— Сегодня, — сказал он, — мы приветствуем Кента с его женой и благодарим их за большой дар. Мы сожалеем, что у нас не было времени подготовиться. Ясно, что мы не можем отблагодарить их за этот бесценный дар: во всей Северной Гренландии нет лучшего танцевального зала, даже в тех местах, где люди живут лучше нас. Этот дом принадлежит нам. Сегодня мы чувствуем, что этот дом, красивый дорогой дом принадлежит нам, и мы за это очень благодарны. Мы будем помнить Кента и его жену до тех пор, пока этот дом будет стоять, и будем испытывать благодарность за чудесный дар. Жители из других поселков, не знакомые с Кентом, увидят, как он любит Игдлорсуит. Мы глубоко признательны Кенту за подарки, пиры, за помощь бедным. Множество людей благодарно Кенту. Теперь Кент с женой отбывают на родину, и мы желаем им счастливого благополучного путешествия. Жители Игдлорсуита будут долго помнить Кента. Его дар, стоящий посреди поселка, будет напоминать нам о нем.
Когда Самуэль кончил, собравшиеся пропели псалом. Я встал и произнес речь, поблагодарил их на том жаргоне, который Саламина научилась понимать. Фразу за фразой она переводила мою речь на настоящий эскимосский язык; моя речь в ее переводе была краткой и выражала сущность сказанного.
— Мы, — говорил я, — прожив так долго среди вас, хотим при расставании сказать о той острой глубокой привязанности, которую чувствуем к вам, о том, как сжимается у нас сердце от того, что мы оставляем вас.
Саламина переводила это так:
— Он говорит, что они вас любят.
Я полагал, что после моей речи церемония будет окончена, и так, по-видимому, думали все. Но только-только поднялся шум общего разговора, как вдруг появился Бойе, прорвавшийся сквозь толпу словно разъяренный молодой бык. Бойе стал прямо посредине круга. Люди умолкли. Он заговорил. Речь его была энергичной, пылкой. Его жесты не были жестами пастора, голос звучал не так, как с кафедры. Боже, до чего же он был красив! Худое молодое лицо светилось решимостью. Бойе сказал:
— Много людей путешествует по разным странам, и некоторые из них приезжали и сюда. Но никогда мы не встречали таких иностранцев, как эти, они сделали для нас столько добра, дарили нам столько чудесных подарков. Мы благодарны им всем, но особенно благодарны Кинте и его жене, так как благодаря им были добры к нам другие иностранцы. И сравнивая этих людей с теми, кто приезжал сюда раньше, мы можем сказать, что доброта их подобна доброте Ганса Эгеде и его жены. Велика наша благодарность им всем, а особенно чете Кинте. Мы никогда не забудем материальных и духовных благ, которые вы принесли нам.
Запись этой речи, переданной мне Бойе, он подписал так: «Сие написал охотник из страны гренландцев, Бойе Малакисен, в Игдлорсуите».
И все снова запели:
«Слава в вышних богу и на земле мир!»
Наутро моросил дождь с серого неба. Мы сидели, прихлебывая кофе, в компании близких друзей, в то время как наши вещи переносили на берег. Помогать пришли решительно все. Двери не закрывались. Люди толпами сновали туда-сюда, носили вещи. Наконец, когда все, что должно было ехать с нами, вынесли из дома, мы стали растерянно бродить по усыпанному мусором дому. Пора! Время отправляться! Давно пора: Кнуд, самый рослый мужчина в поселке, с бородой, как у генерала Гранта, плачет на плече у Френсис, называя ее своей матерью; Мартин и Ионас говорят о самоубийстве; Рудольф, Абрахам жмут мне руки. Можно подумать, что мы прощаемся навеки. Пора! Идем!
Внизу на берегу собрались все жители поселка. Я помню, что мы пожали руки всем, даже грудным детям. Рудольф и Абрахам сели с нами в лодку, на весла. Как только мы взошли на борт, все начали петь. Этого мы уже не могли вынести и расплакались.
Моторная лодка отчалила и направилась вдоль берега. Люди пошли следом за ней, затем взобрались на холм над гаванью. Навсегда сохранятся в нашей памяти фигурки на вершине холма, машущие нам вслед носовыми платками, клубочки дыма и звуки ружейных выстрелов. Прощай, Игдлорсуит!
Два катера Геодезической службы, на одном из которых пассажирами ехали мы, прибыли в Годхавн накануне самого жестокого шторма, какой только помнят в этих местах. Шхуна из Упернивика не пришла в порт. Никто никогда не узнает, что с ней произошло. Кусочек палубной обшивки или чего-то вроде этого, подобранный год спустя, мало что скажет.
Конец.
Послесловие редактора
Вы прочли последнюю страницу этой книги. В вашей памяти еще свежа, да и вряд ли скоро изгладится сцена прощания четы Кентов с друзьями — с милой, скромной Саламиной, обладательницей неиссякаемого запаса душевной щедрости, чувствительным Мартином, чье лицо «как полная луна, улыбка, как восходящее солнце, а слезные железы, как Ниагарский водопад», добродушным гигантом Кнудом, с гостеприимным «маленьким джентльменом» Ионасом и другими персонажами книги. В ваших ушах еще звучат слова благодарственного псалма, которым эти честные труженики славят жизнь, славят мир на земле…
Верится, что книга увлекла вас и красочными описаниями полярной природы, метко, любовно очерченными портретами героев, непринужденностью повествования и тонким юмором. Не потому ли, закрывая ее, испытываешь сожаление, будто ты прощаешься с добрым другом, занимательным собеседником, сердечным человеком, каков и есть на самом деле автор «Саламины».
«Есть удивительные, ясной и радостной души люди, — писал о Рокуэлле Кенте один советский критик, — они идут по жизни, словно не зная будней, каждый новый день для них — праздник труда и торжества. Взволнованной преданностью всему, что есть хорошего на свете, заполнены их ум, сердце; счастье для них — любить красоту созидательного разума, честных работящих рук».[41]
Вот эта взволнованная преданность хорошему, любовь к человеку-труженику, характерные для всего творчества Рокуэлла Кента, ярко выступают на страницах «Саламины».
Выдающийся американский художник, самый искренний друг Советской страны, неутомимый борец за мир, демократию, прогресс и взаимопонимание между народами, Рокуэлл Кент в этой книге предстает перед вами как оригинальный писатель-путешественник, писатель-романтик с собственной манерой письма, ясным видением, умением находить, казалось бы, в мелких деталях и незначительных фактах нечто интересное, значимое.[42]
«Саламина» — вторая книга Рокуэлла Кента о Гренландии. В первой — «Курс N by E» — он рассказал о плавании на крохотном парусном суденышке из Нью-Йорка к берегам Гренландии, о кораблекрушении и о своем первом знакомстве с природой и людьми острова.
В «Курс N by E», как и в «Саламине», много романтической приподнятости, сочетающейся с простотой и искренностью. Но, прочтя обе книги, вы согласитесь, что «Саламина» написана с большим литературным мастерством: в этой книге шире диапазон авторских наблюдений, местами ярче выписан пейзаж, выразительней характеры действующих лиц.
Вы, конечно, заметили, как тепло, душевно рассказывает Кент об эскимосах, об их обычаях, воззрениях, отношениях между собой и с приезжими. Чувствуется, что автору дороги эти люди, что он восхищается ими. Ведь эскимосы так добры, гостеприимны, добродушны, незлобивы. «Они живут мирно, а мирная жизнь, по-моему, и есть счастье. Горькая мысль для нас, американцев, неприемлемая для духа нашего времени», — заключает Рокуэлл Кент.
Он нисколько не идеализирует эскимосов, он описывает их такими, каковы они на самом деле. Что из того, если и среди эскимосов есть хитрецы, которые не упустят случая надуть чужака? Их хитрость своей наивностью часто вызывает у Кента улыбку. Он же знает, что эти хитрецы в любую минуту готовы рисковать жизнью, спасая попавших в беду путешественников. «Вот за такие вещи, — пишет Рокуэлл Кент, — мы должны быть благодарны гренландцам. А чем мы за них отплачиваем? Немного табаку, сигара или две, стаканчик шнапса — и еще думаем, какие мы прекрасные люди». Рокуэлл Кент неоднократно сравнивает гренландцев со своими соотечественниками или с другими представителями так называемого цивилизованного капиталистического мира, и чаще всего сравнения эти не в пользу белых.
Выиграли ли эскимосы от приобщения к капиталистической цивилизации? На этот вопрос Рокуэлл Кент отвечает отрицательно. Однако в «Саламине» нет четкой социальной концепции. Сочувствие автора на стороне уходящего патриархального уклада жизни гренландцев. Рокуэлл Кент не вскрывает до конца исторический смысл наблюдаемых явлений в Гренландии, ошибочно заменяя законы общественного развития законами биологии. Довольно часто на страницах книги Рокуэллом Кентом высказывается мысль о неизменности человека в различные социальные эпохи.
Ближе Кент к истине в вопросе о влиянии христианства на гренландцев. Что дала им эта религия рабов и бедняков, навязанная европейскими миссионерами?
«…Бог был не слишком добр к гренландцам, — пишет Кент. — Народ, живущий на безлесной, голой полоске суши, окружающей материк льда, тщетно будет разыскивать в священном писании упоминание о материальных благах, которые даровал ему бог. Присутствие бога здесь не ощущается. Это делает Евангелие несколько нереальным. Может быть, бог здесь не живет?»
Вы соглашаетесь с Кентом — христианство чуждо эскимосам, и что из того, «если они действительно верят в демонов, троллеи, бесов, ведьм, во всю адскую компанию, в которую верят язычники». «И мы, — продолжает Кент, — даже в период расцвета христианства верили во все это. Такая вера противоречит христианской теологии не более, чем богатство — христианской морали».
А как искренне озабочен Рокуэлл Кент судьбой гренландцев! Умный, вдумчивый наблюдатель, он приходит к логическому заключению: капиталистическая цивилизация угрожает свободе гренландцев, их самобытной культуре, их существованию.
Кто же представлял тогда в Гренландии эту цивилизацию? Торговец, агент Королевского датско-гренландского торгового департамента; миссионер, духовный пастырь и «опекун» эскимосов, губернатор со своим чиновничьим аппаратом. Вам они знакомы. Их типичные портреты очень выпукло нарисованы Кентом в «Саламине»: живоглот Троллеман, помощник пастора ханжа Самуэль и безыменный губернатор-бюрократ. На протяжении столетий они представляли цивилизаци