– Хорошо, – сказала она, кивнув. – Оставайтесь так в знак наказания: вы его заслужили.
– Это для меня награда, принцесса. Не ты ли только что сказала мне, что благодаря моей добродетели я попаду прямехонько в рай?
– Я неудачно выразилась, – прервала его гризетка. – Добродетели тоже бывают разные, как и грехи. Другими словами, есть добродетели, которые под стать грехам, а есть и грехи, которые приравниваются к добродетелям.
– Например, принцесса?
– Любить женщину наполовину – это грех. Но любить ее всем сердцем – добродетель.
– Не знал, что ты такая казуистка, милочка.
– Было время, когда я, – опустив глаза и покраснев, произнесла принцесса Ванврская, – носила белье к иезуитам в Монруж. И они просветили меня насчет…
– Казуистики, – прервал ее признание банкир.
– Да, – прошептала Шант-Лила чуть слышно. – Вот именно, – добавила она, подавив вздох.
– Ты не могла обратиться за этим, моя красавица, к людям, более подготовленным в этом вопросе. И чему же они еще обучили тебя такому, чего ты не знала от природы?
– Многому, чего я не… запомнила, – ответила гризетка, снова залившись румянцем, хотя обычно вогнать ее в краску было делом нелегким.
– Черт возьми! – вскричал вдруг министр, поднимаясь на ноги. – Я покидаю вас, принцесса, поскольку боюсь, что вы вспомните то, о чем так честно старались забыть.
– Это называется уйти по-иезуитски! – сказала Шант-Лила, покусывая губы. – Но это не искупает ваши грехи, – добавила она, пристально глядя на господина де Моранда.
– Назначьте цену искупления, – сказал банкир.
– Начнем с того, что вы должны снова встать на колени.
– Стою.
– И попросить у меня извинения за нанесенное оскорбление.
– Смиренно прошу вас простить меня за оскорбления и осмелюсь поинтересоваться, чем именно я вас оскорбил.
– Вы не знаете?
– Конечно же не знаю, иначе не спрашивал бы.
– Вы – самый испорченный человек, каких я только знаю.
– Исправьте же меня, принцесса, и обратите в свою веру!
– Каким же образом? – вздохнула Шант-Лила.
– Дайте мне веру, милочка.
– Очень боюсь, что вера вас не спасет.
– Попробуй! – сказал господин де Моранд, слегка взволнованный оборотом, который приняла их беседа.
– Посмотри на меня, – сказала Шант-Лила, глядя на банкира своими огромными глазами, в которых блестело сладострастие.
Опаленный этим взглядом, господин де Моранд опустил глаза.
– Ну, – сказала гризетка, – что с вами? Вы случаем не мальтийский ли рыцарь, давший обет целомудрия?
Господин де Моранд улыбнулся, но явно натянуто.
– Дитя! – сказал он, взяв руки принцессы Ванврской и целуя их. – Дитя! – повторил он, не зная, что сказать на это.
– Признайтесь же, что вы меня не любите! – сказала Шант-Лила.
– Никогда я в этом не смогу признаться, – ответил ей банкир.
– Тогда признайтесь в том, что любите меня.
– Вот это мне больше по душе.
– И… докажите мне это.
Господин де Моранд поморщился, что ясно говорило: «А вот это мне нравится уже меньше!»
– Разве вы никого не ждете? – спросил он, то ли для того, чтобы сменить тему разговора, то ли для того, чтобы уйти от угрожавшей ему опасности, которая неминуемо приближалась по мере того, как взгляды принцессы становились все более и более призывными.
– Я жду только вас, – ответила Шант-Лила.
В тот день принцесса Ванврская была просто восхитительна: щеки ее были нарумянены, в волосах красовались белые розы, губы были ярко-красными, глаза сверкали. Ее белая, удлиненная шея любовно склонилась, как шея лебедя. Неровно вздымалась ее полная грудь.
Одетая так, чтобы вызвать желание, достаточно открытая, чтобы возбудить, прикрытая голубой кисеей, доходившей до самых пят, она производила то невыразимое впечатление, которое охватывает человека при виде голубого грота, наполненного лазурным эфиром, и в который он устремляется, даже не ведая, сможет ли он когда-нибудь из него выйти.
Господин де Моранд не смог не оценить по достоинству эту картину. Но он был далек от того, чтобы ею наслаждаться. Для него важно было не столько выйти из этого лазурного грота, сколько постараться не войти в него. Но он решил не подавать виду и приложил все силы, чтобы казаться увлеченным.
Принцесса Ванврская, будучи женщиной до мозга костей, очень скоро его раскусила. Кляня в душе господина де Моранда за его холодность, она отнесла его сдержанность на счет презрения, которое банкир испытывал по отношению к ней.
Поэтому она усилила натиск, обвиняя себя в легкомысленности, призналась в совершенных ею в жизни ошибках, пообещала исправиться и вести в дальнейшем честную жизнь для того, чтобы заслужить уважение достойного и добропорядочного человека. Но все попытки были напрасны, усилия тщетны.
Господин де Моранд в порыве страсти сжал ее в объятиях и воскликнул:
– Как ты прекрасна, малышка!
– Льстец! – скромно ответила Шант-Лила.
– На свете мало женщин, столь же красивых, как ты!
– Вы меня не презираете?
– Чтобы я тебя презирал, принцесса! – сказал банкир, покрывая поцелуями ее руку от запястья до плеча.
– Значит, вы меня все же немного любите?
– Люблю ли я тебя?! Я тебя слишком сильно люблю!
Он взял шею молодой женщины в ладони и, глядя на нее влюбленным взглядом, сказал почти таким же влюбленным голосом:
– Клянусь весной, чьи краски ты олицетворяешь! Цветком, имя которого ты носишь! Я очень тебя люблю, принцесса! Я считаю тебя одним из самых очаровательных созданий, которых я встречал в своей жизни. Ты как капля воды похожа на одну из тех красавиц, которые украшают свадебный ужин в Кане Галилейской на полотне Паоло Веронезе. Но я напрасно ищу, с кем бы тебя сравнить! Ты не похожа ни на одну другую женщину, ты просто несравненна! Ты похожа на самое себя. И именно поэтому я испытываю к тебе такую нежность. Если захочешь, ты сможешь прочесть все это в моих глазах.
– В ваших глазах!.. Да!.. – сказала с грустной улыбкой Шант-Лила.
Тут господин де Моранд поднялся, приблизил свое лицо к лицу принцесы Ванврской и в качестве утешения поцеловал ее в губы более страстно, чем обычно.
А та, откинув голову назад, прошептала тихо, или скорее выдохнула едва слышно три слова, столь выразительные в устах влюбленной женщины:
– О, друг мой!.. О, друг мой!..
Но этот друг в данных обстоятельствах не был никоим образом достоин этого звания. То ли потому, что опасался, но только ему одному известным причинам заходить слишком далеко, то ли потому, что был уверен в том, что не сможет далеко зайти. Так вот, этот друг уже собирался пойти на попятную, как вдруг сообщник умных людей по имени случай пришел к нему на выручку в виде звонка, раздавшегося в комнате гризетки.
– Звонят, принцесса, – сказал господин де Моранд, лицо которого засветилось от радости.
– Кажется, и вправду звонят! – ответила слегка смущенно Шант-Лила.
– Вы кого-то ждете? – спросил банкир, стараясь казаться недовольным.
– Клянусь, что нет, – ответила гризетка. – Вы окажете мне неоценимую услугу, если сможете выставить того, кто позвонил. Я отпустила прислугу и никак не могу сама сказать, что меня нет дома.
– Совершенно справедливо, принцесса, – с улыбкой произнес господин де Моранд. – Сейчас я дам от ворот поворот этому так некстати пришедшему гостю.
И направился к входной двери, благословляя человека, кем бы он ни был, за то, что тот выручил его в такой щекотливой ситуации.
Через минуту он вернулся.
– Отгадайте, кто пришел, принцесса? – сказал он.
– Графиня Дю Батуар, конечно же.
– Нет, принцесса.
– Может быть, моя кормилица?
– Снова не угадали.
– Портниха?
– Нет! Некий молодой человек!
– Кредитор?
– Кредиторы все старики, принцесса! А молодой человек может быть только дебитором красивой женщины.
– Тогда это мой кузен Альфонс! – сказала, покраснев, Шант-Лила.
– Нет, принцесса. Этот красивый и юный человек явился к вам, как он говорит, от мсье Жана Робера.
– А! Я знаю, кто это. Бедный юноша, которому нечем заплатить за место в театре «Порт-Сен-Мартен». Он пришел ко мне попросить похлопотать за него перед Жаном Ровером. Они земляки, но этот юноша очень застенчив и не осмеливается обратиться с подобной просьбой к известному поэту… Поэтому…
– Поэтому он обращается с ней к вам, – продолжил господин де Моранд, – и, честное слово, он прав, принцесса. До чего же он мил! Так вы говорите, он беден?
– Столь же беден, как и молод.
– И зачем же он приехал в Париж?
– Искать удачу.
– Вы хотите сказать, счастье, принцесса, поскольку он обратился именно к вам. Умеет ли он что-нибудь делать… помимо того, чем наградила его природа?
– Он умеет читать и писать… Как все.
«Как все, это слишком сильно сказано», – подумал про себя банкир, прекрасно знавший почерк и стиль письма гризетки. А вслух спросил: – А он, случаем, не умеет ли считать?
– Он получил диплом балаклавра словесности! – сказала Шант-Лила.
– Ну, если он и впрямь имеет диплом балаклавра, – продолжал господин де Моранд, – я мог бы найти для него приличную работу.
– Неужели сможете? Но ведь вы же его совсем не знаете! – воскликнула Шант-Лила.
– Я сделаю это, хотя и не очень хорошо его знаю… – галантно ответил господин де Моранд. – Можете завтра же прислать его ко мне в министерство. Если он так же умен, как и приятен на вид, я обеспечу его будущее. А теперь, принцесса, давайте-ка поговорим о вашем будущем для того, чтобы нас не беспокоили больше, как побеспокоили только что. Я боюсь, что вы не так поняли ту роль, которую я просил вас играть в моей жизни. Я человек очень занятой, принцесса, и дела государственной важности, не говоря уже о моих личных делах, так занимают меня, что я не могу позволить себе заниматься багателью в тамбуре, как простой человек. С другой стороны, я вынужден по соображениям политической экономии, объяснять о которых было бы слишком долгим занятием, делать вид, что имею любовницу. Понимаете ли вы меня, принцесса?