еки. Затем завязалась яростная схватка, ибо незаметно для себя они оказались окружены группой франков. Враги, уверенные, что им некого бояться, кроме этой горстки смельчаков, дружно набросились на них. Султан об этом не знал. Он был далеко от того места, где разгорелся бой, и с ним не было армии, ибо в тот день он выехал без войска, готового ринуться в бой, а только на разведку, согласно своему ежедневному обычаю. Поняв по клубам пыли, что впереди идет бой, он послал сопровождавший его отряд, чтобы привести назад этих смельчаков. Воины отряда увидели, что дело приняло очень скверный оборот и что франки — хозяева положения ввиду численного превосходства. Враги одержали полную победу над пехотинцами, а затем яростный бой разгорелся между ними и этим отрядом. Некоторые пехотинцы были убиты, других захватили в плен. Число тех, кто стал мучеником, пав смертью храбрых на поле боя, составило сто восемьдесят человек. Со стороны франков было много убитых и утонувших. Среди погибших был и предводитель германцев, их важная персона. Среди мусульманских мучеников, имена которых можно назвать доподлинно, был Ибн ал-Бассару, прекрасный молодой человек редкостного мужества. Его отец, отправляя сына на богоугодное дело, не пролил ни слезинки. Так мне говорили те, кто видел это своими глазами. Из всех сражений, свидетелем которых я был, больше не было ни одного, где бы франкам удалось владеть преимуществом. Никогда за все это время не погибало от них столько мусульман.
После того как на мусульман обрушился этот необычайный удар, султан созвал своих эмиров и посоветовался с ними по поводу случившегося. Было решено, что им следует перейти через мост, напасть на франков и не прекращать сражение до тех пор, пока все враги не будут убиты. Враг только что вышел из Тира и занял позицию неподалеку от моста, находящегося чуть больше чем в фарсанге (к северу) от города. Султан, решив атаковать их, сел на коня утром в четверг, в 17-й день месяца жумада I, и повел вперед свои войска и добровольцев, а также всех, кто находился в лагере. Когда арьергард двинулся вперед, он встретился с авангардом, возвращающимся к своим шатрам. Когда этих людей спросили, почему они оставили свои позиции, те ответили, что франки ушли в Тир либо для того, чтобы укрыться за его стенами, либо для того, чтобы окопаться на соседней равнине. «Когда мы услышали об этом, — говорили они, — мы повернули назад, ибо поняли, что авангард там больше не нужен». Получив это известие, султан решил идти на Акру, чтобы проверить те части укреплений, которые было приказано восстановить, и поспешить с завершением этих работ. По прибытии в Акру он восстановил порядок и приказал особенно надежно восстановить крепостные валы. Затем, велев гарнизону проявлять предельную бдительность и быть настороже, он вернулся к армии, которая тем временем стояла лагерем на Марж Уйун, и там он дожидался, пока истечет время, отпущенное им повелителю аш-Шакифа, — этому проклятому Аллахом человеку.
В субботу, в 6-й день месяца жумада II (22 июля 1189 г.), султан получил информацию о том, что отряд вражеских пеших воинов, осмелев, идет на гору Тибнин, чтобы нарубить дров. Поскольку султан все еще думал о недавнем бедствии, постигшем мусульманскую пехоту, то решил устроить засаду, надеясь, что франки попадутся в ловушку. Он знал, что за отрядом следует отряд рыцарей, призванный защищать его, и он расставил силки, в которые должны были попасться и те, и другие. Он велел, чтобы маленький гарнизон, находившийся у Тибнина, выслал свой небольшой отряд, чтобы атаковать вражеских пехотинцев, а затем, едва те увидят, что на них несется вражеская конница, отойти в заранее указанное место. Это должно было произойти утром в понедельник, в 8-й день месяца жумада II. Он также велел гарнизону в Акре преследовать врага и совершить набег на их лагерь, если враги попытаются пойти на выручку своим товарищам.
Очень рано в понедельник султан выехал с отрядом своих легковооруженных телохранителей к тому месту, в которое по его указанию должны были отступить его воины. Он ехал до тех пор, пока не миновал Тибнин, а затем разделил свое войско на восемь частей, отобрав из каждой части примерно по двадцать всадников, известных своей отвагой и сидевших на резвых конях. Он велел этому отборному отряду показательно отступить точно к тому месту, где была устроена засада. Так и было сделано. Однако воины султана увидели перед собой практически все силы франков, ибо те, проведав о том, что происходит, выступили в боевом порядке во главе со своим королем. Между этой армией и мусульманским отрядом завязалась ужасная схватка, потому что мусульмане были слишком горды, чтобы отступать перед франками; чувство чести побудило их нарушить приказ султана и вступить в бой с вражеским войском, несмотря на то что самих их было очень мало. Битва продолжалась до конца дня понедельника, и ни один из мусульман не вернулся в лагерь, чтобы сообщить о случившемся.
Султан узнал о бое только тогда, когда тот почти закончился, и, поскольку приближалась ночь, он выслал лишь несколько отрядов, зная, что уже слишком поздно для серьезной битвы и что возможность застать врага врасплох упущена. Франки, увидев приближение первого подкрепления, испугались и стали отступать.
Весь день обе стороны сражались яростно. От одного из бывших там (ибо сам я там не был) я слышал, что франки потеряли убитыми более десяти человек, а мусульмане — шестерых, двое из которых входили в авангард, а четыре — во вспомогательные арабские войска. В числе последних был эмир Рамил. Этот предводитель своего племени был прекрасным молодым человеком с добрым нравом. Под ним был убит конь, и его двоюродный брат одолжил ему своего, но и тот был убит. Этот молодой человек, как и трое его сородичей, сначала попал в плен. Но когда франки увидели, что к мусульманам идет подкрепление, они убили своих пленников, чтобы их не отбили.
С обеих сторон в тот день было великое множество раненых, и людей, и коней. В этом бою произошло удивительное событие: один из султанских мамлюков был так изранен, что упал среди мертвых и всю ночь истекал кровью. Утром во вторник товарищи хватились его, а не сумев найти, доложили об этом султану. Тот приказал вновь начать его поиски, и его обнаружили лежащим среди мертвых тел в описанном выше состоянии. Воина отнесли в лагерь и заботились о нем так тщательно, что Аллах вернул ему здоровье.
В среду, в 4-й день месяца, султан вернулся в лагерь. После этого по армии прошел слух, что повелитель аш-Шакифа попросил отсрочку только для того, чтобы обмануть нас, и поступает не по чести. Многое указывало на то, что он старался лишь выиграть время, желая пополнить запасы в своем замке и укрепить его ворота. Султан счел необходимым занять позицию на горном плато, чтобы иметь возможность более пристально наблюдать за этим городом и предотвратить поступление в него резервов и продовольствия. В качестве предлога он сделал вид, что желает укрыться от установившейся тогда великой жары и нездорового воздуха того луга. Шел 12-й день того месяца, и в начале второй четверти (предыдущей) ночи он поднялся на гору, а как только забрезжил рассвет, повелитель аш-Шакифа увидел, что мусульманский лагерь оказался прямо у него под боком. Часть армии, как и прежде, осталась на марже. Видя войска в такой близости от себя и зная, что дарованная ему отсрочка истечет к концу жумада II, иными словами, через несколько дней, он тешил себя надеждой, что, навестив султана, сможет уговорить его дать ему еще немного времени. Исходя из того, что он знал о характере султана и его учтивости, он воображал, что ему будет дарована подобная милость. Поэтому он отправился к султану, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и предложил сдать ему город, добавив, что вскоре наступит роковой день и что ему безразлично, перейдет он к султану сегодня или завтра. Он также прикинулся, что некоторые члены его семьи еще не уехали из Тира и что они сделают это через несколько дней. Проведя у султана весь день, к ночи он вернулся в замок. Султан не показал ему своих чувств, но принял его так же, как в прошлый раз, ибо желал точно выполнить обязательства, накладываемые на него данной отсрочкой. Через несколько дней, когда срок истекал, христианин еще раз прибыл из своего замка и, удостоившись личной беседы с султаном, попросил дать ему еще одну отсрочку сроком на девять месяцев, чтобы в целом она составила год. Султан понял, что этот человек желает обмануть его, но, боясь вспугнуть противника отказом, он отложил свой ответ до следующего дня. «Мы подумаем об этом, — сказал он, — мы обсудим это с нашим советом и известим тебя о нашем решении». Затем он приказал, чтобы для гостя поставили шатер рядом с его собственным шатром, и, хотя продолжал оказывать ему великие почести, велел тайно следить за обитателем этого шатра. Обсуждение данного вопроса и обмен информацией между сторонами заняли все время до истечения отсрочки. Затем султан потребовал передачи ему города, открыто сказав: «Ты всегда хотел обмануть нас, ты восстановил крепость и наполнил ее свежими припасами». Тот все отрицал, а затем договорился с султаном, что каждый из них назначит доверенного человека и эти двое отправятся в замок, чтобы принять его капитуляцию и на месте убедиться, восстановлены его укрепления или нет. Когда же назначенные люди подошли к крепости, гарнизон отказался удовлетворить их требования, и посланцы отметили, что ворота в стене были недавно отремонтированы. Поэтому были изданы приказы о том, чтобы строго охранять (главного обманщика), и теперь его сторожили в открытую и не допускали к султану. Ему сообщили: «Отсрочка закончилась, ты должен безоговорочно сдать крепость». Он еще раз попробовал воспользоваться их доверчивостью и увильнуть от прямого ответа, а затем отправил своего доверенного слугу к людям в замке, приказывая сдать город. Однако те самым категорическим образом отказались выполнить этот приказ. «Мы — слуги Магистра, — заявили они, — а не твои». В замке выставили стражу, чтобы никто не мог ни войти в замок, ни выйти из него. В 18-й день жумада II христианин признал, что время отсрочки истекло, и сказал, что сам пойдет в замок и проследит, чтобы тот был сдан. Он сел на своего мула и пустился в путь в сопровождении нескольких наших офицеров.