– Значит, это сын.
– Он пришел за ответом на письмо папаши, – тонко подмечает Бордье.
– Пригласите его, – говорит с отчаянием граф Рапт.
Батист открывает дверь и произносит имя господина Морена.
В кабинет графа Рапта входит развалочкой, не дав слуге возможности до конца произнести свое имя, молодой человек эдак двадцати восьми – тридцати.
– Мсье, – говорит этот молодой человек, не дожидаясь, когда господин Рапт или секретарь обратятся к нему, – я сын господина Морена, торговца сукном, избирателя и выборщика из вашего округа. Мой отец недавно написал вам, чтобы попросить о…
Господин Рапт, стараясь не показаться забывчивым, прерывает его.
– Да, мсье, – говорит он, – я действительно получил письмо вашего отца. Он просит меня в нем найти вам какое-нибудь место. И заверяет меня, что, если я смогу быть вам полезным, я могу рассчитывать на его голос и на голоса его друзей.
– Мой отец, мсье, самый влиятельный человек в квартале. И считается в округе самым ревнивым сторонником трона и алтаря… Да, хотя и не так часто ходит слушать мессу: у него много дел. Но вы ведь знаете, все эти внешние атрибуты, гримасы! Не так ли? Кроме этого, он очень любит порядок. Он жизнь отдаст за человека, которого выберет. Я говорю вам это, мсье граф, для того, чтобы вы знали: коль он выбрал вас своим кандидатом, он будет упорно сражаться с вашими противниками.
– Я счастлив, мсье, узнать о том добром мнении, которое сложилось относительно меня у вашего отца. Постараюсь и впредь оправдать его. Но давайте вернемся к вам: какое место вы хотели бы получить, мсье?
– Если честно, господин граф, – сказал молодой человек, развязно похлопывая тростью по голенищу, – я очень затрудняюсь ответить.
– Что вы умеете делать?
– Не очень-то многое.
– У вас есть юридическое образование?
– Нет. Я ненавижу адвокатов.
– Может быть, вы изучали медицину?
– Нет. Мой отец ненавидит врачей.
– Может быть, вы артист или художник?
– В детстве я научился играть на флажолете и рисовать пейзажи, но потом забросил все это. Отец оставит мне тридцать тысяч ливров ренты, мсье.
– Но вы по крайней мере учились, как и все?
– Чуть меньше, чем все, мсье.
– Вы закончили коллеж?
– У этих продавцов супа так неприятно находиться! Здоровье мое от этого страдало, и отец забрал меня оттуда.
– Но чем же вы в настоящий момент занимаетесь?
– Я?
– Да, вы, мсье.
– Да ничем… Вот поэтому-то мой дорогой папочка и хочет, чтобы я чем-нибудь занялся.
– Значит, – с улыбкой продолжал господин Рапт, – вы продолжаете учиться?
– Ах! – сказал господин Морен-сын, откидываясь на стуле, чтобы вдоволь посмеяться. – Как здорово вы сказали! Да, я продолжаю учиться. О, господин граф, я сегодня же вечером повторю вашу шутку в клубе.
Господин Рапт взглянул на молодого человека с выражением глубочайшего презрения и задумался.
Затем, после непродолжительных раздумий, спросил:
– Любите ли вы путешествовать, мсье?
– Это моя страсть.
– Значит, вы уже куда-то ездили?
– Никогда. В противном случае путешествия мне, вероятно, надоели бы.
– В таком случае я добьюсь, чтобы вас послали с миссией в Тибет.
– И должность дадут?
– Черт возьми! Да кто же ездит за границу без должности?
– Так я и думал. И какую же я займу должность? Скажите же! – произнес господин Морен-сын с видом человека, который полагает, что ставит ближнего в крайне неудобное положение.
– Вы будете назначены на должность генерального инспектора метеорологических явлений на Тибете. Вы ведь знаете, что в Тибете происходит много разных явлений?
– Нет. Я знаю только тибетских коз, из которых изготовляется кашемир. Но мне ни разу не пришло в голову потрудиться сходить в Ботанический сад, чтобы посмотреть на коз, которые туда были недавно доставлены.
– В таком случае вы сможете увидеть их на воле. Это намного интереснее.
– Конечно. И прежде всего потому, что так можно узнать их поближе. Но вам придется из-за меня кого-то убирать с этой должности?
– Успокойтесь, этой должности пока не существует.
– Но если ее не существует, мсье, – воскликнул молодой человек, решив, что его разыгрывают, – как же я смогу быть назначен?
– Ее введут специально для вас, – сказал граф Рапт, поднимаясь и тем самым давая понять господину Морену, что аудиенция закончена.
Последние слова граф произнес таким серьезным тоном, что они убедили молодого человека.
– Будьте уверены, мсье, – сказал он, приложив руку к груди, – в моей личной признательности и в глубокой и действенной признательности моего отца.
– Рад был встретиться с вами, мсье, – сказал граф Рапт.
Бордье позвонил. Появился слуга, чтобы проводить господина Морена-сына. Тот, выходя из кабинета, воскликнул:
– Какой великий человек!
– Какой идиот! – произнес господин Рапт. – Подумать только: такой человек, как я, вынужден угождать таким людям, как этот!..
– Кто там следующий, Батист? – спросил секретарь.
– Господин Луи Рено, аптекарь.
Наши читатели, конечно же, вспомнили этого славного аптекаря из предместья Сен-Жак, который приложил столько стараний, помогая Сальватору и Жану Роберу пустить кровь Варфоломею Лелонгу, которому угрожал апоплексический удар вследствие того головокружительного спуска, который заставил его совершить Сальватор в ночь на первый день поста.
Именно в его дворе, если помните, молодые люди услышали нежные звуки виолончели, которые привели их к нашему приятелю Жюстену, с которым мы вскоре встретимся в том месте, где он скрылся с Миной.
– Кто такой этот господин Луи Рено? – спросил граф Рапт после того, как слуга ушел приглашать аптекаря.
Глава CXVВольтерьянец
Секретарь взял досье на господина Луи Рено и прочел:
«Господин Луи Рено, аптекарь, предместье Сен-Жак, владелец двух или трех зданий и в частности дома, расположенного на улице Ванно, который он избрал местом проживания и в котором проживает дюжина избирателей, чьими голосами он располагает. Врожденный буржуа, бывший жирондист, ненавидит Наполеона, называя его не иначе, как господин де Буонапарте. Терпеть не может церковников, называя всех их собирательным словом попы. Человек, с которым следует обходиться аккуратно, классический представитель вольтерьянцев, подписчик всех либеральных газет и журналов, Вольтера в издании Туке. Табак носит в табакерке с изображением Хартии».
– Черт возьми, о чем же он, интересно, попросит? – произнес граф Рапт.
– Узнать этого не удалось, – ответил Бордье. – Но…
– Тихо! Вот и он, – сказал граф.
В комнату вошел аптекарь.
– Входите, входите, мсье Рено, – сказал приветливым голосом кандидат в депутаты. Увидев, что аптекарь робко застыл на пороге, он подошел к нему, взял его за руку и чуть ли не силой усадил в кресло.
Попутно граф Рапт успел крепко пожать руку аптекаря.
– Это слишком большая честь для меня, мсье, – прошептал аптекарь. – Честное слово, слишком большая честь.
– Как! Слишком большая честь? Такие замечательные люди, как вы, мсье Рено, встречаются очень редко. Но когда встречаются, я с удовольствием жму им руку. Кстати, некий великий поэт сказал:
Все смертные равны. Совсем не тем, в какой семье рождаются,
А добродетелью своей они лишь только различаются.
Вы ведь знаете имя этого великого поэта, не так ли, мсье Рено?
– Да, господин граф: это бессмертный Аруэ де Вольтер. Но в том, что я знаю и восхищаюсь господином Аруэ де Вольтером, нет ничего удивительного. Меня удивляет то, что вы меня знаете.
– Знаю ли я вас, дорогой мсье Рено! – сказал граф Рапт тем же самым тоном, каким Дон Жуан произносил: «Дорогой господин Диманш, знаю ли я вас? Думаю, что да, и уже давно!» – И мне особенно приятно сознавать, что вы пришли ко мне с улицы Сен-Жак. Если я не ошибаюсь, вы ведь живете теперь на улице Ванно?
– Да, мсье, – ответил аптекарь, удивляясь все больше и больше.
– И чему же я обязан счастью видеть вас у себя, дорогой мсье Рено?
– Я прочел ваш предвыборный манифест, господин граф.
Граф кивнул.
– Да, я прочел его, и даже дважды, – подтвердил аптекарь, – и та ваша фраза, в которой вы говорите о несправедливостях, творящихся под прикрытием религии, заставила меня, несмотря на все мое отвращение, выйти из моего мирка – я ведь философ, господин граф, – и прийти к вам для того, чтобы сообщить вам несколько фактов в подтверждение ваших слов.
– Говорите, дорогой мсье Рено, и знайте, что я буду очень и очень признателен вам за те сведения, которые вы хотите мне дать. Ах, дорогой мсье Рено, в какое грустное время мы живем!
– Время лицемерия и ханжества, мсье, – тихим голосом ответил на это аптекарь, – когда господствуют попы! Известно ли вам, что недавно случилось в Сент-Ашеле?
– Да, мсье, да.
– Судейских, маршалов видели там во время процессии со свечами в руках.
– Это достойно сожаления. Но полагаю, что вы пришли ко мне вовсе не для того, чтобы поговорить о том, что произошло в Сент-Ашеле.
– Нет, мсье, нет.
– Тогда поговорим о делах. Ведь ваши дела одновременно и мои, дорогой сосед. Но присядьте же.
– Никогда, мсье!
– Почему же никогда?
– Просите меня обо всем, что угодно, господин граф, но только не о том, чтобы сесть в вашем присутствии. Это было бы слишком большой честью для меня.
– Что ж, не стану спорить. Говорите же, что привело вас ко мне. Но только как товарищу и другу.
– Мсье, я являюсь владельцем недвижимости и аптекарем. И с честью справляюсь с этими двумя делами, как вам, очевидно, известно.
– Я знаю об этом, мсье, знаю.
– Я работаю аптекарем вот уже тридцать лет.
– Да, понимаю: вы начали с аптекаря и потихоньку сумели стать домовладельцем.
– От вас ничего нельзя скрыть, мсье. Так вот, смею сказать, что за тридцать лет, хотя мы и пережили консульство и империю господина Буонапарте, господин граф, ничего подобного мы не видели.