– Должен вам заметить, – напыщенно произнес врач, – что слово мономан, происходящее от monos и от mania, что означает, следовательно, единственная идея, может относиться только к человеку, поскольку только человек может иметь идеи, а у собаки только инстинкт. Возможно, очень сильно развитый, но нельзя же ставить его в сравнение с высшей организацией психики человека.
– Что ж, – ответил Сальватор, – объясняйте это, как хотите, называйте это инстинктом или идеей, но Брезил занят своим делом.
– Каким же?
– У него некогда были два молодых хозяина, которых он очень сильно любил: девочка и мальчик. Мальчик был убит, девочка пропала. Но он так настойчиво искал девочку, что нашел ее.
– Она жива?
– Да, жива, цела и здорова. А вот что касается мальчика, то, поскольку тот был убит и где-то зарыт, бедный Брезил постоянно старается найти это самое место и поэтому везде все роет.
– Quaerite et invenietis (Ищи и обрящешь), – произнес нотариус, с удовольствием вставивший эти три слова на латыни.
– Простите, – сказал врач, – но вы рассказываете нам какой-то роман, мсье.
– Скорее историю, – поправил его Сальватор, – и очень ужасную.
– Честное слово, – сказал нотариус, – мы сейчас находимся между переходом к десерту. Именно в это время принято рассказывать всякие истории. Если вы хотите рассказать нам свою историю, мы с удовольствием ее послушаем, дорогой мсье.
– Охотно, – сказал Сальватор.
– Это должно быть очень интересно, – сказал врач.
– Мне тоже так кажется, – просто ответил Сальватор.
– Тихо! Тихо! – раздалось со всех концов стола.
Наступила тишина, во время которой Брезил испустил такой заунывный вой, что в жилах гостей застыла кровь, а садовод, несколькими словами уже показавший, что он не обладал таким критическим складом ума, как врач, не удержался от того, чтобы вскочить и пробормотать:
– Чертова собака!
– Да сядьте же вы! – сказал землемер, потянув его за полы пиджака и насильно усаживая.
Садовод, ворча, сел на место.
– Ну, давайте вашу историю! – сказали гости. – Начинайте свой рассказ!
– Господа, – сказал Сальватор, – мою историю, а скорее драму я назову так: «Честнейший человек Жиро».
– Ну, – сказал отставной судебный пристав, – прямо как честнейший господин Жерар.
Да, действительно, разница всего в двух буквах. Но к первому названию я добавлю подзаголовок. Он будет звучать так: или «Не верьте внешности».
– Прекрасное название, – сказал нотариус. – На вашем месте я предложил бы его господину Жильберу де Пиксерекуру.
– Не могу, мсье. Я предложу его господину королевскому прокурору.
– Господа, господа, – сказал врач, – я вынужден заметить вам, что вы не даете рассказчику начать историю.
– О! – сказал на это Сальватор. – Успокойтесь, мы до нее скоро дойдем.
– Тихо! – произнес землемер. – Тихо!
Все услышали, как Брезил яростно разрывает землю и тяжело дышит.
Сальватор начал повествование.
Нашим читателям известна эта драма, которую он рассказал, изменив имена действующих в ней лиц. Методом поисков и расспросов, руководствуясь своей замечательной проницательностью, в которой ему так активно помогал Брезил, он сумел восстановить все детали драмы. Подобно тому, как знающий архитектор по нескольким камням и обломкам восстанавливает античный монумент, как Кювье по нескольким попавшим в его руки костям смог восстановить допотопного монстра.
Поэтому мы не станем снова слушать рассказ Сальватора, из которого не узнаем ничего нового из того, что нам уже стало известно.
Скажем только, что когда Сальватор описал преступление Жиро и показал, как с помощью лицемерия этот убийца и грабитель сумел добиться не только уважения, но и любви и преданности своих сограждан, у его слушателей вырвался продолжительный возглас возмущения, на который Брезил ответил приглушенным рычанием, словно бы он хотел присоединиться к этим проклятиям.
Затем, описав лицемерие этого негодяя, рассказчик поведал о подлом поступке этого человека, который позволил приговорить к смерти невинного человека, хотя мог бы сам скрыться куда-нибудь под другим именем, уехать на другой конец света и там оплакивать свое первое преступление вместо того, чтобы совершать новое еще более ужасное, чем первое, преступление, он привел присутствующих в крайнее негодование. Каждый из слушающих перешел от гнева к отчаянию и снова осыпал проклятиями этого убийцу.
– Но, – вскричал нотариус, – вы говорите, что невиновный будет казнен вместо виновного завтра?
– Завтра, – сказал Сальватор.
– Но, – в свою очередь, вмешался врач, – как можно до завтра найти улику, которая сможет открыть глаза правосудию?
– Господь милостив! – сказал Сальватор, нагнув голову и посмотрев на отчаянную работу Брезиля, который, почувствовав внимание хозяина, на секунду прервал свое занятие и ткнулся, словно поцеловав, мокрым носом в ладонь молодого человека. После чего он вновь принялся рыть землю.
– Господь милостив, Господь милостив, – повторил врач, бывший, с силу своей профессии, большим скептиком. – Но хорошая улика была бы лучше.
– Безусловно, – ответил Сальватор. – И я надеюсь, что мы с вами скоро найдем эту улику, которую я однажды уже потерял.
– А! – хором спросили гости. – Так у вас были доказательства?
– Да, – ответил Сальватор.
– И эти доказательства вы потеряли?
– К несчастью.
– А что это было за доказательство?
– С помощью Брезиля я сумел отыскать скелет мальчика.
– О! – с ужасом произнесли гости.
– Но почему же вы не потребовали прибытия полиции и врача? – спросил врач.
– Я так и поступил, правда, не пригласил врача. Но за это время скелет исчез, а правосудие посмеялось надо мной.
– Убийца был предупрежден, – сказал нотариус, – и, очевидно, перепрятал скелет.
– И вы теперь, значит, ищете этот труп? – спросил отставной судебный исполнитель.
– Господи, конечно же, – произнес Сальватор. – Поскольку, сами понимаете, что если труп находится в том месте, куда его никак не мог зарыть господин Сарранти…
– Господин Сарранти! – в один голос вскричали гости. – Так, значит, это господин Сарранти – невинно приговоренный человек?
– Разве я назвал это имя?
– Да, вы сказали Сарранти.
– Ну, если так, не стану отрицать.
– А какой интерес преследуете вы, пытаясь доказать невиновность этого человека?
– Он отец одного из моих друзей. Кроме того, хотя я с ним лично и незнаком, мне кажется, что долг каждого человека – спасти от эшафота себе подобного, когда он уверен в его невиновности.
– Но, – спросил нотариус, – занимаясь поисками этой улики, уж не думаете ли вы найти ее именно здесь?
– Это не исключено.
– В доме у господина Жерара?
– А почему бы и нет?
Пес, словно подтверждая слова хозяина, заунывно и протяжно завыл.
– Слышите? – произнес Сальватор. – Брезил говорит мне, что он полон надежд.
– Что значит – полон надежд?
– Конечно. Разве я не говорил вам, что у него мономания, заключающаяся в том, что он упорно ищет труп своего юного хозяина?
– Говорили, – в один голос подтвердили гости.
– Ну, так вот, – снова произнес Сальватор, – пока я рассказываю вам четыре первых акта этой драмы, Брезил работает над пятым.
– Что вы хотите этим сказать? – спросили одновременно отставной судебный пристав и нотариус в то время, как все остальные гости, храня молчание, задали этот вопрос удивленными взглядами.
– Взгляните под стол, – сказал Сальватор, приподняв скатерть.
Все наклонили головы под стол.
– Да какого черта он там делает? – спросил, не испытывая ни малейшего волнения, врач, который начал полагать, что пес если и не страдает бешенством, то является тем не менее интересным объектом для наблюдений.
– Он роет яму, сами можете убедиться, – ответил Сальватор.
– Да еще какую большую, – подхватил нотариус.
– Яму глубиной в метр и в два метра в окружности, – сказал землемер.
– И что же он ищет? – спросил отставной судебный исполнитель.
– Улику, – сказал Сальватор.
– Какую же? – поинтересовался нотариус.
– Скелет убиенного ребенка, – ответил Сальватор.
От этого слова «скелет», произнесенного после ужасного рассказа Сальватора, в тот час, когда с небес на землю уже начали опускаться сумерки, у гостей на голове волосы встали дыбом. Каждый из них непроизвольно отодвинулся подальше от ямы. И только один врач осмелился к ней приблизиться.
– Стол нам мешает, – сказал он.
– Помогите мне, – произнес Сальватор.
И они вдвоем взялись за стол, приподняли его и отнесли на несколько шагов в сторону, выставив пса на всеобщее обозрение.
Брезил, казалось, даже не заметил произведенной перемены декораций, настолько он был поглощен своим печальным делом.
– Ну же, господа, – сказал Сальватор, – наберитесь мужества! Черт побери, мы же мужчины!
– Действительно, – сказал нотариус. – Должен признаться, что мне очень любопытно увидеть развязку.
– Мы к ней уже приближаемся, – сказал на это Сальватор.
– Давайте, давайте, – сказали все остальные гости и придвинулись поближе.
Вокруг собаки образовался круг.
Брезил продолжал рыть землю с такой энергией и методичностью, что можно было подумать, что это не пес, а землекоп.
– Мужайся, милый Брезил! – сказал Сальватор. – Знаю, ты на пределе сил, но и работы осталось чуть-чуть. Мужайся!
Пес повернул к хозяину голову и, казалось, взглядом поблагодарил его за поддержку.
Раскопки продолжались еще несколько минут. Все это время гости, широко разинув рты и затаив дыхание, молча, с наполненными любопытством глазами наблюдали эту странную сцену, которую разыгрывали перед ними этот пес и его хозяин, который начал им казаться не таким уж близким другом господина Жерара, как он объявил при своем появлении.
Спустя пять минут Брезил протяжно заскулил, перестал рыть землю и, тяжело дыша, уронил морду на кучу вырытой им земли.