– Вы правы, – сказал Сальватор, – письмо это чрезвычайно важное.
– Полагаю, политическое?
– Целиком и полностью.
– Задача не из простых, да?
– Совсем не из простых.
– Следовательно, поручение это опасное?
– Опасное, если не принять всех мер предосторожности.
– Что вы понимаете под мерами предосторожности?
– То, что письмо это – всего лишь чистый листок бумаги.
– А адрес?
– Вам его скажут.
– Значит, письмо написано симпатическими чернилами.
– Придуманными лицом, которое его напишет. Это изобретение не смогут разгадать даже сами господа Тенар и Орфила.
– Но у полиции, кроме господ Тенара и Орфила, есть еще один химик.
– Эти чернила бросают вызов самой полиции. Могу сказать вам это, дорогой мсье Жибасье, с полной уверенностью. Это для того, чтобы вам не пришло в голову продавать господину Жакалю это письмо за двойную цену против той, которая будет вам уплачена за его доставку.
– Мсье! – произнес, гордо выпрямив спину, Жибасье. – Вы, значит, полагаете, что я способен на такое…
– Плоть человеческая слаба, – ответил Сальватор.
– Это правда, – со вздохом прошептал каторжник.
– Сами видите, – продолжил Сальватор, – что вы абсолютно ничем не рискуете.
– Вы говорите мне это для того, чтобы я согласился выполнить задание со скидкой?
– Ни в коем случае: задание будет оплачено в зависимости от его важности.
– И кто же установит его цену?
– Вы сами.
– Но для этого я должен знать, куда именно я должен буду поехать.
– В Эйдельберг.
– Отлично. Когда выезжать?
– Как можно скорее.
– Завтра будет не слишком рано?
– Сегодня вечером было бы лучше всего.
– Я слишком устал, чтобы отправляться в путь сегодня вечером. У меня была очень напряженная ночь.
– Бурная?
– Слишком бурная.
– Хорошо, пусть будет завтра утром. А теперь, дорогой мсье Жибасье, сколько вы просите?
– Для того, чтобы поехать в Эйдельберг?
– Да.
– Мне придется провести там некоторое время?
– Да, чтобы получить ответ. А потом вернуться в Париж.
– Ну, тогда тысячу франков. Это не слишком много?
– Я спрошу вас иначе: хватит ли вам этого?
– Я человек очень экономный. Если не тратить лишних денег, этой суммы мне должно вполне хватить.
– Хорошо, договорились: тысяча франков за то, чтобы доставить письмо. А для того, чтобы привезти ответ?
– Еще столько же.
– Значит, две тысячи франков: тысяча туда, тысяча обратно.
– Точно так: тысяча франков, чтобы приехать к месту назначения, и тысяча, чтобы вернуться.
– Теперь, поскольку мы оговорили расходы на поездку, остается обсудить цену доверия, то есть стоимость самого поручения.
– Ах так? Значит, цена поручения не входит в эти две тысячи франков?
– Задание настолько важное и доходное, дорогой мсье Жибасье, что на тысячу франков больше или меньше…
– Не много ли покажется, если я попрошу две тысячи франков?
– Вы очень разумны в ваших запросах.
– Значит, так: две тысячи франков в оплату за проезд, две тысячи за выполнение задания…
– Всего четыре тысячи франков.
Произнося эти слова, Жибасье вздохнул.
– Не кажется ли вам, что этого маловато? – спросил Сальватор.
– Нет, мне подумалось…
– О чем же?
– Нет, ни о чем.
Жибасье солгал: он подумал о тех трудностях, с которыми придется заработать четыре тысячи франков, и о том, что всего лишь несколько часов назад он чуть было не получил с такой легкостью и безо всякого напряжения пятьсот тысяч франков.
– И все же, – сказал Сальватор, – сердце, которое вздыхает, еще чего-то желает.
– Желания человеческие беспредельны, – ответил Жибасье, отвечая цитатой на поговорку.
– Наш великий моралист Лафонтен сочинил по этому поводу басню, – сказал Сальватор, – но давайте вернемся к нашим баранам.
Он порылся в кармане.
– Письмо у вас? – спросил Жибасье.
– Нет. Оно будет написано только в том случае, если вы согласитесь взяться за его доставку.
– В таком случае я согласен.
– Подумайте хорошенько, прежде чем браться за это поручение.
– Я уже подумал.
– Итак, вы едете?
– Завтра утром.
Сальватор достал из кармана бумажник, открыл его и продемонстрировал Жибасье пачку банкнот.
– Ах! – произнес Жибасье, словно это зрелище кинжалом вонзилось ему в сердце.
Сальватор сделал вид, что ничего не заметил. Достав две банкноты, он сказал Жибасье:
– Договора без задатка не бывает. Вот вам на дорожные расходы. Когда вернетесь с ответом, получите остальные две тысячи франков.
Поскольку Жибасье не спешил протягивать руку, Сальватор бросил деньги на стол.
Каторжник взял их в руки, внимательно рассмотрел, пощупал на плотность указательным и большим пальцем, проглядел на свет.
– Отличные деньги, – сказал Жибасье.
– Вот как? Вы, значит, считаете меня способным подсунуть вам фальшивые деньги?
– Нет. Но ведь и вас могли обмануть. В этой области люди достигли больших успехов, не правда ли?
– И не говорите! – произнес Сальватор.
– Итак, когда мы с вами снова увидимся?
– Сегодня вечером. В котором часу я смогу застать вас дома?
– Я целый день буду дома.
– Ну да! Ломота…
– Вот именно.
– Тогда я приду в девять вечера, если вы не против?
– Договорились. В девять вечера.
И Сальватор направился к двери.
Взявшись за ручку двери, он вдруг произнес:
– О! Мне пришлось бы возвращаться с другого конца Парижа.
– В чем дело?
– Я забыл о самой малости.
– О какой же?
– Попросить у вас расписку. Сами понимаете, эти деньги не мои: бедный комиссионер не носит в кармане десять тысяч франков и не в состоянии уплатить четыре тысячи франков за доставку корреспонденции.
– Меня это тоже удивляет.
– Не понимаю, как это не могло внушить вам подозрений?
– Я уже начал было их испытывать, – сказал Жибасье.
– Ладно, дайте мне расписку в получении двух тысяч франков, и дело с концом.
– Совершенно справедливо, – произнес Жибасье, пододвигая к себе чернильницу с пером и бумагу.
Затем, обернувшись к Сальватору, сказал:
– Простую расписку в получении, не так ли?
– О, господи, конечно же. Самую простую.
– Без указания, за что именно получены деньги?
– Это лишнее. Мы ведь с вами знаем, на что они будут израсходованы.
Жибасье машинально, наверное, потому, что знал, с какой легкостью улетучиваются банкноты, и опасался, что и эти две бумажки смогут исчезнуть, прижал их локтем к столу и принялся писать расписку в их получении самым своим красивым почерком.
Затем он протянул расписку Сальватору. Тот внимательно ее прочел и с удовлетворением на лице аккуратно сложил и медленно сунул в карман.
Жибасье наблюдал за ним с некоторым беспокойством.
Ему не понравилась эта улыбка Сальватора.
Но это было далеко не все. Сальватор, сложив руки на груди и глядя Жибасье в лицо, с издевкой произнес:
– Следует признать, король вымогателей, что вы одновременно являетесь примером редкой неосторожности и крайней степени глупости. Как! У вас хватило доверчивости поверить в сказку, которую я вам только что рассказал? Как! Вы настолько глупы, что попались в детскую ловушку? Не могу поверить! Как! После вашего ночного приключения вы не заподозрили, что оно может иметь продолжение? Что вас будут искать! Вам не пришло в голову, что если вас в чем-то заподозрят, самым простым будет попросить у вас образец вашего почерка? Неужели вы настолько глупы, что полагаете, что можете безнаказанно красть деньги, которые дает вам господин Жакаль! Итак, господин граф Эрколано, сядьте и слушайте!
Начало этой речи Жибасье выслушал с нарастающим беспокойством. Увидев, как глупо он поступил, дав Сальватору расписку с образцом своего почерка, он захотел было отнять у него расписку и дернулся было, чтобы напасть на него. Но Сальватор, несомненно, предвидел это возможное нападение. Поэтому он выхватил из кармана заряженный пистолет и приставил его к груди каторжника в то время, как произносил эти слова: «Итак, господин граф Эрколано, сядьте и слушайте!»
В результате всего этого Жибасье, лишившийся оружия в ночной схватке с Жаном Торо и бывший, кстати, человеком скорее хитрым, чем агрессивным, по команде Сальватора решил, что ему ничего лучшего не остается, как подчиниться неизбежному. И он скорее рухнул, чем сел, на стул с позеленевшим и покрывшимся потом лицом.
Жибасье понял, что, подобно маршалу де Вильруа, он подошел к тому отрезку жизни, когда удача отворачивается от человека и ему остается ждать только одних поражений.
Сальватор подошел к другому концу стола и, усевшись напротив Жибасье, продолжил разговор, поигрывая своим пистолетом:
– Вы были приговорены к каторге за грабежи и подделку документов. Вас едва не приговорили к смертной казни за убийство. Но убийство не было доказано, и вы избежали смерти. Убийство состоялось в некоем убогом доме на улице Фруадманто, и жертвой вашей стал некий провинциал по имени Клод Венсан. Убийство было совершено при пособничестве карлицы Бебе и мадемуазель Фифины. Я могу доказать, что именно вы нанесли первый удар кочергой и что от этого удара тот несчастный потерял сознание и упал, а затем эти две негодяйки добили его. Одна из них уже находится по другой причине в руках правосудия, а другая принесла вам сегодня утром те пятьсот тысяч франков, которые вы украли у графини Рапт и которые я распорядился у вас отобрать. Поэтому я мог бы завтра же отдать вас и мадемуазель Фифину в руки правосудия, из которых господин Жакаль, несмотря на всю его власть, не стал бы вас вызволять… Верите ли вы в то, что я в состоянии это сделать и что вы подвергаетесь некоторой опасности, отказываясь выполнять все мои распоряжения?
– Верю, – грустно пробормотал Жибасье.
– Подождите, мы еще далеки от конца.
– Спустя несколько дней после того, как вы сбежали с каторги, вы похитили некую девушку из пансиона в Версале по указанию господина Лоредана де Вальженеза. Ваши сообщники, украв у вас деньги, которые вы получили за проведение этой прекрасной операции, сбросили вас в колодец, откуда вас извлек господин Жакаль. С того самого дня вы стали его преданным помощником, но ни вам, ни ему не удалось помешать мне вырвать Мину из рук господина де Вальженеза и поместить ее в надежное место. Видите, господин проходимец, что я в состоянии бороться с вами и добиться своего несмотря на все ваше противодействие. Сегодня речь идет о деле куда более серьезном. И я заявляю вам, что речь идет о похищении другой девушки, на освобождение которой я, если нужно, готов пожертвовать не только те пятьсот тысяч франков, которые я у вас забрал сегодняшней ночью, но и суммой вдвое, втрое и даже вчетверо большей. И горе тем негодяям, которые встанут между мной и достижением моей цели, я разобью их, как стекло. Тот, кто окажется моим союзником, выиграет многое, мой враг потеряет все. Поэтому слушайте меня внимательно.