждой прежде, чем смогут добраться до моря или вернуться к реке. Но если, чего Господь не допустит, дело обернется не в нашу пользу, здесь у нас есть наши бастионы, куда мы можем отступить». Но мудрые слова: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок и когда князья твои едят рано!» (Экклезиаст 10:16) были воплощены в собравшихся. Поскольку наш юный король последовал незрелым советам, в то время как горожане в ненависти и зависти друг у друга ломоть хлеба из рук выбивали. Они отказались от совета, который спас бы и их, и всех прочих. По собственной глупости и ограниченности они потеряли землю, людей и самое себя. Так, в пятницу, третьего июля, они вышли на марш, оставив позади все самое необходимое. Граф Триполи был в первых рядах, как ему и подобало. Остальные следовали слева или справа от него, согласно обычаям царства. Королевский батальон и батальон Святого Креста следовали позади, сообразно с характером местности, тамплиеры шли последними, составляя арьергард. Они маршировали до Сефоре, так, как было сказано ранее, они могли выдвинуться к Тивериаде. В трех милях от города они вошли в село Марескаллиа. Здесь они были так измотаны вражескими атаками и жаждой, что уже не хотели идти дальше. Они собирались миновать узкий каменистый проход, чтобы выйти к Галилейскому морю, которое было всего в миле от них. П