– Мсье, – сказал он банкиру, – будьте любезны приготовиться к поединку.
– Но я уже готов, – ответил господин де Моранд.
И продолжил читать и подписывать указы.
– Вы меня не поняли, – снова произнес генерал и улыбнулся. – Я хотел сказать, что вам нужно встать и постоять.
– Что, господин де Вальженез должен уже стрелять?
– Нет. Это нужно для того, чтобы восстановить кровообращение, поскольку в такой позе…
– Ба! – покачав головой, произнес господин де Моранд.
– Спросите у нашего хирурга, – сказал генерал и посмотрел на Сальватора.
– Да, так будет лучше, – ответил тот, шагнув к банкиру.
– Вы думаете, что это заставит быстрее циркулировать мою кровь?.. – спросил господин де Моранд. – Клянусь честью, будь у меня время, я дал бы вам послушать свой пульс и вы убедились бы, что он и на два удара не участился.
И он показал на оставшиеся указы.
– Но, к несчастью, – добавил он, – мне нужно еще пять минут на то, чтобы прочесть и завизировать эти указы.
– То, что вы делаете, просто немыслимо! – сказал генерал. – Вы утомляете руку, и поэтому вам будет трудно прицелиться точно!
– Ба! – все с той же беззаботностью ответил господин де Моранд, продолжая подписывать бумаги. – Я не думаю, что он меня убьет, генерал. Вы тоже этого не думаете, не так ли? Велите-ка лучше зарядить пистолеты. Проследите, чтобы в них положили пули, и отмерьте сорок шагов.
Генерал Эрбель кивнул и, ничего не сказав, присоединился к другим секундантам.
Сальватор смотрел на банкира с восхищением.
Согласно условиям поединка противники должны были встать друг против друга на расстоянии сорока шагов и каждый имел право сделать пятнадцать шагов навстречу противнику.
После того, как пистолеты были осмотрены и заряжены, секунданты стали отмерять сорок шагов.
Господин де Вальженез стоял на пути генерала Пайоля, который отсчитывал шаги.
– Простите, мсье, – сказал тот Лоредану, – будьте любезны дать мне пройти.
– Проходите, мсье, – сказал Лоредан, разворачиваясь на каблуках и сбивая тростью шапки снега с высокой травы, словно снося им голову как Таркен.
– Болван! – прошептал генерал.
И продолжил отмерять дистанцию.
После того как положенное расстояние в сорок шагов было отмерено, господину де Вальженезу повторили условия поединка и вручили пистолет.
После третьего хлопка в ладони противники могли начать сходиться или же по желанию стрелять с места.
– Отлично, господа, – сказал господин де Вальженез, отбросив трость. – Я готов.
– После третьего хлопка можете стрелять, когда пожелаете, мсье, – сказал граф Эрбель господину де Моранду, вручая ему пистолет.
– После того, как это сделает господин де Вальженез, – сказал тот, сунув пистолет под мышку левой руки и продолжив визировать документы.
– Но ведь…
– Ведь у нас с господином Лореданом есть право сделать по пятнадцати шагов навстречу друг другу и стрелять, когда захотим, не так ли?
– Так, – подтвердил генерал.
– Пусть тогда он их сделает и стреляет, а я выстрелю потом. Видите, мне осталось завизировать всего два указа.
– Но он ведь подстрелит вас, как зайца, – сказал генерал.
– Он? – спросил господин де Моранд, посмотрев на графа взглядом, в котором читалась уверенность в исходе поединка. – Могу поспорить с вами, генерал, на сто луидоров, что пуля даже не заденет меня… Итак, командуйте, генерал.
– Это ваше последнее слово?
– Эти документы ждет король, – сказал господин де Моранд, завизировав предпоследний указ и начав читать последний.
– Он от своего не отступится, – прошептал Сальватор.
– Он погиб, – произнес генерал Пайоль.
– Посмотрим, – произнес граф Эрбель, начавший разделять уверенность банкира в исходе дуэли.
И они отошли от господина де Моранда, продолжавшего стоять на одном колене рядом со слугой, державшим перед ним чернильницу.
– Это еще что такое? – сказал господин де Вальженез. – Неужели мой противник собирается драться в положении коленопреклоненной Венеры?
– Поднимитесь на ноги, мсье, – сказали одновременно секунданты Лоредана.
– Раз вы на этом настаиваете, господа… – ответил банкир и поднялся с колена.
– Дай сюда чернильницу, Комтуа, и отойди в сторонку, – сказал господин де Моранд слуге.
Затем он обернулся к господину де Вальженезу.
– Я стою, мсье, и весь к вашим услугам, – сказал он, не прерывая чтения указа.
– Это какой-то розыгрыш! – вскричал господин де Вальженез, делая вид, что собирается бросить свой пистолет.
– Нет, мсье, – ответил на это генерал Эрбель. – Сейчас мы подадим сигнал: сближайтесь и стреляйте.
– Но так не принято драться на дуэли, – сказал Лоредан.
– Сами видите, что он готов, – сказал второй секундант господина де Моранда, указывая на банкира, который, держа пистолет под мышкой, а перо в зубах, спокойно заканчивал чтение документа, собираясь поставить свою подпись.
– Предупреждаю вас о том, что вся эта комедия ничуть меня не трогает и что я сейчас пристрелю его, как собаку, – сказал скрипя зубами от злости господин де Вальженез.
– Не думаю, мсье, – ответил граф.
Лоредан зловеще посмотрел на генерала.
– Ну, что же вы, господа? – сказал господин де Моранд. – Начинайте же!
– Давайте сигнал! – сказал Лоредан.
Секунданты переглянулись для того, чтобы скоординировать свои действия.
Они должны были трижды хлопнуть в ладоши.
По первому хлопку противникам нужно было взвести курок, по второму наставить оружие на противника, а по третьему начать сходиться.
По первому хлопку господин де Моранд сунул правую руку под левую и взвел курок.
Но по второму и третьему он только вынул изо рта перо и приготовился поставить свою подпись.
– Гм-гм! – громко кашлянул генерал Пайоль, чтобы предупредить господина де Моранда о том, что настал критический момент и что противник начал сближение.
К этому моменту господин де Моранд уже закончил чтение последнего указа, поставил свою подпись и присыпал ее. Потом он правой рукой отбросил перо, а левой документ.
Подняв голову, он отбросил со лба волосы.
Лицо его было спокойно и даже безмятежно.
– Так как насчет ста луидоров, генерал? – спросил он с улыбкой, даже не стараясь стать боком к противнику.
– Согласен, – сказал граф, – я бы с удовольствием их потерял!
В этот момент Лоредан уже прошел свои пятнадцать шагов и выстрелил.
– Вы их уже потеряли, генерал, – произнес господин де Моранд.
И взяв из-под мышки левой руки свой пистолет, он выстрелил, почти не целясь.
Господин де Вальженез развернулся вокруг своей оси и рухнул лицом в снег.
– Что ж, – сказал банкир, бросив пистолет и подняв указ, – я считаю, что день не был потерян. В четверть десятого я выиграл сто луидоров и избавил страну от дурака.
Тем временем Сальватор, а за ним и секунданты Лоредана бросились к раненому.
Господин де Вальженез катался по замерзшей траве, сжимая кулаки, побледнев лицом и бросая по сторонам блуждающие взгляды уже наполовину погасших глаз. Из уголков его рта вытекали струйки крови.
Сальватор расстегнул пиджак, жилет, разорвал рубаху и увидел рану.
Пуля попала чуть выше правого соска. Пробив грудь, она, несомненно, задела и сердце.
Поэтому, внимательно осмотрев рану, Сальватор молча разогнул спину.
– Он может умереть? – опросил Камил де Розан.
– Он уже почти умер, – ответил Сальватор.
– Как? И ничего нельзя сделать? – спросил другой секундант.
Сальватор снова посмотрел на раненого и отрицательно покачал головой.
– Вы, значит, утверждаете, – спросил его Камил, – что наш друг смертельно ранен?
– Точно так же, – сурово произнес Сальватор, – как и Коломбан, который не смог перенести своей боли.
Камил вздрогнул и шагнул назад.
Сальватор поклонился молодым людям и отошел к генералам, которые справились у него о состоянии раненого.
– Ему осталось жить не более двух минут, – ответил Сальватор.
– И вы ничем не можете ему помочь? – спросили секунданты.
– Ничем.
– Тогда пусть Господь примет его душу! – сказал господин де Моранд. – Поехали, господа, меня ждет король.
Глава СХХХІПасторальная симфония
Город Амстердам, которому суждено было стать одним из крупнейших мировых портов, походил бы, говори его жители на другом языке, а не на голландском, на гигантских размеров Венецию, тысячи каналов опоясывают его дома, словно длинные черные ленты. Крыши этих домов сверкают тысячами искорок.
Конечно, каждый дом в отдельности, будь он выкрашен в красный, зеленый или желтый цвет, выглядит претенциозно и даже уродливо, но все вместе эти дома прекрасно гармонируют своими красками и делают этот огромный город похожим на гигантскую каменную радугу.
Кроме того, не только цвета, но и форма этих домов радует глаз, настолько дома эти, оригинальные по конструкции, выглядят неожиданно и живописно. Одним словом, можно сказать, что все ученики голландской школы живописи собственноручно раскрасили этот город для того, чтобы он радовал глаз и доставлял удовольствие путешественникам.
Если, с одной стороны, Амстердам из-за своих каналов напоминает Венецию, то, с другой стороны, он благодаря ярким краскам походит на какой-нибудь китайский город, как мы его себе по крайней мере представляем. То есть на огромные магазины по продаже фарфора. Каждое жилище похоже на те фантастические строения наивной архитектуры, которые мы видим нарисованными на наших чайных сервизах. И поэтому человек, впервые прибывший в этот город, входит в дом с некоторой опаской, настолько с первого взгляда эти дома кажутся хрупкими.
Но если ряса не делает человека попом, то жилище оказывает огромное влияние на того, кто в нем проживает. И в этих спокойных и дышащих безмятежностью домах невозможно не быть спокойным, честным и справедливым. В любой точке города на путешественника веет невозмутимостью, которая заставляет его желать остаться жить в этом городе и умереть там. Если тот, кто первым увидел Неаполь, сказал: «Увидеть Неаполь и умереть», тот, перед кем открылся вид Амстердама, должен был, несомненно, воскликнуть: «Увидеть Амстердам и жить!»