Нет необходимости говорить вам, господин генерал, о том, что все эти меры должны быть приняты в обстановке строжайшей секретности.
Маршал, военный министр,
князь д'Экмюль».
Спустя всего лишь час все тот же генерал Бекер получил от герцога д'Отранта другое письмо, которое было передано ему военным министром:
«Господин граф,
комиссия напоминает вам об инструкциях, которые были вручены вам час тому назад. Вы должны добиться исполнения постановления в том виде, в каком оно было принято комиссией и согласно которому Наполеон Бонапарт должен будет ждать на рейде острова Экс прибытия паспортов.
Интересы государства, которые не должны быть ему безразличны, требуют, чтобы он оставался там до того, как будет принято окончательное решение о судьбе его лично и его семьи. Будут приложены все усилия к тому, чтобы решение его удовлетворило.
Здесь затронута честь французскою народа. А пока следует принять все меры для обеспечения личной безопасности Наполеона и для того, чтобы он не покинул того местопребывания, которое ему в настоящее время определено.
Герцог д'Отрант».
25 июня по просьбе правительственной комиссии император покинул Елисейский дворец и перебрался в Мальмезон, в котором еще всё напоминало о Жозефине.
Несмотря на письмо герцога д'Отранта и настоятельные советы временного правительства, Наполеон никак не мог решиться на отъезд.
28 июня он продиктовал графу Бекеру (поскольку за все, что мог написать император, отвечал лично граф Бекер) письмо военному министру:
«Монсеньор,
ознакомившись с постановлением правительства относительно его отъезда в Рошфор, Его Императорское Величество поручило мне проинформировать Вашу Светлость о том, что он отказывается ехать туда ввиду того, что все дороги забиты и он не видит достаточных гарантий своей безопасности.
Кроме того, по прибытии вместо назначения император полагает, что он будет находиться там в качестве пленника, ибо его отъезд с острова Экс будет связан с присылкой паспортов для отплытия в Америку, в чем ему, несомненно, будет отказано.
Вследствие этого император намерен находиться под арестом в Мальмезоне в ожидании решения герцога Веллингтона о его участи и правительство может объявить о покорности императора. Наполеон останется в Мальмезоне в полной уверенности в том, что против него не будет предпринято ничего, что не было бы достойно народа и правительства.
Граф Бекер».
Мы видим, что Наполеона уже не величали «величеством», хотя князь Экмюль продолжал оставаться «светлостью».
Подобный ответ мог повлечь за собой определенные строгости.
И днем прибыла новая депеша. Вначале могло показаться, что речь в ней шла об отъезде императора. Наполеон открыл ее и прочел следующее:
ПРИКАЗ ВОЕННОГО МИНИСТРА ГЕНЕРАЛУ БЕКЕРУ
Париж, 28 июня 1815 года.
«Господин генерал,
Вам надлежит с частью охраны, которая расположена в Рюэле и находится под вашим командованием, сжечь и полностью разрушить мост в Шату.
Я отдал также приказ войскам, находящимся в Курбевуа, разрушить мост в Безонсе.
Для контроля за проведением этой операции я посылаю одного из моих адъютантов.
Завтра я направлю войска в Сен-Жермен. А пока оставайтесь охранять эту дорогу.
Офицеру, который доставит вам это письмо, поручено лично доставить мне рапорт об исполнении этого приказа».
Генерал Бекер стал ждать решение императора.
А тот, сохраняя полное спокойствие, протянул ему письмо.
– Что прикажете, Ваше Величество? – спросил граф Бекер.
– Исполняйте отданный вам приказ, – ответил император.
Генерал Бекер немедленно отдал соответственные приказания.
Вечером генерала вызвали в Париж. Он уехал в восемь часов.
Наполеон не стал ложиться спать, желая дождаться возвращения генерала.
Тот вернулся к одиннадцати часам.
Император немедленно послал за ним.
– Ну, – спросил он, едва генерал вошел, – что же происходит в Париже?
– Там творятся странные вещи, сир. Вы просто не поверите.
– Ошибаетесь, генерал: начиная с 1814 года я уже ничему не удивляюсь. Говорите же, что вы там увидели.
– Да, именно увидел, сир! У Вашего Величества просто удивительный дар угадывать. Прибыв в здание военного министерства, я встретился с одним человеком, который выходил из кабинета князя и на которого я вначале не обратил особого внимания.
– И кто же это был? – с нетерпением спросил Наполеон.
– Князь соизволил лично мне об этом сказать, – продолжил генерал. «Вы узнали человека, который только что вышел отсюда?» – спросил он. «Я не обратил на него внимания», – ответил я. «Так вот, знайте, что это мсье де Витроль, агент Людовика XVIII».
Наполеон не мог подавить в себе легкую дрожь.
Генерал же Бекер продолжал:
– «Так вот, дорогой генерал, – сказал мне военный министр, – этот мсье де Витроль, агент Людовика XVIII, прибыл от Его Величества (Людовик XVIII снова стал «Его Величеством») с предложением, которые, на мой взгляд, весьма приемлемы для нашей страны. Настолько приемлемы, что, если удастся, я завтра поднимусь на трибуну и постараюсь нарисовать картину нашего положения для того, чтобы внушить необходимость принятия проектов, которые должны послужить делу нашего государства».
– Значит, – пробормотал Наполеон, – национальные интересы теперь заключаются в возвращении Бурбонов… И вы ничего на это не ответили, генерал?
– Ответил, сир. – «Господин маршал, – сказал я ему, – я не могу скрыть своего удивления по поводу того, что вы приняли решение, которое может предопределить судьбу империи и способствовать второй Реставрации. Поостерегитесь брать на себя такую ответственность. Возможно, еще есть средства для того, чтобы остановить и отбросить врага, да и Собрание, как мне кажется, после того, как оно проголосовало за Наполеона II, вовсе не желает возвращения Бурбонов».
– А что же он на это ответил? – живо спросил император.
– Ничего, сир. Он вернулся в свой кабинет и передал мне новый приказ об отъезде.
В полученном генералом приказе говорилось, что, если Наполеон промедлит с отъездом еще сутки, никто не будет отвечать за его безопасность.
Император на это ничего не сказал, будто и не было этого приказа.
Хотя в его положении уже не приходилось ничему удивляться, его поразила все же одна вещь: то, что вопрос о возвращении Бурбонов обсуждался господином де Витролем с князем д'Экмюлем, который одновременно вел переговоры и с ним, Наполеоном. Ведь именно он прислал на остров Эльбу господина Флери де Шабулона для того, чтобы рассказать ссыльному императору об обстановке в стране и заявить, что Франция готова была принять его и ждала.
А когда пришла весть о высадке императора на землю Франции, бывший начальник штаба Наполеона был настолько скомпрометирован, что отправился укрыться к господину Паскье, работавшему главным хирургом госпиталя Инвалидов, с которым познакомился в армии и на преданность которого мог рассчитывать.
Итак, Наполеон ошибался: его еще кое-что могло удивить.
Он приказал готовиться к отъезду на следующий день.
А пока велась подготовка к отъезду императора, произошла сцена, которая могла иметь самые серьезные последствия.
Один из тех людей, кто с болью в сердце наблюдал за той нерешительностью, с которой Наполеон, покорный велению Бога, медлил покинуть вначале Елисейский дворец, потом Мальмезон, был наш старый знакомец, господин Сарранти, томящийся в данный момент в заключении и готовящийся заплатить головой за упрямую преданность императору.
Со дня возвращения Наполеона он беспрестанно уважительно внушал своему генералу, что с такой страной, как Франция, ничто не было окончательно потеряно: маршалы были забывчивы, министры неблагодарны, сенат подл, но народ и армия оставались ему верны.
«Надо все бросить, – повторял господин Сарранти, – и обратиться в этой великой битве к народу и армии».
И утром 29 июня произошло событие, которое, казалось, полностью подтвердило справедливость слов этого сурового и непреклонного советника.
Около шести часов утра все изгнанники Мальмезона – те, кто жил в Мальмезоне, уже стали изгнанниками – были разбужены яростными криками: «Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!»
Все стали ломать голову над тем, что же означали эти крики, которых не было слышно с того самого дня, когда под окнами Елисейского дворца два полка гвардейских стрелков, набранных из волонтеров-рабочих Сент-Антуанского предместья, стали криками требовать, чтобы император стал во главе их и повел на врага.
Господин Сарранти был, казалось, в курсе того, что происходило. Он стоял одетым в комнате, которая находилась перед покоями императора.
Прежде чем император позвал кого-нибудь для того, чтобы узнать о причинах этого шума, господин Сарранти вошел к нему.
Вначале он взглянул на кровать: она была пуста. Император был в библиотеке, прилегавшей к спальне. Сидя у окна и положив ноги на подоконник, он читал Монтеня.
Услышав шаги, спросил, не оборачиваясь:
– Кто это?
– Сир, – послышался знакомый голос, – вы слышите?
– Что?
– Крики «Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!».
Император грустно улыбнулся:
– Что это, дорогой Сарранти?
– То, сир, что это кричит дивизия Брайера, которая возвращается из Вандеи и остановилась перед оградой замка.
– И что с того? – продолжал император все тем же тоном, так же спокойно или даже безразлично.
– Что с того, сир?.. Эти храбрецы намерены пойти еще дальше. Они заявляют, что хотят, чтобы им вернули их императора. В противном случае, если их командиры не пожелают обратиться с этим к вам, они хотят сами прийти к Вашему Величеству и просить вас возглавить их.