– Но почему вы хотите встретиться с ним в саду? – спросила принцесса. – Почему бы вам не увидеться с ним здесь или в оранжерее?
– Потому что, повторяю, принцесса, его могут здесь увидеть, а это не в моих и не в ваших интересах. Доказательством тому служит то, что вы видитесь с ним почти каждый вечер именно в саду. Позвольте мне кстати заметить, что это было бы крайне неосторожным и вы не смогли бы оправдать его присутствие здесь…
– Но… – живо прервала его принцесса.
– Но, – так же живо прервал ее граф, – я не могу понять ваших возражений. Объяснить их можно только тем, что вы относитесь ко мне с каким-то недоверием, понять причины которого я не могу.
Он мог бы прекрасно догадаться о причинах недоверия со стороны принцессы: они были очень понятны.
Потому что бедная женщина в этот момент думала: «Коль он так настаивает, чтобы встреча произошла вечером, это означает, что он готовит ему ловушку».
– А если я вам не поверю? – спросила она.
– Я смогу вас успокоить, Регина, – ответил граф, – если скажу, что вы можете присутствовать при нашем разговоре, находясь вдали или, если пожелаете, вблизи.
– Ладно, – сказала Регина после недолгого раздумья. – Завтра вечером, в десять часов, вы с ним увидитесь.
– В саду?
– В саду.
– Каким образом вы ему об этом сообщите?
– Он должен прийти.
– А если не придет?
– Придет.
– Вот это ответ влюбленной женщины! – сказал веселым тоном граф Рапт.
Бедняжка Регина зарделась.
Граф Рапт продолжал:
– Может случиться, что он не придет именно в тот день, когда вам нужно будет его увидеть. Надо все предусмотреть. Посему будьте любезны написать ему.
– Ладно! – решительно сказала принцесса, – я ему напишу!
– Вас не затруднит написать ему сейчас же, принцесса?
– Я напишу ему сразу же после вашего ухода.
– Нет, – весело произнес граф. – Я не буду спокоен. Напишите ему просто: «Обязательно приходите завтра». Дайте мне записку, я позабочусь обо всем остальном.
Принцесса Регина посмотрела на него со страхом.
– Ни за что! – воскликнула она.
– Хорошо! – произнес граф, во второй раз направляясь к двери. – Мне в таком случае делать здесь больше нечего.
– Мсье, – воскликнула бедная женщина, разгадав его замысел. – Я напишу.
– Давно бы так! – глухо прошептал граф, в глазах которого загорелся зловещий огонек радости.
Принцесса достала из столика листок бумаги, написала именно те слова, которые продиктовал ей граф, вложила письмо в конверт и, не запечатав, отдала его графу со словами:
– Горе вам, господин граф, если в нем заключена какая-нибудь беда!
– Вы совсем еще дитя, Регина, – сказал граф Рапт, беря записку. – Я занимаюсь устройством вашего счастья, а вы забываете, что я – ваш отец.
Почтительно поклонившись принцессе, граф вышел из комнаты. Едва дверь за ним закрылась, бедная Регина зарыдала и, молитвенно сложив руки, воскликнула:
– О моя бедная мать! Бедная моя мать!
Глава CXLIIIДипломатия случая
Как читатель догадывается, господин Рапт ночью ни на минуту не сомкнул глаз: нельзя же разыграть ужасную партию, не изучив и не подготовив все детали.
Погрузившись в старое вольтеровское кресло, подперев голову руками, он, казалось, был безучастен ко всему, что происходило вокруг, поскольку весь ушел в себя.
Результатом этого раздумья было вынесение смертного приговора бедняге Петрюсу.
Часов в семь утра, когда рассвело, он встал, прошелся раз пять-шесть по кабинету, остановился перед одним из ларцов и поднял его крышку.
В одном из ящиков лежала толстая пачка писем. Взяв ее, он приблизился к лампе. Вытащив наугад одно из писем, он быстро пробежал его глазами.
Лицо его помрачнело. Словно бы весь стыд, накопившийся в глубинах его сознания за столько лет, выплеснулся в один момент на его лицо.
Он лихорадочно смял все письма, медленно приблизился к камину и бросил на съедение пламени все, что оставалось у него от принцессы Рины.
И с горькой улыбкой проследил за тем, чтобы все письма сгорели.
– Итак, – прошептал он, – в одно мгновение пропали все мои надежды!
Затем он быстрым движением ладони потер лицо, словно сгоняя с него хмурость и печаль, и энергично дернул за висевший над камином шнурок звонка.
По этому сигналу в кабинет вошел его камердинер по имени Батист.
– Батист, – сказал ему господин Рапт. – Извольте посмотреть, здесь ли мсье Бордье, и попросите его прийти ко мне.
Батист вышел.
Господин Рапт снова подошел к сундуку, выдвинул другой ящичек и извлек из него пару седельных пистолетов.
Проверив их, он убедился в том, что они заряжены.
– Отлично, – произнес он, положив их на место и задвинув ящичек.
Закрывая крышку ларца, он услышал за спиной три легких удара в дверь.
– Войдите, – сказал он.
В кабинет вошел Бордье.
– Садитесь, Бордье, – сказал граф Рапт. – Нам с вами нужно серьезно поговорить.
– Уж не заболели ли вы, господин граф? – спросил Бордье, увидев помятое лицо своего хозяина.
– Нет, Бордье. Вы, несомненно, уже в курсе всего, что случилось сегодняшней ночью, и вас поэтому не должно удивлять то, что после подобного потрясения я выгляжу несколько необычно.
– Да, я только что с большим удивлением и сожалением узнал, господин граф, о кончине госпожи маршальши де Ламот-Удан.
– Именно об этом я и хотел бы с вами поговорить, Бордье. Хочу сообщить вам, что завтра я дерусь на дуэли. Причины вам знать ни к чему.
– Вы деретесь, господин граф? – с испугом в голосе переспросил секретарь.
– Я, а кто же еще! И нечего так пугаться. Вы ведь меня знаете и знаете также о том, что я умею за себя постоять… Но я хочу поговорить с вами не о дуэли, а о тех последствиях, которые она может иметь. Некоторые детали заставляют меня опасаться ловушки. Для того, чтобы не попасть в нее, мне нужна ваша помощь и ваше содействие.
– Говорите, что надо сделать, господин граф. Вы ведь знаете, что моя жизнь принадлежит вам.
– Я в этом никогда не сомневался, Бордье. Но прежде всего, – добавил он, беря со стола лист бумаги, – вот ваше назначение на должность префекта полиции: оно пришло вчера вечером.
Лицо будущего префекта полиции засветилось от удовольствия, а глаза заблестели от радости.
– О! Господин граф, – пробормотал он, – как мне вас благодарить и смогу ли я когда-нибудь сделать это?..
– Сейчас скажу, как. Вы знаете господина Петрюса Эрбеля?
– Да, господин граф.
– Мне нужен надежный человек, который передал бы ему письмо. И я рассчитываю на вас.
– Всего-то, господин граф? – удивленно спросил Бордье.
– Подождите. Есть ли в вашей конторе пара человек, за которых вы можете поручиться?
– Как за самого себя, господин граф. Один из них мечтает о табачной лавочке, а другой о лавке гербовых бумаг.
– Отлично! Вы дадите одному из них задание стоять на бульваре Инвалидов и не двигаться оттуда до тех пор, пока из ворот особняка не выйдет Нанон, кормилица графини. Пусть этот человек пойдет за ней на некотором расстоянии, и, если она направится в сторону улицы Нотр-Дам-де-Шам, где проживает господин Петрюс, он подойдет к ней и скажет: «Именем господина графа Рапта отдайте мне письмо, иначе я вас арестую!» Нанон предана графине, но она – старуха и страх у нее сильнее преданности.
– Все будет исполнено так, как вы хотите, господин граф. Тем более что внешность у моих людей очень угрожающая.
– Что же касается другого вашего человека, то его действия должны быть такими же. Но он будет ждать не на бульваре, а на улице Плюме, напротив дверей особняка, и дождется, пока кормилица выйдет на улицу. Он пойдет за ней и сделает все так, как должен сделать первый.
– Когда они должны будут заступить на пост, господин граф?
– Немедленно, Бордье. Нельзя терять ни минуты.
– Положитесь на меня, господин граф, – сказал Бордье, поворачиваясь и направляясь к двери.
– Минутку, Бордье! – сказал господин Рапт. – Вы забыли про главное.
Затем, вынув из кармана записку принцессы Регины к Петрюсу, он вручил ее своему секретарю со словами:
– Будить господина Петрюса Эрбеля не надо. Вручите письмо его слуге и попросите передать его хозяину как можно скорее. Когда все будет сделано, придите ко мне и доложите.
Бордье ушел. Расставив своих подручных на посты, он до подбородка закутался в плащ и направился на улицу Нотр-Дам-де-Шам.
А в то же самое время, когда Бордье быстрым шагом приближался к дому Петрюса, некий молодой человек, не очень кутаясь в плащ, медленно, размеренным шагом, как настоящий государственный служащий, – мы имеем в виду почтальона, – нес в особняк Раптов среди прочей корреспонденции письмо Петрюса, адресованное Регине.
И хотя граф Рапт за ночь проанализировал все возможные варианты и полагал, что предусмотрел все до мелочей, он забыл про почтальона, то есть самый простой способ доставки писем. Таким образом, проснувшись, принцесса получила, как обычно, из рук Нанон среди прочих писем послание Петрюса.
Вот что он писал:
«Я начинаю свое письмо с того, чем и закончу его, моя Регина: я люблю Вас! Но, увы, пишу я сейчас вовсе не для того, чтобы поговорить о любви. Я вынужден сообщить Вам ужасную, жестокую, крайне неприятную новость. Новость, не имеющую себе подобных. Новость, от которой будет обливаться кровью Ваше сердце, если оно наполнено тем же, что и мое: мы не увидимся с Вами целых три дня!
Знаете ли Вы слова, которые на всех языках звучат более горько: «Не видеть друг друга!»? И однако же я вынужден их написать, а Вы, любимая, будете вынуждены их прочесть.
И во всех этих огорчениях самым ужасным является то, что я не имею даже права ненавидеть и проклинать причину нашей разлуки.
Вот что произошло: вчера в полдень у ворот моего дома остановилась карета. Я стоял у окна мастерской, на что-то смутно надеясь, поскольку знал, что Вас удерживает дома болезнь Вашей матушки. И я надеялся, что приехали именно Вы, дорогая принцесса, что Вы, воспользовавшись солнечной погодой, решили нанести визит Вашему тоскующему возлюбленному.