ю отправиться в Дамаск, чтобы достать деньги, потребные для назначенного за него выкупа, который, как мне сказали, составлял двести тысяч (золотых монет?). Когда султан был в Бейруте, его навестил правитель, повелитель Антиохии, прибывший приветствовать его и заручиться его благосклонностью. Он оказал ему почетный прием и гостеприимно принимал его, даровав ему земли ал-Умк — поля, ежегодно приносившие урожай стоимостью в пятнадцать тысяч золотых монет (динаров).
Ал-Маштуб был оставлен в Иерусалиме с другими эмирами, однако ему не было доверено управление этим городом; полномочия правителя были возложены на Изз ад-Дина Журдика, назначенного султаном по возвращении этого эмира в город после заключения мира. До того как назначить его на эту должность, султан поручил мне узнать, что думают по этому поводу ал-Малик ал-Адил, ал-Малик ал-Афдал и ал-Малик аз-Захир. Кроме того, Журдик был избран правителем голосами всех религиозных и справедливых людей, потому что это был человек, заслуживающий доверия и защищавший всех честных людей. В одну из пятниц, находясь в мечети Скалы и действуя по приказанию султана, я ввел Журдика в его должность. После завершения общей молитвы я облек этого эмира новым достоинством, горячо попросив его верой и правдой исполнять свои обязанности и сообщив ему о том, как высоко его ценит султан. Вступив в должность, он самым достойным образом справился со своими обязанностями. Ал-Маштуб остался в городе вместе с другими эмирами и умер там в воскресенье, в 23-й день месяца шаввал (1 ноября 1192 г.). Молитвы над его телом были вознесены в мечети Ал-Акса, и он был погребен в собственном доме».
Таким образом, убийство 2700 пленных тюркских воинов нисколько не помешало заключению перемирия. Человеческую жизнь, тем более простых солдат, тогда одинаково не ценили ни христиане, ни мусульмане. Только богатые и знатные могли рассчитывать на относительно безбедную жизнь в плену в надежде на щедрый выкуп.
В целом мир удовлетворил обе стороны. Крестоносцы сохранили контроль над побережьем, что обеспечило сохранение монополии западноевропейских купцов в левантийской торговле. Зато во владении Саладина остался Иерусалим с его святынями трех мировых религий. Также своей заслугой султан считал то, что ему удалось не отдать крестоносцам Аскалон и тем самым устранить непосредственную угрозу Египту.
Иерусалим в ходе кампании 1191–1192 годов не раз оставался практически беззащитным, однако король Ричард не спешил его занимать. Он понимал, что до тех пор, пока не уничтожена армия Саладина, удержать Святой Город не удастся, особенно теми силами, которые останутся в Палестине после того, как основная масса участников Крестового похода вернется в Европу.
Надо сказать, что крестоносцам объективно было очень трудно удержать Иерусалим. Вероятно, даже войска одного только английского короля при желании могли бы осадить и взять Иерусалим, особенно после того, как армия Саладина потерпела ряд неудач в полевых сражениях. Однако даже оставление в Иерусалиме сильного гарнизона отнюдь не гарантировало его удержания крестоносцами. Мощь Иерусалимского королевства и других латинских государств в Палестине была необратимо подорвана разгромом под Хиттином. Рыцарей и иных колонистов, желающих поселиться в Палестине, в наличии не было. И далеко не факт, что в Иерусалим в случае отвоевания его крестоносцами вернулось бы большинство изгнанных оттуда жителей. Не случайно никакого притока поселенцев не наблюдалось, когда Иерусалим вновь перешел под контроль германского императора Фридриха II Гогенштауфена, правда отлученного от церкви. А поскольку Иерусалим находился вдали от побережья, туда нельзя было быстро направить помощь из Европы. Поэтому после истечения любого следующего перемирия войска любого из преемников Саладина легко могли бы осадить и взять Иерусалим, и для спасения Святого Города потребовался бы новый крестовый поход. А учитывая напряженность в англо-французских отношениях из-за земель во Франции и конфликты германских императоров с римскими папами, шансов на то, что удастся организовать столь же мощный Крестовый поход, как предыдущий практически не было. Как мы знаем, участники следующего, Четвертого Крестового похода, вообще не дошли до Палестины, а предпочли разграбить столицу Византии Константинополь. Для того чтобы контролировать Иерусалим, крестоносцам надо было подчинить соседние мусульманские страны — Сирию и Египет. Но завоевать их не имело сил не только Иерусалимское королевство, но и ополчение главнейших европейских государств в ходе крестовых походов.
В момент перемирия крестоносцы находились в 20 км от Иерусалима, но не рискнули его осаждать, хотя он был практически беззащитен. Войско крестоносцев снабжалось по морю, поэтому ему трудно было действовать во внутренних районах Палестины, хотя во время похода по побережью такое снабжение гарантировало бесперебойное поступление воды, провианта и фуража. Аскалон, возвращенный Саладину, был полностью разрушен. Крестоносцы сохранили лишь прибрежную полосу от Тира до Яффы. Это были относительно скромные итоги самого мощного Крестового похода за всю историю. Можно сказать, что Саладин, хотя и потерпел тяжелые поражения от английского короля Ричарда Львиное Сердце, все же сумел остановить основные силы крестоносцев, которые, пусть и уступали его армии по численности, зато значительно превосходили ее в вооружении и уровне подготовки бойцов. Султану удалось настолько затянуть кампанию, что между крестоносцами возникли серьезные разногласия. Поэтому армия Ричарда таяла не столько от боевых потерь и болезней, сколько от того, что все новые отряды Христового воинства покидали Палестину и возвращались на родину, чтобы улаживать миром или мечом конфликты со своими соседями.
Французский историк Жорж Тат следующим образом подвел итоги Третьего Крестового похода: «Третий Крестовый поход уменьшил значимость победы Саладина, вынудив его смириться с существованием государства франков. Поход продемонстрировал военную мощь Европы и ее возможность переправить по морю значительный военный контингент. И наконец, он показал, что христианство Западной Европы все еще может мобилизовать свои силы для похода к Святой земле. Но в историческом масштабе победа, бесспорно, принадлежала Саладину: попытка Иерусалимского королевства и других латинских государств создать сильное государство на Востоке окончательно провалилась».
Вообще говоря, трудно назвать Саладина безоговорочным победителем. Ему удалось удержать Иерусалим, но не удалось сбросить крестоносцев в море, поскольку они удержали за собой основные порты на палестинском побережье. В то же время громадное напряжение сил в борьбе с Третьим Крестовым походом основательно подорвало мощь его империи и способствовало ее распаду вскоре после смерти великого султана. Также трудно считать Саладина особо выдающимся полководцем. На его счету лишь одна действительно крупная победа — в битве при Хиттине. Но она была одержана в условиях как минимум двукратного численного превосходства на стороне мусульман и лишь благодаря грубым ошибкам противника, не обеспечившего снабжение своей армии на марше к Тианотаде и принявшего бой в невыгодных для себя условиях. В то же время ранее, обладая более чем двукратным превосходством, Саладин был разгромлен при Рамле. Кроме того, он потерпел несколько чувствительных неудач в боях с армией Ричарда Львиное Сердце, хотя это и не было разгромом, как при Рамле. Но султану так и не удалось спасти осажденный гарнизон Акры, и, кроме Хиттина, он не одержал крупных побед над крестоносцами. Взятие Иерусалима, практически лишенного гарнизона, да и запасов продовольствия, к выдающимся военным достижениям отнести никак нельзя.
Что же касается междоусобных войн с египетскими, сирийскими и иракскими эмирами, то в них Саладин больше полагался на дипломатию, чем на силу оружия, а если сражения и случались, то он всегда имел значительный численный, да и качественный перевес, когда мамлюкам Саладина приходилось биться с арабско-бедуинским ополчением. Впрочем, и в отношениях с крестоносцами дипломатический талант Саладина сыграл значительную роль. Ведь султану удалось заключить с Ричардом достаточно выгодное для мусульманской стороны перемирие после того, как он потерпел от Ричарда два сокрушительных поражения — под Арсуфом и Яффой. Султан учитывал, что растущие противоречия толкают вождей крестоносцев к возвращению в Европу. Поэтому он считал, что время работает на него, и проявлял упорство в переговорах, хотя его армия тоже постепенно таяла и Саладин знал, что еще одной зимовки в Палестине она не выдержит.
Но, например, овладевая каким-нибудь городом или крепостью крестоносцев в период своего победоносного шествия по побережью после победы при Хиттине, Саладин позволял гарнизонам уходить в Тир, тем самым значительно затрудняя его последующую осаду. Так дипломатия вступала в противоречие с военной стратегией.
Великодушие султана в отношении побежденных — вещь, безусловно, похвальная. Его нежелание проливать без нужды кровь крестоносцев и своих мусульманских противников и стремление строго соблюдать взятые на себя обязательства выделяли Саладина среди как мусульманских, так и христианских правителей. Хотя случаи нарушения своих обязательств со стороны султана тоже были, и, как мы помним, его нарушение условий капитуляции Акры, предусматривавших возвращение христианских пленников и Креста Господня, имели самые трагические последствия для гарнизона крепости, почти полностью истребленного крестоносцами. Не исключено, что султан был зол на гарнизон, который капитулировал без его разрешения, и на самом деле его вполне устраивало, что большинство сдавшихся будет казнено по приказу короля Ричарда. Все равно казненных пленных до того никто выкупать не собирался. Зато после их казни Саладин мог быть уверен, что его воины будут сражаться до конца и постараются не попасть в плен. К тому же он теперь получил в свои руки благовидный предлог, чтобы истреблять пленных крестоносцев, что и делал неукоснительно после убийства пленников в Акре. Ведь почти все крестоносцы были профессиональными воинами, и после окончания войны, когда их должны были бы освободить из плена, они могли существенно увеличить военный потенциал латинских государств в Палестине. Вообще следует сказать, что самой незавидной была