Стоило ему бросить взгляд на послание, как он понял: оно написано дрожащей рукой.
Не увидев нежных слов, которыми влюбленные пересыпают обыкновенно свои письма, он догадался, что письмо по той или иной причине было написано под чьим-то давлением.
«Я могу поступить следующим образом — подумал Сальватор. — Либо переслать это письмо Петрусу (а это означало бы его огорчить, ведь он не сможет отправиться на свидание), либо пойти вместо него и разгадать эту тайну».
Сальватор положил письма в карман, в задумчивости прошелся по мастерской и, взвесив все «за» и «против», решил отправиться вечером на свидание вместо своего друга.
Он сбежал по лестнице и поспешил на Железную улицу, где ожидали его постоянные клиенты, удивляясь, что его до сих пор нет, хотя пробило уже девять часов.
XXVГЛАВА, В КОТОРОЙ ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ПРОФЕССИЯ КОМИССИОНЕРА — ПО-НАСТОЯЩЕМУ ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЙ РОД ЗАНЯТИЙ
В этот вечер сад или, вернее, парк Ламот-Уданов, заснеженный, в голубоватом свете луны, походил в центре на швейцарское озеро. Газоны сверкали, словно жемчужины; кусты были будто осыпаны бриллиантами. Свисающие ветви деревьев казались унизанными драгоценными камнями. Стояла чудесная и ясная зимняя ночь, когда даже мороз не охлаждает пыла настоящих любителей природы.
Поэт нашел бы здесь прекраснейший и величайший сюжет для созерцания, влюбленный — предмет для сладчайших мечтаний.
Прибыв на бульвар Инвалидов, Сальватор увидел сквозь решетку прекрасный парк, ярко освещенный луной, и замер в восхищении. Но продолжалось это недолго: ему не терпелось узнать, чем кончится свидание, назначенное его другу и так похожее на западню.
Скажем несколько слов о том, как, помимо естественного инстинкта, его вывел на этот след случай.
Выйдя из мастерской Петруса, он, прежде чем занять свое обычное место на Железной улице, забежал домой. Придя на улицу Макон, он рассказал Фраголе о случившемся. Молодая женщина, как и всегда в подобных обстоятельствах, торопливо набросила на голову капюшон, закуталась в шубку и побежала к княжне Регине, у которой она и попросила объяснений.
Княжна в это время принимала соболезнования по поводу смерти ее матери и потому ответила Фраголе кратко и многозначительно:
— Меня заставили написать. Пусть Петрус не приходит, ему грозит опасность.
Вот почему, узнав о грозившей Петрусу опасности, Сальватор, вооруженный и готовый к любым неожиданностям, отправился на свидание вместо друга.
Итак, по достоинству оценив открывшееся его взору великолепное зрелище, он осмотрел решетку и стал ломать голову над тем, как проникнуть внутрь.
Долго ему раздумывать не пришлось: калитка оказалась незапертой.
«Подозрительно!» — подумал он, вынул на всякий случай из кармана пистолет, зарядил его и спрятал под плащом.
Он медленно толкнул калитку, предварительно посмотрев направо и налево в кусты и рощу. Затем прошел несколько шагов по аллее, увидал в одном из боскетов слева фигуру в белом и узнал Регину.
Он собирался было подойти к ней, но осторожность истинного могиканина, каким он был, заставила его повернуть голову и устремить взгляд в боскет, раскинувшийся по правую от него руку.
Это были заросли сирени, сквозь которые была проложена узкая тропинка; в конце тропинки он заметил человека, прятавшегося за большим каштаном.
«Вот и враг!» — подумал он, положив палец на курок пистолета.
Резко остановившись, он приготовился к защите.
Притаившийся за деревом человек действительно был враг — граф Рапт; зажав в каждой руке по пистолету, он в лихорадочном нетерпении поджидал возлюбленного княжны.
В половине десятого он спустился в сад, сам отпер калитку и затаился в боскете, как вдруг, обернувшись, в трех шагах перед собой заметил белую, неподвижную, похожую на призрак княжну Регину.
Увидевшись с Фраголой, княжна перестала опасаться за Петруса. Но она знала, что Сальватор — преданный друг, и в эту минуту боялась только за него.
— Вы здесь! — вскричал граф Рапт.
— Разумеется, — холодно отозвалась княжна. — Не вы ли сказали, что я могу присутствовать при вашей встрече?
— Как вы можете пренебрегать своим нежным здоровьем, — возразил граф, — ведь ночь такая морозная! Я скажу молодому человеку всего несколько слов. Ступайте к себе!
— Нет, — отказалась княжна. — Мне всю ночь не давали покоя дурные предчувствия, и ничто на свете не заставит меня покинуть парк в эту минуту.
— Предчувствия, — повторил г-н Рапт и с насмешливым видом пожал плечами. — Вот что значит женщина! По правде говоря, княжна, это безумие! И если, как я вам уже говорил, вы не думаете, что я покушаюсь на жизнь этого молодого человека, то в ваших предчувствиях нет ни крупицы здравого смысла.
— А если я именно так и думаю? — спросила Регина.
— В таком случае, княжна, мне искренне вас жаль: вы обо мне думаете даже хуже, чем я сам о себе думаю.
— Итак, сударь, вы мне клянетесь?..
— Нет, княжна, ничего я не собираюсь обещать. Клятвы существуют для тех, кто хочет их нарушить. А я желаю, чтобы вы полностью положились на меня. Вы намерены остаться в парке и присутствовать при нашем разговоре — хорошо! Я не возражаю, присутствуйте, но издалека. Вы же понимаете, какой жалкий вид я буду иметь рядом с вами и этим молодым человеком. Завернитесь-ка в накидку — здесь очень холодно — и погуляйте в боскете. Долго нам ждать не придется, только что пробило десять; если точность — вежливость королей, она тем более является добродетелью влюбленных.
Граф проводил княжну в боскет, где Сальватор, едва войдя в парк, сразу ее заметил, а сам скрылся в боскете напротив и стал там прогуливаться, а когда увидал того, кого он принимал за Петруса, — спрятался за каштан.
Княжна издали заметила это движение и, смутно догадываясь о его значении, бросилась бежать из боскета навстречу Сальватору.
Она была от него всего в десяти шагах, когда раздался выстрел.
Княжна громко закричала и рухнула наземь.
Пуля графа, попав Сальватору в грудь, отозвалась металлическим звоном.
Однако комиссионер не дрогнул, будто она пролетела от него в нескольких шагах.
Пуля угодила в металлическую бляху комиссионера.
— Решительно, я выбрал удачную профессию, — сказал он, после чего прицелился в графа, несмотря на темноту, в ту самую минуту, как тот вытянул руку, приготовившись разрядить второй пистолет.
Раздался выстрел, граф рухнул на землю, а Сальватор, видя, что он упал, сунул пистолет в карман и направился к аллее, где лежала княжна.
— Судя по его падению, — заметил Сальватор, — граф на некоторое время оставит нас в покое. — Княжна, — вполголоса прибавил он и приподнял ей голову. — Княжна, очнитесь!
Однако она его не слышала.
Он зачерпнул рукой снегу и потер Регине виски. Она постепенно пришла в себя, открыла глаза и, с грустью глядя на Сальватора, спросила:
— Что произошло?
— Ничего, — отвечал молодой человек. — Во всяком случае, ничего такого, что могло бы вас огорчить.
— А выстрел? — спросила Регина, вглядываясь в Сальватора, чтобы узнать, не ранен ли он.
— В меня стрелял тот, кто прятался за деревом, — сказал он, — но я не ранен.
— Это был граф, — живо проговорила Регина; она поднялась, опираясь на руку своего спасителя.
— Я в этом не уверен.
— Нет, это был точно он, — продолжала настаивать княжна.
— В таком случае, мне его жаль, — заметил Сальватор. — Ведь я в него стрелял, а у него на груди нет спасительной бляхи комиссионера, как у меня.
— Вы убили графа? — ужаснулась Регина.
— Понятия не имею, — отвечал Сальватор, — зато я уверен, что попал в него: я видел, как он упал на газон. Если позволите, княжна, я пойду убедиться в его состоянии.
Сальватор торопливо пошел по аллее, в конце которой упал граф Рапт.
Прежде всего Сальватор различил в темноте его лицо, и всегда-то бледное, а теперь и вовсе бескровное — то ли из-за потери крови, то ли из-за тусклого света луны. Вокруг него снег был выпачкан кровью.
Он подошел ближе, склонился над графом и, не слыша его дыхания, приложил руку к его груди. Граф был мертв! Пуля угодила в самое сердце.
— Да смилуется Господь над его душой! — философски заметил Сальватор, поднимаясь.
Он снова пошел к княжне.
— Мертв! — коротко сообщил он.
Регина опустила голову.
Вдруг господин высокого роста словно вырос из-под земли и встал между ними, скрестив на груди руки и пристально разглядывая комиссионера и девушку. Он строго спросил:
— Что происходит?
— Отец! — вскричала княжна, напуганная внезапным появлением маршала.
— Господин маршал! — с поклоном произнес Сальватор.
Это действительно был маршал де Ламот-Удан.
Всю предыдущую ночь его слуги не спали.
Два выстрела, прогремевшие у них почти над ухом, не смогли разбудить людей, наверстывавших бессонную ночь.
Только маршал не сомкнул глаз.
Заслышав выстрелы, он вздрогнул и бросился в парк, откуда, как ему показалось, донесся шум.
Он растерялся, застав в столь поздний час и в такой мороз княжну Регину наедине с комиссионером.
Он не мог выразить свое удивление иначе, чем вопросом:
— Что происходит?
Княжна молчала.
Сальватор шагнул маршалу навстречу и, еще раз поклонившись, сказал:
— Если господину маршалу угодно будет меня выслушать, я дам ему объяснения происходящего.
— Говорите, сударь, — строго приказал маршал, — хотя спрашивал я не вас и мне, по меньшей мере, странно видеть вас у себя так поздно и в обществе княжны.
— Отец! — вскрикнула молодая женщина, — вы все узнаете. Но заранее можете быть уверены, что не произошло ничего предосудительного.
— Ну так пусть кто-нибудь из вас говорит! — приказал г-н де Ламот-Удан.
— С вашего позволения, господин маршал, я буду иметь честь дать вам необходимые объяснения.
— Хорошо, сударь, — согласился маршал, — только поскорее! И прежде всего будьте любезны сказать мне, с кем я имею честь говорить.