ила Салтыкова, русского писателя (1884–1889)
В октябре 1876 года постоянно хворавший Салтыков писал смертельно больному Некрасову: «Мы до того отожествились с нашей специальностью, литературным трудом, что сделались вне её почти негодными для существования. В этом отношении наша жизнь может быть названа даже проклятою. У меня не раз бывали порывы выбиться из неё, но я убеждён, что как только настала бы минута освобождения, так тотчас же убедился бы, что мне ничего больше не остаётся, как слоняться из угла в угол без дела».
Обезоруживающе искреннее признание, тем более что здесь оно прямо связывается с изданием «Отечественных записок». Выпуск любого периодического (повременного, как тогда говорили) издания, даже ежемесячного, придаёт жизни всех, кто к этому причастен, совершенно особый характер и, во всяком случае, организует не только труд, но и быт, но и досуг.
Рано или поздно каждый редактор осознаёт себя не вполне самому себе принадлежащим. Другое дело, что это обычно не приводит к решению всё бросить и вернуться в поле свободного творчества. Редактирование газеты, журнала – это жизнь в жизни. И как мы знаем, что наша жизнь конечна, так и в трудах по выпуску журнала мы не забываем, что этот пот и напряжение жил тоже могут безвременно оборваться. Поэтому до гробовой доски не оставлял журнал Некрасов (как не оставил его Белинский), не оставил бы, кашляя и стеная, и Салтыков.
Недоконченные беседы
Салтыков в одном из писем жаловался: «Закрытие “Отечественных записок” и болезнь сына окончательно сломили меня. Недуг охватил меня со всех сторон и сделался главным фактором моей жизни…»
Но Костя выздоровел, с семью тысячами подписчиков закрытого журнала он разобрался (большая часть получила в компенсацию подписку на московский ежемесячный журнал «Русская мысль»), а недуги – что ж, они остались, но как-то отступили.
Хотя в щедриноведении, сложившемся на протяжении столетия с лишком, закрытие «Отечественных записок» рассматривается как «катастрофа» (это слово самого Салтыкова из письма Григорию Елисееву от 5 мая 1884 года) и «гибель того дела выдающегося национально-исторического значения, служению которому писатель отдал немалую часть своей жизни и труда» (С. А. Макашин), необходимо с этим поспорить.
Тот же Сергей Александрович Макашин в своё время опубликовал документ Департамента полиции под служебно-регистрационным названием «Записка о направлении периодической прессы в связи с общественным движением в России» и сделал это под выразительным заголовком «Из истории литературной политики самодержавия: Как подготовлялось закрытие “Отечественных Записок”». Однако и содержание этой «Записки…» и анализ Макашина приводят к неожиданному выводу: сама редакция в неменьшей мере, чем власти, готовила закрытие своего журнала и была к этому закрытию готова. Дело не только, приютившихся в редакции пособниках террористов – шли сложные внутренние процессы перерождения издания из аналитического в пропагандистское.
В письмах Салтыкова 1884 года содержится немало высказываний, на первый взгляд подтверждающих его определение «катастрофы». С упразднением «Отечественных записок» он, многие годы печатавший все свои сочинения только здесь, потерял свою главную трибуну. «Меня, прежде всего, поражает (и до сих пор не могу освоиться), что я лишён возможности ежемесячно беседовать с читателем. <…> Один ресурс у меня оставался – это читатель. Признаться сказать, едва ли не его одного я искренне и горячо любил, с ним одним не стеснялся».
Своё состояние Салтыков определял как «физическую агонию», в письмах не раз жаловался на ухудшение здоровья, связанное именно с закрытием журнала. Однако переживая эмоциональное потрясение, он говорит и о других обстоятельствах перспектив своего труда в «Отечественных записках». Так, после смерти Некрасова он только после долгих раздумий принял решение возглавить журнал. А судя по письму К. Д. Кавелину от 12 мая 1884 года, намечал не продлевать с Краевским контракт на редакторство. Хотя 20 октября 1883 года контракт был продлён до 1 января 1886 года, причины этого – сугубо финансового свойства – названы самим Салтыковым в письме А. Н. Островскому в том же октябре 1883 года: «…мне туго в материальном смысле».
Объявленные в советское время «лучшим демократическим журналом России» тех десятилетий и даже просто «лучшим журналом России» реальные «Отечественные записки» прошли достаточно сложный, даже замысловатый путь существования.
Определение «лучший» нельзя отнести к научным, хотя в литературоведении советского периода с его идеологическими доминантами оно выглядело неоспоримым. Но, например, в обоснование этого качества не приводилось, что было бы логично, количество художественных произведений, увидевших свет на страницах издания, а затем выдержавших проверку временем. В этом смысле, вспомним, «Отечественные записки» оставил далеко позади, например, издававшийся в то же время журнал «Русский вестник», где в 1856 году состоялся второй, «щедринский» дебют М. Е. Салтыкова. У «Отечественных записок» была репутация социал-радикалистского издания, это обеспечивало им достаточно высокий спрос. По данным В. Э. Бограда, «Отечественные записки» в 1882–1883 годах достигли пика своего тиража – более десяти тысяч экземпляров. Тираж «Русского вестника» был куда скромнее.
Сам Салтыков, также в письмах, давал итоговые оценки и самому журналу, и своей деятельности в нём: «Поистине, это был единственный журнал, имевший физиономию журнала, насколько это в Пошехонье возможно. <…> Наиболее талантливые люди шли в “Отеч. Зап.”, как в свой дом, несмотря на мою нелюдимость и отсутствие обворожительных манер. Мне – доверяли, моему такту и смыслу, и никто не роптал, ежели я изменял и исправлял (речь, напоминаю, идёт о редакторской деятельности Салтыкова, который значительно правил, если не сказать – переписывал произведения многих авторов, поступавшие в журнал. – С. Д.). В “Отеч. Зап.” бывали слабые вещи, но глупых – не бывало» (курсив Салтыкова).
Он говорил о необходимости этого журнала «не потому, чтобы… <…> превозносил этот журнал выше небес, но потому что если у него не было положительных качеств, то было отличнейшее качество отрицательное. Он представлял собою дезинфектирующее начало в русской литературе и очищал её от микробов и бацилл. Вы это качество оцените очень скоро, ибо и теперь читать русскую книгу всё равно что нюхать портки чичиковского Петрушки».
Но, если не считать конъюнктурной публицистики «Отечественных записок» (аналитическая проза Глеба Успенского идёт по особому разряду, ему Салтыков платил по 250 рублей за лист, а Стасюлевич в «Вестнике Европы» предложил только 150), главным «дезинфектором» журнала был сам Салтыков, и закрытие издания не только не стеснило этот талант, а напротив: освобождало его от издательской подёнщины. Таким образом, не вдаваясь здесь в подробности, следует признать, что в его прекращении для Салтыкова были положительные стороны, поначалу не осознаваемые даже им самим.
«Интеллектуальная жизнь этой эпохи – эпохи “мысли и разума” – отличалась интенсивностью во всех сферах, – говорится о России 1880-х годов в академическом издании недавнего, перестроечного времени. – И если техника, наука, живопись, музыка, как известно, переживали расцвет, то и словесное искусство не стояло на месте»[43].
Салтыков не мог не почувствовать двусмысленности положения, в котором он оказался. С одной стороны, возглавляемый им журнал «Отечественные записки», принадлежавший к числу оппозиционных изданий, прекратил своё существование. С другой – сам он, неутомимо писавший циклы сатирических очерков о современности, чрезвычайно популярные в образованной среде, давно возвысился над этими жанрами.
Как автор художественно новаторских книг «История одного города», «Помпадуры и помпадурши», «Господа Головлёвы», «Современная идиллия», Салтыков встал в первый ряд русских писателей, именно писателей, а не публицистов. И в 1880-е годы, когда литература, пусть почти принудительно, оказалась перед необходимостью отвлечься от политической конъюнктуры и заняться «вечными вопросами», он мог продолжить свой труд прозаика-художника, мастера своеобычной психологической прозы.
И продолжил: уже осенью 1884 года выходят его книги «Недоконченные беседы (“Между делом”)» и блистательные «Пошехонские рассказы». В ноябре начинается публикация цикла «Пёстрые письма» в авторитетнейшем российском журнале «Вестник Европы». Освобождённый от бремени органа, превращённого его неверными соратниками из литературного издания в прибежище разного рода подрывных сил, Салтыков обрёл полную творческую свободу. За последние пять лет своей жизни он создал несколько крупномасштабных, подлинно художественных произведений и начал подготовку к изданию своего первого собрания сочинений. Страдая от многих болезней, писатель тем не менее обладал огромной жизненной энергией.
В отличие от своих сотрудников в «Отечественных записках», Михайловского и Скабичевского, Салтыков, оказавшись в состоянии свободного выбора после закрытия их постоянной трибуны, мгновенно обрёл силы для перехода в новое творческое качество. Его же напарники, оставаясь главными фигурантами критического цеха 1880-х годов, не только не смогли освободиться от своих узкопартийных пристрастий, но, пожалуй, даже укрепили их. Продукция и того и другого представляет сегодня интерес лишь как реликт эпохи.
Завершив в августе 1886 года «Пёстрые письма», Салтыков тут же начинает цикл «Мелочи жизни». Это не очень заметное произведение писателя поражает, однако, удивительным сочетанием публицистики и психологической прозы. Ровно через год, 27 августа 1887 года, после журнально-газетных публикаций глав, вышло книжное издание «Пёстрых писем».
И вновь без перерыва – болезни каким-то чудом в который раз отступают – Салтыков начинает неотрывно работать над «Пошехонской стариной» и заканчивает эту самую объёмную свою книгу в январе 1889 года. И хотя своеобразие художественной завершённости финала «Пошехонской старины» щедриноведы продолжают обсуждать до сих пор, сама по себе творческая продуктивность Салтыкова в 1884–1888 годах, вплоть до рокового апреля 1889-го, не вызывает никаких сомнений. Поистине прав был Михаил Евграфович, сказав ещё осенью 1883 года: «Я совсем болен. К прежним болезням, составляющим, так сказать, неприкосновенный фонд, присоединяются случайные: прострел, флюс, болезнь седалищного нерва. А главная болезнь – “Отеч