Получив к вечеру известие о том, что оставшаяся без провианта и боеприпасов команда Михельсона в срочном порядке отбыла в уфимском направлении, Пугачев торжествовал.
— Это хорошо, что Михельки поблизости нет. Нам от того прямая выгода.
Воспользовавшись отсутствием грозного противника, Емельян Пугачев позволил себе немного расслабиться и передохнуть в гостях у Юлая Азналина. А тем временем его помощники занимались пополнением Главного войска. За неполную неделю к Пугачеву примкнуло тысяч десять башкир.
Оставив Юлая в его родной волости и забрав с собой молодого бригадира, Пугачев направился в сторону Кунгура, находившегося на границе Башкортостана и Кунгурского уезда.
Судьба распорядилась так, что сопровождавший его Салават Юлаев снова оказался в Красноуфимске. При первой же возможности он сорвался к Наташе.
В это самое время молодая женщина занималась постирушкой. Услыхав топот приближающегося коня, она с испугом обернулась и, узнав Салавата, вскрикнула от радости. Побросав вмиг свои тряпки, она бросилась ему навстречу.
— Миленький ты мой! До чего ж я по тебе стосковалась! — всхлипывая, проговорила Наташа, наспех вытирая о передник мыльные руки.
Салават проворно соскочил вниз и раскрыл ей свои объятья.
— Еще не родила? — ласково спросил он.
— Никак рехнулся, паря?! Ишо срок не вышел! — похлопала она себя по животу и рассмеялась сквозь слезы.
— Ты не забыла про наш уговор?
— Родить тебе сынишку? А то! Помню, вестимо.
— Мне нужен батыр, мой наследник.
Из избы вышла мать Натальи. Не поздоровавшись, она глянула на Салавата исподлобья и протараторила:
— Надо же, явился — не запылился! Чтоб тебя черт побрал! Чего пялишь на меня зенки-то свои бесстыжие! Осрамил девку и был таков.
— Разве я против жениться? Наташа сама не захотела пойти за меня… — начал оправдываться Салават.
— Не захотела! — зло усмехнулась женщина. — Да с какой такой стати, ежели у тебя и без нашей Наташки ажно две бабы. Куда уж там!.. Мы вам, чать, не нехристи какие-то. Такого у нас отродясь не бывало.
— Дак он звал меня в веру свову, — вмешалась тут Наталья.
— Ишо чего удумал! Пущай сам крестится.
— Ну уж нет, не бывать такому! — оскорбился Салават и, обратившись к Наташе, торопливо произнес: — Вот что, милая. Мне пора. Но ты жди. Я как-нибудь заеду за тобой. У тебя будет время. Может, надумаешь…
Не дожидаясь ответа, он резко развернулся, запрыгнул с ходу в седло и, прокричав напоследок, чтобы сына Хасаном назвали, умчался прочь к поджидавшим его айлинским башкирам.
Кунгурская крепость находилась под хорошей защитой. Отказавшись от намерения побороться за нее, Пугачев принял решение идти на Осу, выслав вперед Салавата с его отрядом.
Между Иргинским заводом и селом Медянкой тот нежданно-негаданно повстречал пугачевского полковника мишара Канзафара Усаева. Они не виделись с тех самых пор, как тяжело раненный во время зимнего штурма Кунгурской крепости Салават уехал домой, и бросились друг к другу с радостными возгласами.
— Как поживаешь, Канзафар-агай?
— Пока не жалуюсь… А как рана твоя? — вспомнил вдруг Усаев. — Я вижу, уже зажила.
Вместо ответа Салават лишь рукой махнул.
— Ты лучше про себя расскажи, Канзафар-агай. Слыхал я, ты в таких переделках побывал.
— И не говори, энем[82]. Ты ведь помнишь, с Ванькой Кузнецовым у меня с самого начала не заладилось. Повздорили мы с ним как-то по-крупному. Нашла коса на камень.
— Так это правда, что он тебя арестовал?
— Правда, кустым… Спасибо Пугасаю. Не дал меня в обиду, велел освободить. Ай, да чего уж там, я зла на Кузнецова не держу, потому как нет его боле. Отвоевался наш Иван…
— Знаю. Еще зимой возле Бакалов погиб… — вздохнул Салават и, помолчав немного, спросил: — Ну, а потом что было?
— Под Уфой я Михельке в руки попался. Ты, верно, слыхал, что у того наш главный мишарский старшина Султанмурат Янышев служит. Он-то меня как раз и выручил, заступился и подсказал, чтобы я покаялся и слово дал от Пугасая отступиться. Поверили, отпустили. Я сделал вид, будто бы домой поехал… А потом меня свои же мишарские и схватили — Сулейманов Ишмухаммет с Абдусалямовым Муксином. Заковали в кандалы, в Уфу повезли. Видать, выслужиться хотели. Да только зря они это дело затеяли, потому как я все равно сбежал, а после к Каранаю Муратову подался.
— Куда ж ты теперь путь держишь?
— Везу к Питрау-батше вон того урыса, — сказал Канзафар, показывая на развалившегося в повозке бородатого мужика.
— А кто он такой?
— Саудагар[83] один, по фамилии то ли Долгополов, то ли Долгопалов… Из Питера будто бы едет. Говорит, Питрау-батшу повидать надо. Как я понял, его царский наследник послал.
Салават обомлел от неожиданности.
— А он не врет?
— Да нет, что ты, — уверенно сказал Канзафар. — На второй арбе мы подарки везем, которые сын Пугасая из Питербура через этого саудагара послал. Чего там только нет! Какая шапка, какой чекмень! Серебром да золотом расшиты. Еще сапожки красные, шуба меховая, пимы, одежка, вкуснятина разная… Побоялся, видишь ли, что ограбят, и упросил меня его к Питрау-батше проводить.
— С подарками, говоришь? Ну раз такое дело, может, и не врет, — сказал Салават, хотя по тону его можно было догадаться, что он сомневается.
— Верно ли, что Пугасай с войском возле Кунгурской крепости стоит?
— С Кунгуром у нас покамест ничего не вышло. Папав крепко его стережет. Бугасай не захотел на него силы тратить и решил Осу взять. Меня вот с батырами моими вперед послал, а сам следом идет.
— Эх, жалко, что у меня такая обуза. А то бы и я с тобой.
— Ничего. Алла бойорха, мы с тобой скоро свидимся. Будь здоров, Канзафар-агай!
— Удачи тебе, Салауат-батыр!
Когда многолюдное войско Салавата выехало на простор и растеклось по широкому полю, кто-то из воинов с воодушевлением заиграл на курае, и вскоре зазвучала песня:
Спросишь, сколько Салавату лет,
Получишь ты такой ответ:
Наш батыр — булгадир[84]
Ай, да в двадцать лет.
Остальные дружно поддержали певца.
XVIII
Тем временем Канзафар Усаев добрался вместе со своим спутником до ставки Пугачева. Одетый в шелковый халат, тот, словно турецкий паша, горделиво восседал на своем «троне», опустив на расстеленный перед ним богатый персидский ковер обутые в красные сапоги ноги. Допущенному до его величества Долгополову недосуг было раздумывать над тем, сколь разительна была разница между этим человеком и виденным им когда-то императором. Оробев под властным и немигающим взглядом самозванца, он бухнулся перед ним на колени вниз головой.
— Желаю вам здравствовать многие лета, великий наш государь-император Петр Федорович!
— Ты кто таков? — строго взглянул на него тот.
— Я — купец Ефстафий Митрофанович Долгополов, Ваше величество.
— Откель будешь?
— Ржевские мы.
— Зачем пожаловал?
— Привез подарки, что сын ваш Павел Петрович передать вам велели.
Пугачев даже бровью не повел.
— Вот как… И как же там сынок мой поживает? — деловито осведомился он. — Не забижают его?
— Павел Петрович, слава те господи, пока что живут да здравствуют, — молвил купец и трижды перекрестился. — Их высочество молодцом! Обручились с немецкой принцессой Натальей Алексевной. Они вам тоже кланяются и подарок свой шлют, — сказав это, Долгополов протянул Пугачеву пару самоцветов.
— Знатный подарочек! — восхищенно воскликнул тот, поворачивая их на свету, но вдруг нахмурился и опустил руку. — Токмо одно меня смущат… Кабы невестка чего не выкинула, навроде неверной супружницы моей немки Катерины, кабы чего супротив сынка моего не задумала.
— Принцесса на изменщицу не походит, Ваше величество, — убежденно произнес Долгополов. — Ежели б было у нее чего на уме, разве б стала она вам дорогие каменья слать.
Любимец Пугачева Афанасий Перфильев кивнул головой, соглашаясь с ним.
— Я так думаю, Ваше величество, Ефстафий Митрофаныч прав, — сказал он и громко обратился к остальным помощникам: — Их высочество наследник Павел Петрович его самолично к вам с подарками послали. Видать, не забывают оне свово отца. Верят, что мы будем справно вам служить…
Приближенные Пугачева живо откликнулись на его слова.
— Почтем за великое счастье служить отцу престолонаследника — их величеству Петру Федоровичу!..
Когда казаки умолкли, Пугачев принялся расспрашивать гостя о дворцовых новостях, о настроении петербуржцев.
Ответив на интересовавшие его вопросы, Долгополов улучил момент, чтобы сказать:
— Ваше величество, а ведь я вас давно знаю. В году пятьдесят восьмом довелось мне в Ораниенбауме бывать, где вы на ту пору проживать изволили. Я овса туда привозил. Вот тады мы с вами и разговорились. Может, помните?
— Припоминаю, родимый, припоминаю, — не стал отрицать Пугачев и, словно разгадав подоплеку приезда купца-афериста, долгие годы мечтавшего вернуть себе старый долг, наобум брякнул: — Кажись, я тебе ишо задолжал за твой овес… Так, видно, суждено было ноне расплатиться…
Тот несказанно обрадовался и быстро уверил себя в том, что перед ним истинный царь.
Приезд этого человека стал для Пугачева настоящим событием. Пускай только кто-нибудь посмеет усомниться в том, что он точной государь!
— Господь Бог ниспослал мне великую радость, — сказал он. — Сей купец мне ту радость принес вместе с приветом да подарками от самого Павла Петровича, от сыночка моего единственного. Добрый знак перед походом на Осу…
Пугачев вызвал к себе дежурного казака Якима и велел ему сообщить всем последнюю новость. После этого он собрался с приближенными отведать привезенных гостинцев — напитков да яств. Даже во время пирушки, захмелев, он продолжал донимать Долгополова разными вопросами. Выведав, что тот собирается в скором времени уехать, Пугачев уперся.