– Да, мсье, люблю.
– Вот видите! И я уверен в том, что вы сможете гулять ежедневно по пять-шесть часов и при этом не испытаете ни малейшей усталости.
– Это многовато!
– Потом выработается привычка, дорогой мсье… Возможно, в первые дни вы и будете уставать, но потом уже не сможете без этого обойтись.
– Может быть, – сказал господин Жерар, не понимая, куда же это клонит господин Жакаль.
– Уверен в этом!
– Пусть так.
– Так вот, мсье Жерар, вам необходимо прогуливаться.
– Но я и так прогуливаюсь, мсье Жакаль.
– Да-да. В вашем саду, в Севрском лесу, в Бельвю, в Виль-д'Аврее… Но это все бесполезные прогулки, мсье Жерар, поскольку от них нет никакой пользы ни людям, ни нашему правительству.
– Действительно! – ответил господин Жерар, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Но не стоит так бессмысленно тратить ваше время, дорогой мсье Жерар. Я сейчас укажу вам цель ваших прогулок.
– Да?
– Да. И постараюсь по возможности сделать их более разнообразными.
– Но кому нужны все эти прогулки?
– Кому? Прежде всего они полезны для вашего здоровья: прогулка – это индивидуальное упражнение.
– А разве я не могу его выполнять рядом с домом?
– Рядом с домом?.. Да вам уже известны все окрестности, и они вам должны были надоесть. Ведь вы уже лет шесть-семь топчете все тропинки в округе. Вы должны быть уже пресыщены Ванвром и его окрестностями. Поймите, просто необходимо нарушить монотонность ваших прогулок по полям. И мне бы хотелось, чтобы вы начали гулять по парижским улицам.
– Если честно, – сказал господин Жерар, – то я вас не понимаю.
– Ладно, тогда постараюсь выразиться так просто и ясно, как только смогу.
– Слушаю вас, мсье.
– Дорогой мсье Жерар, вы ведь преданный подданный короля, не так ли?
– Боже праведный! Я очень почитаю Его Величество!
– Готовы ли вы верной службой ему искупить ваши слабости или, скажем, ваши некоторые ошибки?
– И каким же образом я мог бы служить королю, мсье?
– А вот каким: короля окружают всевозможные враги, мсье Жерар.
– Увы!..
– И бедный наш король не может бороться со всеми ними в одиночку. А поэтому он поручает самым преданным своим подданным защищать его, биться за него, разить злоумышленников. А на королевском языке злоумышленниками, мсье Жерар, называются моабиты, амалециты, все те, кто так или иначе, по той или иной причине стоит на стороне той партии, представителем которой является этот презренный господин Сарранти. А кроме того, те, кто не любит короля, но слишком любит герцога Орлеанского. И, наконец, все те, кто, не любя ни того, ни другого, с симпатией вспоминают о проклятой революции 1789 года, с которой, как вы знаете, дорогой мсье Жерар, и начались все несчастья Франции. Вот кто считается злоумышленниками, мсье Жерар, вот кто является врагами короля, теми гидрами, с которыми я и призываю вас бороться. Ведь это очень благородная задача, не правда ли?
– Признаюсь вам, мсье, – сказал честнейший господин Жерар, делая жест человека, который отказывается от предложения, – что я ровным счетом ничего не понимаю, что именно я должен буду делать.
– Но это же очень просто! Сейчас сами в этом убедитесь.
– Слушаю!
И господин Жерар стал слушать с удвоенным вниманием и беспокойством.
– Представьте себе, – продолжал господин Жакаль, – что вы прогуливаетесь, ну, к примеру, в саду Пале-Рояля или Тюильри. Под каштанами, если вы в саду Тюильри, или под липами, если в Пале-Рояле. Мимо вас проходят два господина, разговаривая о Россини или о Моцарте: этот разговор вам неинтересен, пусть себе идут. Идут еще двое и ведут разговор о лошадях, о живописи или о танцах: вы не любите ни лошадей, ни живописи, ни танцев, и вам эти господа не интересны – вы даете им уйти. За ними идут еще двое, разговаривая о христианстве, магометанстве, буддизме или пантеизме. Поскольку философские разговоры являются всего лишь ловушками, которые устраивают одни для того, чтобы обмануть доверчивость других, вы, как самый подлинный философ из вас троих, даете этим двоим возможность идти своей дорогой и продолжать философствовать. Но вот, представьте себе, идут два типа и, проходя мимо вас, разговаривают о республике, орлеанизме или бонапартизме. Допускаю, что при этом они что-то говорят и в адрес королевской власти. И вот тогда-то, дорогой мсье Жерар, поскольку вы приверженец королевской власти и ненавидите республику, империю, младшую ветвь королевского дома, поскольку вы заинтересованы прежде всего в сохранении правящего режима и в славе Его Величества, вы слушаете их внимательно, с религиозным благоговением, стараясь не пропустить ни единого слова. А если у вас найдется повод вмешаться в их разговор, то будет еще лучше!
– Но в таком случае, – с усилием произнес господин Жерар, начавший понимать, что от него хотят, – если я вмешаюсь в их разговор, я должен буду опровергать мнение, которое мне не по душе.
– Ну, наконец-то мы достигли нашей цели, дорогой мсье Жерар.
– Не понял?
– Напротив, вы станете аплодировать собеседникам двумя руками, вы будете говорить в унисон с ними, постараетесь завоевать их симпатии. Сделать это вам будет нетрудно: надо будет только назвать себя: «Господин Жерар, честный человек». Кто, черт возьми, станет вас опасаться? А когда вы подружитесь с ними, вы доложите мне о своей удаче, и мне будет очень приятно с ними познакомиться. Друзья наших друзей – наши друзья, не так ли? Теперь вы меня понимаете? Отвечайте же!
– Да, – ответил господин Жерар глухим голосом.
– Ага!.. Тогда, поскольку с этим мы все выяснили, вы должны понимать, что это только одна из тысячи других целей ваших прогулок. Потом я укажу вам и другие, и не пройдет и года, слово Жакаля, я сделаю вас одним из самых преданных, одним из самых ловких и, следовательно, одним из самых полезных слуг короля.
– Значит, – прошептал господин Жерар, лицо которого приняло смертельно-бледный оттенок, – вы предлагаете мне, мсье, стать вашим шпионом?
– Коль скоро вы сами произнесли это слово, мсье Жерар, я не стану вас опровергать.
– Шпик!.. – повторил господин Жерар.
– Да что, черт возьми, обидного вы находите в этой профессии? Да разве я сам не являюсь первым из шпиков Его Величества?
– Вы? – пробормотал господин Жерар.
– А кто же еще! И поверьте мне, что я при этом отнюдь не считаю себя менее честным человеком, чем, скажем, какой-нибудь шпик, я не хочу никого этим обидеть, дорогой мсье Жерар, который, допустим, убил своих племянников с тем, чтобы завладеть их состоянием, и который, убив их, позволяет отрубить голову невинному человеку для того, чтобы спасти свою шкуру!
Эти слова господин Жакаль произнес с такой насмешкой, что господин Жерар опустил голову так низко, что для того, чтобы расслышать его слова, надо было обладать таким тонким слухом, который был у господина Жакаля. И тот услышал:
– Я сделаю все, что вы скажете!
– В таком случае все идет прекрасно! – сказал господин Жакаль.
Затем он взял свою шляпу, которую положил на пол рядом с креслом, и поднялся на ноги.
– Кстати, само собою разумеется, – продолжил он, – тайна вашей преданности, дорогой мсье Жерар, остается между нами. Именно поэтому я и предложил вам приходить на встречу со мной так рано. Знайте, что в этот час вы не встретите у меня никого, кто бы вас знал. Следовательно, ни у кого не будет оснований – а в этом вы заинтересованы не меньше меня – называть вас шпиком. Тем более что от этого прозвища вы позеленели лицом.
Теперь еще вот что: через шесть месяцев, если я буду доволен вашей работой и после того, разумеется, как мы избавимся от мсье Сарранти, я попрошу у Его Величества дать вам право носить кусочек красной ленты. Вы ведь так хотите это иметь, ну просто большой ребенок!
Сказав эти слова, господин Жакаль направился к двери. Господин Жерар последовал за ним.
– Не стоит беспокоиться, – сказал господин Жакаль. – По тому, как вспотело ваше лицо, я вижу, что вам сейчас очень жарко. Не стоит рисковать, выходя на сквозняк. Я был бы в отчаянии, если бы вы накануне вступления в должность подхватили воспаление легких или плеврит. Поэтому посидите-ка лучше в кресле и справьтесь с волнением. Но послезавтра, в среду, будьте в Париже. Я распоряжусь, чтобы вас не заставляли ждать.
– Но… – пробормотал господин Жерар.
– Что значит «но»? – спросил господин Жакаль. – Я полагал, что мы уже обо всем договорились.
– Я хотел спросить об аббате Доминике, мсье.
– Об аббате Доминике? А что? Он будет в Париже через пару недель. Самое позднее через три… Но что с вами?
И господину Жакалю пришлось поддержать господина Жерара, который едва не упал в обморок.
– А если, – пролепетал господин Жерар, – если он вдруг вернется…
– Я ведь вам уже сказал, что папа римский не разрешит ему разглашать вашу тайну.
– А если он сделает это без его разрешения, мсье? – сказал господин Жерар, сводя в мольбе ладони.
Полицейский посмотрел на господина Жерара с глубочайшим презрением.
– Мсье, – сказал он ему, – не вы ли мне сказали, что аббат Доминик дал клятву?
– Дал.
– Какую же?
– Он поклялся, что обнародует документ, которым он владеет, только в том случае, если я умру.
– Так вот, мсье Жерар, – сказал начальник полиции, – если аббат Доминик вам в этом поклялся, он, как настоящий честный человек, эту клятву сдержит. Только…
– Что только?
– Только постарайтесь не умирать. Ибо в случае, если вы умрете, аббат Доминик решит, что свободен от обещания и больше ни за что не несет ответственности.
– А пока?..
– Спите спокойно, мсье Жерар, если можете.
Тон этих слов заставил вздрогнуть честнейшего господина Жерара. Когда господин Жакаль сел в карету, он пробормотал:
– Честное слово, этот человек – величайший на свете мерзавец. Если бы я верил в людскую справедливость, я бы его убил на месте!
Затем он вздохнул и добавил: