– Яичницу.
– Я так и подумала. Иди умывайся.
Я быстро собрала диван, аккуратно сложила и убрала на свою полочку в шкаф пижаму. У меня была полочка, а вернее, отделение в шкафу в родительском доме. Это мой дом, я могу прийти в любую минуту, здесь у меня есть тапочки, пижама, халат, их никто, кроме меня, не носит. Здесь мои книги, за исключением самых любимых, я и зарегистрирована по этому адресу.
Начищая зубы моей персональной щеткой, подумала, что, имея красавицу мать, не люблю, когда меня называют красавицей. Очаровательной, милой, умной – да. Но красавицей… Мне приелись холодные и отрешенно-красивые лица девушек, мелькающие на экранах телевизоров. Как правило, красота – это единственный капитал и, увы, единственное содержание человеческой особи женского пола с длинными ногами и размерами 90-60-90. Плюс хватка и стервозность.
Не знаю, каково с ними мужчинам, но у меня от разговоров «красавиц» просто скулы сводит. Хотя мужики в этом плане не слишком притязательны. Я ничего не имею против красоты, как таковой. Есть лица, которые так прекрасны, что и ума не надо. Но в основном… не помешало бы. А еще мне кажется, такие слова, как «красотка», «красавица», в наше время приобрели оттенок профессии. Красота стала образом жизни и, что самое печальное, товаром. Хотя, если читать классику, так было всегда. «Ярмарки тщеславия» испокон веков не закрывались. Женщины использовали свои внешние данные для завоевания места под солнцем с сотворения мира, и ничего с этим поделать нельзя. Наше время всего лишь отличается цинизмом и вульгарностью. И только.
Мы мило и по-семейному позавтракали, и я побежала домой переодеваться и краситься. Мне хотелось «выглядеть». Во-первых, сегодня мне покажут, какие они будут, мои книжки, а во-вторых, надо на работу, а там… Даже думать не хочется о вчерашней встрече, плохо делается от одной мысли, что я увижу холодные теперь глаза Аристарха. Глеба снесло взрывной волной страсти… Катерина улетела… Некуда кинуться за утешением.
В издательстве меня встретили приветливо. Похвалили, обласкали. Заставили расписываться и одобрять. Не знаю, как другим авторам, а мне мои творения показались просто диво как хороши. Что-то подобное, наверное, чувствует мать, когда ей показывают ее первенца. Никто не в состоянии переубедить женщину в том, что она произвела на свет чудо. Даже если ей покажут парочку крокодилов в памперсах. Все равно они будут самые лучшие: самые зеленые, самые пупырчатые. Когда я вдоволь налюбовалась, обсудила детали с редактором, меня попросили подняться в кабинет к шефу. Его за глаза называли «папиком». «Папик» восседал в кресле, но при виде меня галантно привстал. Отец Андрея еще при первой встрече показался мне красивым мужчиной. Сейчас я смогла разглядеть его внимательнее. Да, безусловно, хорош. Моложе моего отца, другой типаж, более крепкого телосложения, по манерам более вальяжен. Я поймала себя на том, что чересчур пристально его рассматриваю. Похоже, я уже вошла в «режим поиска». Нам принесли кофе. Мой издатель поинтересовался, как идут дела в работе над «Дневниками ведьмы», я ответила, что неплохо и, возможно, я закончу в срок, если придумаю финал. Михаил Александрович немного помялся и, наконец, перешел к тому, что его волновало гораздо больше, чем мои произведения…
– Саша, простите, ради бога, но мне хотелось бы знать, Андрей отдает вам долг?
Я задумалась. Как ему сказать, что деньги я получила, но от Кати? В голову ничего не приходило, а молчать неудобно. Еще подумает что-нибудь совсем нехорошее о сыночке. Решила рассказать ему все, как оно было. Поведала озабоченному отцу шалопая, что его сын мне ничего не должен, что Катерина увезла его долги в Париж и только он сам может решать теперь, как поступать. Михаил Александрович огорчился:
– Боже мой, Саша! Как мне жаль! Я совсем не уверен, что он сможет собраться с силами и отдать Кате деньги. Кажется, он потеряет эту девушку… Катя мне очень нравится, она талантливая, умная и сильная.
– Она добрая.
– Да. К моему сыну даже слишком.
– Это не мое дело, но я уверена, что у Андрюши получится.
– Вы оптимистка. Я, увы, нет. И неплохо знаю своего сына. Буду рад оказаться не прав.
Он грустно покачал головой. Я не стала его разубеждать, тем более если честно, то сама думала так же. Посмотрела на часы. Время, время. Вежливо попрощавшись, побежала на работу. Мне уже было не так страшно, в самом уголке страдающей души пробивался робкий росток надежды. Вот выйдут мои книжки… Вот стану я знаменитая… Тогда он пожалеет… И придет… И попросит прощения… Стандартная чушь, которой утешают себя девушки. Глупо, но помогает!
Когда я доехала до улицы Воскова, я уже была почти в порядке. В салоне уже собрались все, кроме Аристарха. Таня и Луша выглядели отдохнувшими и похорошевшими, Витя был, наоборот, немного изможден, но глаза светились безумным светом, свойственным одним влюбленным. Мне обрадовались все, кроме Александры Петровны. Прямо с порога мадам сделала мне внушение, что я пришла на час позже, хотя она велела явиться именно в это время. Я удивилась, но ничего не сказала. Не в моих правилах спорить с начальством, может, вправду не расслышала и перепутала? Всякое бывает. Заглянула в ежедневник. Если судить по записи, я пришла вовремя. Наверное, минутное и к вечеру пройдет. Но я ошибалась. Александра Петровна так и не сменила гнев на милость. Уборка к моему приходу еще не закончилась, но мадам зачем-то отпустила уборщиц и заставила меня мыть и чистить, невзирая на то, что ради первого рабочего дня я пришла, нарядившись в самое элегантное из оставленного мне Катериной. Хорошо, в туалете нашлась пара перчаток и старое полотенце, смогла спасти свежий маникюр и новую юбку. Однако волосы были в пыли, косметику пришлось смыть, потому что в глаза все время что-то попадало. Передохнуть, попить чаю, поболтать с Лукерьей мне не удалось – Александра Петровна гоняла меня как вшивого по бане, постоянно выискивая в моей работе недостатки. Я мыла, вытирала пыль, начищала дверные ручки, раковины и унитазы и все не могла понять, какая муха укусила мадам? Еще мне приходилось отвечать на звонки, встречать клиентов и вести учет. К концу рабочего дня я была похожа на хомяка, побывавшего в пылесосе. Лохматая и в пыли! Именно в таком виде я и встретила Аристарха. Я побежала к двери на кваканье звонка, даже не успев снять резиновые перчатки. Может быть, именно поэтому не упала в обморок, не побледнела, не покраснела при виде любимого мужчины, а устало мотнула растрепанной головой и сказала:
– Здравствуй, Аристарх.
– Здравствуй, Саша, – ответил он, скользнув по мне долгим печальным взглядом, и пошел по коридору в кабинет мадам.
И все. А я осталась в дверях. Через минуту в коридоре нарисовалась Александра Петровна:
– Спасибо, Саша, все. Можешь идти домой.
– Мне осталось домыть прихожую, – возразила я.
– Уборщица домоет утром. Иди, иди. Отчет я распечатаю сама. Деньги оставь в верхнем ящике стола. Я посчитаю.
Сказано с явным нажимом, без любезности. Хорошо, хозяин – барин. Я сложила перчатки и полотенце под раковину, деньги за прием в верхний ящик стола, ополоснула лицо, отряхнула одежду и вышла во двор. Витя Инеев возился со своей любимой «тойотой». Если бы не он, я бы не стала сдерживаться, поплакала бы по пути к метро. Виктор закрыл капот, предложил:
– Саш, давай подвезу.
– Я же в Купчине живу. Тебе не по дороге.
– Теперь я тоже там живу. Так что давай, подруга, садись.
Я села. В машине у Виктора было уютно. Стильные чехлы, нежный освежитель. Никаких пошлых игрушек над лобовым стеклом. Заметно, что Витька любит чистоту. Перед тем как сесть за руль, он вымыл руки с мылом, сполоснул минеральной водой из бутылки, тщательно вытер чистой салфеткой. Мы не торопясь вырулили на проспект и поехали в сторону набережной. Мне стало интересно, к кому Витька переселился в Купчино из так восхваляемого им Приморского района.
– У тебя там девушка? – осторожно поинтересовалась я.
– Да, – просто ответил Виктор, – Жанна.
– Ли? Жанна Ли?
– Да, Сашенька, только через две недели у нее будет другая фамилия. Моя. Мы женимся. Распишемся, посидим в ресторанчике. Жанка хотела тебя пригласить. Сама тебе позвонит. И еще, у нас будет ребенок.
– Твой?
А чей еще! Даже не сомневаюсь. Ее прежнего в Москву перевели сразу, как у нас все закрутилось. По большому счету, Сашка, я дико тебе благодарен за Жанку. Потрясающая баба. Тигрица! Или кошка, как подойти. Я такую всю жизнь искал! Готовит потрясающе, чистюля, каких мало, а уж остальное!.. Богиня!
– А она тебя любит?
– Конечно! Иначе бы ни за что от меня рожать не стала. Жанка со своим телом что захочет может делать. Даже сейчас продолжает заниматься всякими восточными штучками, типа йоги для беременных.
– Здорово, – вяло поддержала я. – Поздравляю.
А мне сказали: «Здравствуй, Саша». И прошли, как мимо вешалки в прихожей. Я сглотнула комок, плакать при Витьке было стыдно.
– Саш, – Виктор осторожно подергал меня за рукав, – а чем ты Петровне насолила?
– Почему ты так решил?
– Ну, здрасте! Ты меня за дурака, что ли, держишь? Ты пришла такая красивая, яркая, глаза горят, а она тебе тряпку в руки – и ну гонять! Ты же администратор, а не поломойка. Что произошло?
– Витя, вот честное слово, сама понять не могу! Все было замечательно, после курсов расстались чуть не подругами! Маме моей пирамидку подарила!
– А почему ты опоздала? Она этого не любит.
– В том-то и дело, что не опоздала! Я никуда не опаздываю, даже раньше пришла. Александра Петровна сама велела к этому часу. Вот, у меня все записано! Не понимаю, в чем дело! Совсем не понимаю.
– Плохо, Сашка. Тогда совсем плохо. Чем-то ты стала ей неугодна. Она тебя изведет.
– Меня? Да за что? Я не верю. Александра Петровна не такая. У нее просто сегодня плохое настроение.
Глупости. У нее плохое настроение не просто так. Поверь. Значит, ты ей мешаешь, а убрать тебя впрямую она почему-то не может. Сашка! Послушай меня. В этом городе шарлатанов от магии до дури, но она – настоящая. Ищи себе другую работу. Тебе в салоне небезопасно. Уходи. И талисман ее не носи. Он работает на тебя, пока Александра к тебе хорошо относится. Вижу, ты мне не веришь, и напрасно. Я дам тебе телефон одной тетки. Она круче Петровны, правда, больше на картах, но колдунья сильная. Петровна ее к себе звала, но умная, не идет.