ров и быков. Около сорока лошадей погибло, но остальные были пригнаны в Эмессу в хорошем состоянии. Домой наши люди вернулись, не потеряв ни одного человека. Султан получил письмо с донесением об этом успехе в 4-й день месяца сафар 587 г. (3 марта 1191 г.).
В предшествующую ночь один из кораблей противника был выброшен ветром на берег, и наши люди, видя постигшую его участь, налетели на него и захватили в плен весь его экипаж, весьма многочисленный. В ночь на первый день месяца раби I (29 марта) мусульмане Акры предприняли вылазку, убили великое множество осаждающих и захватили в плен около дюжины женщин из их лагеря. В 3-й день того же месяца авангард, который в тот день состоял из войск султановой гвардии (халки), подвергся яростной атаке большого вражеского отряда. В результате завязавшегося боя осаждающие потеряли несколько человек убитыми, среди которых, говорят, был один высокопоставленный франк. Мусульмане потеряли всего одного человека по имени Каракуш, слугу султана, который не однажды отличался исключительной храбростью. Султану сообщили, что часть вражеской армии часто пользовалась тем, что мы находимся далеко от их лагеря, — они выходили из лагеря и бродили по равнине; по этой причине в 9-й день месяца султан лично отобрал порядочное число воинов из рядов мусульманской армии, поставив над ними своего брата ал-Малика ал-Адиля, и велел им устроить засаду за холмом, в том месте, которое теперь носит имя этого эмира. Сам султан также укрылся за холмом ал-Айадия, взяв с собой некоторых эмиров из числа родственников, а именно ал-Малика ал-Музаффара Таки ад-Дина, Наср ад-Дина Мухаммада (сына Таки ад-Дина), ал-Малика ал-Афдаля (сына султана) и молодых эмиров — (его) сыновей, а именно ал-Малика ал-Ашрафа Мухаммада, ал-Малика ал-Муаззама Туран Шаха и ал-Малика ас-Салихда Исмаила. Среди сопровождавших султана людей в тюрбанах (факихов) были ал-Кади ал-Фадил и судейские чиновники; в их числе был и я. Небольшая группа наших воинов верхом на добрых конях приблизилась к врагу и осыпала его градом стрел, чтобы выманить на равнину; однако враг не желал покидать лагерь, вероятно, узнав от какого-нибудь предателя об истинной цели этого маневра. Однако этот день все равно принес нам некоторую радость, ибо султану доставили сорок пять пленников, захваченных под Бейрутом. В связи с этим событием я стал свидетелем великой, невиданной мягкости сердца султана. Среди пленников был престарелый мужчина, у которого совсем не было зубов и который передвигался с великим трудом. Султан спросил его через переводчика, почему, будучи в таком преклонном возрасте, он приехал в эту страну, находящуюся так далеко от его дома. Тот ответил: «До моего дома несколько месяцев пути; я приехал в эту страну только для того, чтобы совершить паломничество к церкви Воскресения» (ал-Кумама). Султан был так растроган его ответом, что вернул старику свободу и дал ему лошадь, чтобы тот добрался до вражеского лагеря. Младшие сыновья султана попросили разрешения отсечь головы захваченным пленникам, но он запретил им. Поскольку с этой просьбой они обратились через меня, то я попросил султана объяснить мне причину запрета, и он сказал: «Нельзя, чтобы они с младых ногтей привыкали проливать кровь и смеяться при этом, ибо они пока еще не познали разницы между мусульманином и неверным». Каковы же милосердие, мудрость и сдержанность этого правителя!»
По словам французского историка Жозефа-Франсуа Мишо, «в то время как в Европе велась проповедь нового Крестового похода, Саладин продолжал свой победный марш. Только Тир, к которому завоеватель дважды посылал флот и войско, продолжал держаться под руководством военачальника, успевшего прославиться на Западе и на Востоке. То был Конрад, сын маркиза Монферратского и зять Исаака Ангела, укрепивший и до этого неприступный город и отвечавший гордым отказом на все посулы и предложения Саладина. Под знаменами Конрада собрались многие храбрецы, еще остававшиеся в Палестине, и после ряда бесполезных атак не знавший поражений султан вынужден был отступить.
Не больше повезло ему и с графством Триполи, которое после смерти Раймонда стало достоянием Боэмунда Антиохийского. Все же остальные города и крепости на Оронте и близ него, в том числе и знаменитый Керак, бывший одной из причин начальной фазы войны, стали добычей мусульманской армии. После этой победы довольный Саладин решил наконец освободить от цепей иерусалимского короля, взяв с него клятву, что тот возвратится в Европу. Ги де Лузиньян клятвы, конечно, не сдержал. Некоторое время он скитался по своим сильно сократившимся владениям, а затем решил попытать счастья в каком-либо предприятии, которое объединило бы вокруг него разрозненные силы христиан. В качестве подходящего объекта он выбрал Птолемаиду, сдавшуюся Саладину вскоре после Тивериадской победы. Город этот, в разное время называвшийся Аккой, Акконом и Акрой (Сен-Кан д’Акр), лежавший на Восточном побережье Средиземного моря, неподалеку от Тира, был весьма удобной гаванью и отличался почти такой же неприступностью, как и его сосед. Высокие стены и башни, окружавшие город, дополнялись глубокими рвами, тянувшимися вдоль его сторон, не примыкавших к морю. Каменная плотина прикрывала гавань с юга и оканчивалась фортом, построенным на скале, прямо среди волн.
Когда в конце августа 1189 года Лузиньян осадил Птолемаиду, он обладал всего лишь девятью тысячами бойцов. Но вскоре к осаждающим стали с разных сторон прибывать отряды. Не остался в стороне и Запад: французы, англичане, руководимые архиепископом Кентерберийским, фламандцы во главе с прославленным воином Жаком Авенским, корабли из торговых городов Италии и даже люди далекого Севера — датчане. В то время когда монархи, принявшие на себя руководство походом, еще только готовились к отплытию, под Птолемаидой собралось до восьмидесяти тысяч христиан.
Извещенный об этих событиях, Саладин, прервав завоевание Финикии, повел свою армию под Птолемаиду и занял позицию на возвышенности, контролируя лагерь христиан, вследствие чего осаждающие, очутившиеся между городом и вражеской армией, сами оказались как бы в состоянии осады. После многих стычек, проходивших с переменным успехом, Саладину удалось пробиться к городу; он постарался воодушевить его защитников, оставил в крепости часть отборных воинов и вернулся в свой лагерь, поджидать флот из Египта.
Через несколько дней флот появился, но, к огорчению мусульман и к радости христиан, то были не египтяне, а очередная партия рыцарей с Запада и единоверцы из Тира, правитель которых пожелал участвовать в отвоевании Птолемаиды. Теперь, располагая достаточными силами на суше и на море, христиане решили дать генеральный бой Саладину. 4 октября они вытянулись против лагеря султана вдоль всей Птолемаидской равнины. На правом фланге находился король Гюи, впереди которого четыре рыцаря несли обтянутое тафтой Евангелие; он командовал французским ополчением и госпитальерами. В центре ландграф Тюрингский возглавил немецкие, пизанские и английские отряды. Левый фланг, упиравшийся в море и состоявший из венецианцев и ломбардцев, имел начальником Конрада Тирского. Резервный корпус составляли тамплиеры; охрана лагеря была поручена брату короля, Жофруа Лузиньяну, и Жаку Авенскому. В целом христианская армия представлялась столь организованной и компактной, что один из рыцарей не удержался от возгласа: «Здесь и без Бога победа наша».
Битву начали кавалеристы и стрелки короля. Внезапным и дружным ударом они смяли левый фланг армии Саладина и обратили врагов в бегство. Начавшаяся паника позволила христианам с ходу взять ставку Саладина, и сам он, покинутый гвардией, едва не погиб в общей свалке. Но крестоносцев погубила их обычная алчность. Овладев вражеским лагерем, они предались неудержимому грабежу, что сразу же нарушило общий порядок. Сарацины, заметив, что их больше не преследуют, соединились под знаменем своего вождя и бросились в атаку. Не ждавшие подобного оборота, христиане, нагруженные добычей, которую не хотелось упускать, обнаружили полную растерянность. Попытки отдельных вождей восстановить боевой порядок не имели успеха, и вскоре христианская армия рассеялась, неся большие потери. Одни тамплиеры пытались бороться, но и они были разбиты, а их гроссмейстер, захваченный мусульманами, по приказу Саладина был казнен.
Это жестокое поражение вновь прижало христиан к их окопам. Но и Саладин, потерявший многих воинов, покинул свой разгромленный лагерь, отошел от Птолемаиды и расположился на горной цепи Карубе. Обрадованные этим обстоятельством, поскольку теперь им никто не угрожал больше с тыла, крестоносцы вновь обратились к осаде города. Она затягивалась и была малоуспешной; мусульманам удавалось не только успешно обороняться от натиска врагов, но и уничтожать их осадные приспособления. А с приходом весны положение еще более осложнилось. Саладин, получивший внушительное подкрепление, спустился с гор и снова стал угрожать осаждающим. Война шла не только на суше, но и на море: между судами, нагруженными оружием и продовольствием для обеих сторон, шли ежедневные схватки; от победы или поражения зависели поочередно изобилие или голод в городе и лагере христиан.
Внезапно разнеслись слухи о приближении огромной армии крестоносцев во главе с самим императором Фридрихом Барбароссой. Саладин, обеспокоенный этим известием, решил предупредить немцев и отправил им навстречу значительную часть своего войска. Осаждающие тут же решили использовать раздробление сил врага, с тем чтобы разбить и отогнать армию мусульман с равнины под Птолемаидой обратно в горы. Завязалось второе крупное сражение в ходе этой войны; оно прошло точно по тому же сценарию, что и предыдущее. Сначала христиане нанесли сильный удар мусульманам и даже проникли в их лагерь. Затем, как обычно, они увлеклись грабежом, дали противнику время собрать силы и ответить контрударом, который привел к полному разгрому христиан. «Девять рядов мертвецов, — говорит арабский историк, — покрыли равнину, лежавшую между холмами и морем; в каждом же ряду было по тысяче воинов». К довершению горя побежденных и радости победителей, когда прибыли наконец ожидаемые немецкие крестоносцы, они оказались не великой армией под началом вс