Сальмонельщики с планеты Порно — страница 30 из 45

Не издав ни единого звука, громила исчез за окном.

В сад ворвались ещё человек десять — видно, сумели разрезать колючку — и стали крушить жалюзи и окна. Перекинувшись парой слов с Кусакабэ, я схватил кастрюлю, бросился на второй этаж и выплеснул с веранды кипящее масло в сад. Получив своё, негодяи завыли на разные голоса, дав сигнал Кусакабэ, который начал наудачу палить из пистолета. Послышались вопли ужаса и пронзительные крики.

Нападавшие, похоже, никак не ожидали такого отпора и ретировались, унося раненых. Но перед этим подожгли что-то у входной двери. Дым повалил в дом.

— Это нам подарочек на прощание. Для любителей дымка, — заходясь кашлем, проговорил Кусакабэ, — У меня нет желания сгореть тут заживо. Давай убираться отсюда!

— Ворота на честном слове держатся, — сказал я, когда мы сели в машину. Я чувствовал, что на дороге нас уже ждут. — Жми на газ. Вышибем их — и вперёд.

У Кусакабэ был «мерседес» — машина что надо, танк. Мой автомобиль недавно забрал сын и ездил теперь на нём к тёще.

«Мерседес» взревел и, проломив ворота, вырвался на дорогу. Не снижая скорости, Кусакабэ свернул на главную улицу. По пути мы снесли с десяток фотокорреспондентов и репортёров, скопившихся у моего дома, как кучи мусора. Но нам уже было всё равно.

— Да-а… Это было забавно, — рассмеялся Кусакабэ.

Не знаю, как нам удалось обойти все блокпосты на скоростном шоссе и добраться до Токио. Ведь о поджоге наших домов должны были сообщить по телевидению, и наверняка НФБК и полиция нас разыскивали. Мы ехали всю ночь и к утру оказались в столице.

Тайное убежище, о котором говорил Кусакабэ, было устроено в подвале шикарного большого дома в Роппонги. Там собрались товарищи по несчастью — такие же, как мы, погорельцы, которых вынудили бежать, — всего человек двадцать. Раньше здесь был дорогой частный клуб, в который вложился в том числе и Кусакабэ. Да и владелец клуба тоже оказался среди нас. Мы дали клятву бороться сообща, почитать Бога Табака и молиться за нашу победу. Разумеется, Бог Табака не был обличён в какую-то физическую форму. Мы просто сделали нашим знаменем красный круг с пачки «Lucky Strike» и отдавали ему честь, покуривая в своё удовольствие.

Не стану вдаваться в подробности, как разворачивалась наша борьба в последующие семь-восемь дней. Это малоувлекательная история. Если коротко — можно сказать, что мы бились неплохо. Нашими врагами были не только НФБК и его пособники в лице полиции и сил самообороны, но и такая вульгарная штука, как здравомыслие всего мира, подпираемое Всемирной организацией здравоохранения и Красным Крестом. Мы же могли рассчитывать только на поддержку якудза, занимавшихся нелегальной торговлей сигаретами. Но зависеть от такой компании мы не могли. Это шло вразрез с благородными принципами курильщиков.

В конце концов Бог Табака не смог больше взирать на то, как мы бьёмся за своё дело, и послал нам помощников, хотя и не очень надёжных — голубя с пачки «Реасе», летучую мышь с «Golden Bat», верблюда с «Camel» и пингвина с «Kool».[20] Последним на подмогу явился сверкающий белозубой улыбкой супермен от «Зубной пасты для курильщиков», но наших надежд не оправдал — за душой у него, как у Томасона,[21] ничего не было.

— Мы пережили военную катастрофу, послевоенную нищету, и что? Чем богаче становится мир, тем больше появляется законов и правил, тем сильнее дискриминация. И свободе конец. Почему так происходит? — недоумевал Кусакабэ.

Все наши товарищи пали, остались только мы двое. Нас загнали на самую макушку здания парламента, где мы докуривали оставшиеся сигареты.

— Неужели людям это нравится? — спрашивал он.

— Похоже на то, — отвечал я, — И в конечном итоге, чтобы положить этому конец, надо воевать. Ничего другого не остаётся.

В этот миг выпущенная с вертолёта граната со слезоточивым газом угодила Кусакабэ прямо в голову. Не произнеся ни звука, тот полетел вниз. Роившаяся там возбуждённая толпа, накачанная алкоголем, будто собралась любоваться сакурой. Зеваки заревели и стали выкрикивать нараспев:

— Один остался!

— Один остался!

После этого прошло уже целых два часа, а я всё ещё держу оборону на крыше парламента. Всё-таки я герой. Если уж суждено встретить смерть, чего себя жалеть.

Вдруг внизу всё стихло. Даже вертолёты куда-то пропали. Доносится голос, усиленный громкоговорителем, я напряг слух.

— …получится. Но тогда уже ничего не вернёшь. И какая огромная будет потеря! Сейчас он — ценный артефакт, оставшийся нам от Века Курения. Это же памятник природы, давайте сделаем его живым национальным сокровищем. Мы должны охранять его. Господа! Поддержите нас. Повторяем: говорит срочно созданное сегодня Общество защиты курильщиков.

Я содрогнулся. Ну уж нет! Они меня защищать будут? Это же чистой воды издевательство, только в новом виде. Ясно, что находящиеся под защитой виды обречены на вымирание. Их выставляют напоказ, фотографируют, делают им какие-то уколы, помещают в изолятор, берут образцы семени, ощупывают и вообще творят с ними чёрт знает что. И чем всё кончается? Смертью. Но это ещё не всё. После всего из них ещё делают чучела! Нужно мне это? Нет! Я бросаюсь вперёд и лечу с крыши.

Но уже поздно. Внизу успели развернуть тент.

В небе надо мной показались два вертолёта, между которыми натянута сеть. Они подлетают всё ближе и ближе, медленно снижаются…

Вредно для сердца

Дурное предчувствие меня не обмануло.

Завотделом вызвал меня в приёмную и, как я и думал, завёл речь о командировке на остров.

Обычно на остров от исследовательского отдела посылали неженатых. А у меня жена и сыну три года.

Почему распоряжение ехать на остров я получил прямо от зава? Да потому, что начальник над нашим сектором не осмелился бы завести со мной об этом речь. Эта командировка говорила: завсектором готов меня сожрать. Он её сам и придумал. Я был уверен на все сто.

Посреди Японского моря, километрах в двадцати от побережья префектуры Симанэ, есть клочок суши, который называют Гранатовым островом. Вот туда меня и посылали.

— А телефон на острове есть? — взглянув на карту, поинтересовался я у завотделом.

— Жена деревенского старосты — оператор подстанции. Я попросил выделить тебе номерок, — с улыбкой ответил завотделом.

— Туда что, кабель протянули?

— Ты что! Просто радиотелефон.

— Мне кажется, для проверки качества воды нет необходимости забираться так далеко в море. Можно и на побережье всё сделать. Например, мыс Итидзэн. Там разве нельзя?

— На берегу не получишь точных данных о содержании цитроксина. В открытом море совсем другая картина. Для тебя это не новость.

— Да в секторе развития этих неженатых — человек пять-шесть. Зачем меня-то посылать?

— Никто из них самостоятельно работать не умеет. Ты же знаешь.

— У меня хроническое заболевание, — не сдавался я.

— Знаю. Сердце не в порядке.

— Это наш завсектором вам сказал?

Зав пристально посмотрел на меня.

— Да нет. Доктор Масуи. — Так звали врача, который работал в нашей компании.

— Вряд ли он что-то знает о моей болезни. Что он вам сказал?

— Что у тебя нервное расстройство.

— А про сердце не сказал?

— Сказал, что ты уже всех достал со своим сердцем, — усмехнулся зав.

— То есть я выдумываю? — вздохнул я. — Шарлатан он, а не врач.

— Ну а врачи, к которым ты ходишь, что говорят?

Я начал рассказывать заву о своей болезни. Это моя любимая тема, поэтому слова лились из меня как по маслу. Сам завожусь от своего рассказа. Натура у меня такая. Нервы, конечно, расстроены. Но это называется кардиокоронарный невроз. Не просто нервное расстройство и не просто болезнь сердца. Это очень сложное заболевание. Масуи в неврологии ни бум-бум, потому и делает такие безответственные заявления. Мой лечащий врач, доктор Кавасита, прекрасно разбирается и в психоневрологии, и в терапии. Мне страшно повезло, что я встретил такого замечательного специалиста. Я бы уже давно умер от инфаркта, кабы не он. Это точно. До него по каким только я больницам не ходил! Сколько врачей перевидал! И все как сговорились: у вас нервное расстройство. А у меня сердцебиение, дышать тяжело. И боли в сердце начались — жуткое дело. Разве такое при обычном неврозе бывает? И только доктор Кавасита поставил правильный диагноз: кардиокоронарный невроз.

Зав слушал со скучающим видом, пока не поднял руку, прерывая мою речь:

— Хорошо. Пусть будет кардиокоронарный невроз. А в чём причина?

— В моём случае, видимо, виноваты стрессы.

— Так это же замечательно! — Зав хлопнул ладонью по столу с таким видом, будто мы обо всём договорились, — На глухом островке у тебя ни стрессов, ни конфликтов ни с кем не будет. Работа… несколько раз в день берёшь пробу воды, делаешь анализ. И всё — ни забот, ни хлопот. Что-то вроде оздоровительных процедур. Что? Правильно я говорю? У-ха-ха-ха!

Я был в шоке.

Ладно. Видимо, можно и так на это посмотреть. Но как быть с ещё одной причиной моей болезни — неладами в семье? Моя жена — женщина истерического склада. Ещё она любит пощеголять, повеселиться, показаться на людях. Разве она выдержит несколько месяцев на заброшенном острове, где, кроме десятка рыбаков, никто не живёт? Если её туда заслать, она день и ночь будет устраивать мне истерики. Это же пытка.

Но конечно, жаловаться начальнику на семейные обстоятельства было не по-мужски.

— Э… И на сколько ехать? — нервно спросил я.

— На восемь месяцев.

— А меньше нельзя?

— Обычно бывает год. За это время можно отследить изменения уровня цитроксина. И ты это знаешь. Специально для тебя сократили срок до восьми месяцев. Тебе же без жены и сына придётся.

— Как? — У меня округлились глаза, — Их нельзя с собой взять?

Теперь уже глаза округлились у зава:

— А ты разве хочешь?