— Меня зовут Конрад де Вальженез.
— Это вы?.. — пристально вглядываясь в молодого человека, воскликнул маршал де Ламот-Удан.
— Я, господин маршал, — подтвердил Сальватор.
— В этом костюме? — удивился г-н де Ламот-Удан, разглядывая бархатные панталоны и куртку комиссионера.
— Я положу конец вашему удивлению в другой раз, господин маршал. Сегодня же соблаговолите довольствоваться свидетельством княжны, которая давно меня знает.
Маршал повернул голову к молодой женщине и вопросительно на нее посмотрел.
— Отец, — сказала Регина, — позвольте вам представить господина Конрада де Вальженеза как самого преданного и достойного человека, какого я только знаю, не считая вас.
— Говорите же, сударь, — попросил старик, снова обернувшись к Сальватору.
— Господин маршал! — начал тот. — По приказу господина графа Рапта одного из моих друзей пригласили явиться сюда, в этот парк, в десять часов. Моего друга дома не оказалось, и я пришел вместо него. Но перед выходом сюда я, по некоторым признакам, известным княжне, определил, что могу попасть в ловушку. Тогда я взял с собой пистолет и пришел.
— Кому господин Рапт может дать приказание прийти? — перебил его г-н де Ламот-Удан.
— Человеку, который не мог ни подозревать ловушки, ни усомниться в честности графа, господин маршал.
— Отец! — вмешалась принцесса Регина. — Граф силой приказал мне вызвать сюда вечером, не знаю уж с какой целью, господина Петруса Эрбеля.
— А верно: с какой же целью? — спросил маршал.
— Тогда я не знала, зато теперь уверена: чтобы его убить, отец.
— О! — только и произнес возмущенный маршал.
— И я пришел, — продолжал Сальватор, — в условленное время вместо своего друга Петруса. Едва войдя в сад, калитку которого умышленно оставили незапертой, я получил пулю в грудь, вернее, в бляху комиссионера; стрелял человек, которого я разглядел в сумерках. Повторяю, я был вооружен, и, опасаясь повторного нападения, я его опередил.
— И этот человек?.. — с непередаваемым беспокойством спросил г-н де Ламот-Удан. — Этот человек…
— Я не знал, кто это был, господин маршал. Но княжна, которая, как и я, заподозрила ловушку и спряталась в одном из этих боскетов, чтобы следить за происходящим и предупредить несчастье, сказала мне, что это граф Рапт.
— Он! — глухо пробормотал г-н де Ламот-Удан.
— Да, он, господин маршал. Теперь я уверен, что это именно так.
— Он! — в бешенстве повторил маршал.
— Я подошел к нему, — продолжал Сальватор, — в надежде ему помочь. Оказалось, я опоздал, господин маршал: пуля попала в грудь, и граф Рапт умер.
— Умер! Умер! — с величайшим страданием в голосе вскричал маршал. — Умер!.. И убил его не я!.. Что вы наделали? — прибавил он, обращаясь к молодому человеку, и на глаза его навернулись злые слезы.
— Простите, господин маршал, — сказал Сальватор, неверно истолковав переживания маршала. — Богом клянусь, я лишь честно защищал свою жизнь.
Господин де Ламот-Удан словно не слышал его слов. По его щекам текли слезы; от отчаяния он рвал на себе волосы.
— Итак, — прошептал он чуть слышно, будто разговаривая с самим собой, но так, что Регина и Сальватор разобрали его слова, — я был в его руках игрушкой, жертвой обмана целых двадцать лет. Он свел в могилу мою жену, вселил в мое бедное сердце неизбывное отчаяние, украл у меня счастье, опозорил имя, и в минуту расплаты пал от руки другого. Где он? Где?
— Отец! Отец! — закричала Регина.
— Где он? — проревел маршал.
— Отец! — обхватив его руками, повторила Регина. — Вы простудитесь. Уйдем из этого парка! Вернемся в дом!
— А я говорю, что хочу его видеть! Где он? — растерянно озираясь, не успокаивался маршал.
— Умоляю вас, вернемся, отец! — продолжала настаивать Регине.
— Я не твой отец! — прохрипел старик, с силой оттолкнув девушку.
Бедняжка вскрикнула так жалобно, словно прощалась с жизнью.
Она закрыла лицо руками и горько заплакала.
— Господин маршал! — заметил Сальватор. — Княжна права: ночь холодна, и вы можете простудиться.
— Да какое мне до этого дело?! — выкрикнул старик. — Да пусть я окоченею, пускай снег станет моим саваном, пусть под покровом ночи умрет мой позор!
— Во имя Неба, господин маршал, успокойтесь! Такое возбуждение опасно! — увещевал старика Сальватор.
— Да вы разве не видите, что у меня голова горит, кровь закипает в жилах, что у меня лихорадка и близок мой конец?.. Послушайте же меня, как слушают умирающего человека… Вы убили моего врага, я хочу его видеть.
— Господин маршал! — с рыданиями в голосе обратилась к старику несчастная Регина. — Если я не имею права называть вас отцом, то вправе любить вас как дочь. Во имя любви, которую я всегда к вам питала, уйдем подальше от этого страшного места. Вернемся в дом!
— Нет, я сказал! — резко отозвался маршал и снова ее оттолкнул. — Я хочу его видеть. Раз вы не хотите привести меня к нему, я сам пойду и разыщу его.
Он резко развернулся и направился в левый боскет, где мы видели княжну Регину.
Сальватор последовал за ним, поравнялся, взял его за руку и сказал:
— Идемте, господин маршал, я провожу вас.
Они скорым шагом прошли аллею, отделявшую их от трупа; подойдя к тому месту, где тот лежал, старик опустился на одно колено, приподнял голову коченевшего уже тела так, чтобы на нее падал свет луны, и, вглядываясь в мертвое лицо сверкающими, полными неистовой ненависти глазами, прокричал:
— Ты всего-навсего труп! Я не могу ни дать тебе пощечину, ни плюнуть в лицо! Тело твое бесчувственно, из-за твоей неподвижности я не могу утолить жажду мести!
Он снова уронил голову графа на снег, поднялся, взглянул на Сальватора со слезами на глазах.
— О несчастный, и зачем только вы его убили?
— Пути Господни неисповедимы, — строго произнес молодой человек.
Но испытания, выпавшие на долю несчастного старика, оказались для него непосильными. Сначала по всем его членам пробежала дрожь, а затем его стало бить как в ознобе.
— Обопритесь на мою руку, господин маршал, — предложил Сальватор, приблизившись к г-ну де Ламот-Удану.
— Да… Да… — пролепетал тот; он хотел было прибавить что-то еще, но вымолвил нечто нечленораздельное.
Сальватор посмотрел на него. Старик побледнел, его лицо покрылось холодной испариной, глаза закрылись, губы побелели. Молодой человек подхватил его, словно ребенка, на руки и пошел в конец аллеи, где княжна Регина, склонив голову и скрестив на груди руки, ждала, чем кончится эта печальная прогулка.
— Княжна! — сказал Сальватор. — Жизнь маршала в опасности. Проводите меня в его апартаменты.
Они направились к флигелю, где находились комнаты маршала, вошли в спальню и уложили его на диван. Старик был без сознания.
Регина попыталась привести его в чувство, но безуспешно.
Сальватор позвонил камердинеру — тоже тщетно. Как мы уже говорили выше, прислуга спала глубоким сном после ночи, проведенной накануне в хлопотах.
— Пойду разбужу Нанон, — решила княжна.
— Сначала зайдите к себе, сударыня, и принесите соли и уксус, — сказал Сальватор.
Княжна поспешно вышла. Вернувшись с флаконами в руках, она застала Сальватора беседующим с маршалом: благодаря растираниям молодому человеку удалось привести того в чувство.
— Подойдите, — с трудом выговаривая слова, сказал г-н де Ламот-Удан, едва увидев княжну. — Простите, что я был с вами слишком суров, даже жесток. Простите меня, дитя мое. Я так несчастен! Поцелуйте меня!
— Отец! — по привычке назвала его княжна. — Я посвящу свою жизнь тому, чтобы вы забыли о своих страданиях.
— Тебе не придется долго этим заниматься, бедная девочка! — покачал головой маршал. — Как видишь, мне осталось жить всего несколько часов.
— Не говорите так, отец! — вскричала молодая женщина.
Сальватор многозначительно на нее посмотрел, словно хотел сказать: «Оставьте всякую надежду».
Регина вздрогнула и опустила голову, чтобы скрыть брызнувшие из ее глаз слезы.
Старик зна́ком приказал Сальватору подойти ближе, потому что зрение его начинало слабеть.
— Дайте мне все необходимое для письма, — попросил он едва слышно.
Молодой человек придвинул к постели стол, вынул из бумажника листок, обмакнул перо в чернила и подал маршалу.
Перед тем как взяться за перо, г-н де Ламот-Удан повернулся к княжне и, глядя на нее с бесконечной нежностью, спросил отеческим тоном:
— Ты, конечно, девочка моя, любишь того молодого человека, которому граф Рапт готовил западню?
— Да, — сквозь слезы ответила княжна и покраснела.
— Благословляю тебя! Будь счастлива, дочь моя.
Он обернулся к Сальватору и протянул ему руку:
— Вы рисковали жизнью, спасая друга… Вы достойный сын своего отца. Примите благодарность честного человека!
Маршал вдруг побагровел, его глаза налились кровью.
— Скорее, скорее, — приказал он. — Бумагу!
Сальватор поднес его руку к листу бумаги.
Господин де Ламот-Удан наклонился к столу и написал твердой рукой, что было совершенно неожиданно, учитывая его состояние, следующие строки:
«Прошу никого не винить в смерти графа Рапта. Он убит мною сегодня вечером, в десять часов, за оскорбление, которое я заставил его искупить.
Казалось, смерть словно только и ждала этого последнего великодушного деяния от благородного человека, после чего завладела им целиком.
Едва дописав до конца, маршал вдруг поднялся, будто подброшенный пружиной, пронзительно вскрикнул и рухнул на диван, сраженный апоплексическим ударом!
На следующий день во всех правительственных газетах сообщалось о том, что маршал не смог пережить жену.
Их похоронили в один день на одном кладбище и в одном склепе.
Что же касается г-на Рапта, то, в соответствии с прошением маршала де Ламот-Удана на имя короля, прилагавшимся к его завещанию, тело графа было отправлено в Венгрию и погребено в деревне Рапт, где граф родился и взял себе имя.