собой. Я сама буду следовать за тобой тенью до тех пор, пока не получу доказательства твоего преступления! Перестань колотиться, мое сердце, час расплаты еще не наступил.
С этими словами молодая женщина поспешно вытерла слезы и стала обдумывать план мести.
Не будем ей мешать, пусть подумает до вечера, мы же вернемся к ней вместе с Камиллом. Вот он, розовощекий и беззаботный, как она говорила, впорхнул к ней в спальню.
Когда он вошел, она, как и накануне, стояла посреди комнаты. Поцеловав ее в лоб, он задал тот же вопрос:
— Как?! Ты еще не ложилась, дорогая? Да ведь уже час ночи, прелесть моя!
— Какое это имеет значение? — холодно отозвалась г-жа де Розан.
— Для меня это имеет значение, любовь моя, — продолжал Камилл подчеркнуто ласково. — Через неделю нам предстоит долгое и утомительное путешествие, тебе понадобятся все твои силы.
— Кто знает, будет ли это путешествие долгим? — вполголоса возразила креолка, словно размышляя вслух.
— Да я знаю! — воскликнул Камилл, не догадываясь о том, что хотела сказать жена. — Ведь я несколько раз переезжал из Парижа в Луизиану, да и ты однажды проделала вместе со мной этот путь и, должно быть, не забыла, как он труден.
— Мы любили тогда друг друга, Камилл! — с горькой усмешкой проговорила креолка. — Вот почему путешествие показалось мне недолгим.
— Я постараюсь, чтобы на сей раз путь тебе показался еще короче! — галантно произнес Камилл, снова целуя жену в лоб. — А пока доброй ночи, девочка моя! Я целый день занимался покупками и просто валюсь с ног.
— Прощай, Камилл, — холодно отозвалась г-жа де Розан.
Американский джентльмен удалился в свои апартаменты, не заметив ни смущения, ни бледности жены.
На следующее утро креолка в сопровождении камеристки села в наемный экипаж и приказала отвезти себя к одному из книготорговцев Пале-Рояля, где купила почтовый справочник.
Затем она снова села в карету и на вопрос кучера, куда ее везти, приказала:
— К каретнику.
Кучер хлестнул лошадей и повез ее на улицу Пепиньер.
— Сударь! — обратилась креолка к каретнику. — Мне нужна дорожная коляска.
— У меня их здесь много, — отвечал тот. — Угодно ли госпоже взглянуть?
— Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.
— Какого цвета желаете коляску?
— Все равно.
— На сколько человек?
— На двоих.
— Госпоже угодно иметь экипаж покрепче?
— Это не имеет значения.
— Путь предстоит дальний?
— Нет: шестьдесят льё.
— Может быть, госпожа торопится прибыть к месту назначения?
— Да, очень тороплюсь, — ответила креолка.
— Тогда вам нужна легкая коляска, — продолжал торговец, — у меня как раз есть то, что вам подойдет.
— Хорошо. А где взять лошадей?
— На почтовой станции, сударыня, — сказал каретник, усмехнувшись про себя вопросу г-жи де Розан.
— Вы можете за ними послать?
— Да, сударыня.
— И доставить запряженный экипаж к моему дому?
— Разумеется, сударыня. К которому часу прикажете подать?
Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее, отъезд Сюзанны и Камилла, было назначено на три часа. Надо было выехать спустя час или хотя бы через полчаса после них.
— В половине четвертого, — приказала она, передавая каретнику свою карточку.
Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:
— Надо бы уладить еще один вопрос.
— Какой? — удивилась креолка.
— Сторговаться бы надо! — расхохотался торговец.
— Я не намерена с вами торговаться, господин каретник, — возразила гордая креолка, доставая из кармана бумажник. — Сколько я вам должна?
— Две тысячи франков, — ответил каретник. — Будьте уверены: вы получите отличную коляску — элегантную, легкую и надежную. В такой коляске вы сможете ехать на край света.
— Возьмите, сколько нужно, — предложила креолка, протягивая бумажник.
Торговец взял два тысячефранковых билета и стал униженно кланяться, как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.
— Ровно в половине четвертого, — выходя от каретника, предупредила креолка.
— Ровно в половине четвертого, — повторил каретник, поклонившись до самой земли.
Вернувшись домой, г-жа де Розан застала Камилла: он ожидал ее к обеду.
— Ходила за покупками, милая? — целуя ее, спросил он.
— Да, — ответила креолка.
— Для нашего путешествия?
— Для нашего путешествия, — подтвердила она.
За обедом Камилл острил и, развлекая жену, употребил все «хлопушки», имевшиеся в его арсенале. Креолка пыталась улыбнуться, но при этом дважды или трижды судорожно схватилась за столовый нож, глядя на мужа. Тот ничего не замечал.
После обеда — было около половины третьего — Камилл вдруг встал и сказал:
— Поеду-ка в Булонский лес!
— К ужину не вернешься? — спросила г-жа де Розан.
— Мы поздно обедали, — заметил Камилл. — Но если хочешь, дорогая, мы поужинаем вместе, только попозже. И сделаем это в твоей спальне, — прибавил он вкрадчиво, — пусть это будет воспоминанием о прекрасных ночах в Луизиане.
— Хорошо, Камилл, поужинаем попозже, — мрачно повторила креолка.
— До вечера, любовь моя! — попрощался креол; поцелуй его впервые за последние недели был так горяч и продолжителен, что г-жа де Розан невольно вздрогнула.
Женщина редко ошибается относительно истинного значения поцелуя. Госпожа де Розан вообразила на мгновение, что еще любима, и испытала дикую радость: он умрет, оплакивая ее!
Она вернулась к себе в спальню, побросала кое-какие вещи в сумку, потом достала из ящика пистолеты и кинжал.
— О Камилл, Камилл! — глухо пробормотала она, поглядывая на кинжал; в глазах ее, казалось, сверкали молнии. — В меня вселился дух мести, и уже некогда укоротить ему крылья! Если бы я и захотела тебя спасти — слишком поздно! Голос, повелевающий мне: «Нанеси удар!» — через несколько часов скажет тебе: «Искупи свою вину!» О Камилл! Я так тебя любила и еще люблю! Но, увы, более сильная воля, чем моя, повелевает мне за себя отомстить! Сам знаешь, я тебя предупреждала и хотела защитить от своего справедливого гнева! Я говорила тебе: «Уедем! Вернемся под родные небеса! У первого же придорожного дерева мы вновь обретем нашу цветущую любовь!» — но ты не захотел ничего слушать, ты решил от меня сбежать, обманув меня. О Камилл! Камилл! Это я должна была зваться Камиллой, потому что чувствую, как закипает в моих венах кровь при мысли о мести, и, как римская Камилла, я проклинаю с любовью в душе!
В эту минуту вошла камеристка и доложила, что к отъезду все готово.
— Хорошо, — коротко отозвалась креолка, вкладывая кинжал в ножны и пряча его в карман.
Она сложила на груди руки и взмолилась:
— Господь Всемогущий, дай мне силы довести мою месть до конца!
Она завернулась в широкий плащ и, обратившись к камеристке, уронила единственное слово:
— Едем!
Креолка решительно прошлась по комнатам, окинув прощальным взглядом мебель, картины и разнообразные предметы — свидетелей первых и последних часов ее любви.
Она сбежала по лестнице и очутилась во дворе, где били копытами лошади, запряженные в почтовую карету.
— Тройные прогонные, если поедете в три раза быстрее, — садясь в коляску, пообещала она форейтору.
Карета вылетела из главных ворот особняка: форейтор хотел честно заработать свои деньги.
Не станем рассказывать о путевых впечатлениях креолки. Находясь во власти неизбывной тоски, она не замечала ни крыш домов, ни церковных колоколен, ни придорожных деревьев. Ее взгляд был обращен внутрь, и она видела, как кровь по капле сочится из ее израненной души. Всю дорогу креолка заливалась слезами.
В шесть часов она нагнала карету с беглецами и почти в одно время с ними прибыла среди ночи в Гавр. От их форейтора она узнала, что они остановились в «Королевской гостинице», на набережной.
— В «Королевскую гостиницу»! — приказала она своему форейтору.
Через десять минут она устроилась в одной из комнат отеля. В следующей главе мы расскажем о том, что она увидела и услышала.
XXXЧТО МОЖНО УЗНАТЬ, ПОДСЛУШИВАЯ ПОД ДВЕРЬЮ
— Дайте госпоже десятый номер! — приказала горничной хозяйка гостиницы.
Десятый номер был расположен посреди второго этажа.
Горничная помогла г-же де Розан расположиться в комнатах. Она собиралась уйти, когда креолка знаком приказала ей задержаться.
Горничная послушно вернулась к креолке.
— Сколько вы получаете в год, служа в этой гостинице? — спросила г-жа де Розан.
Горничная не ожидала такого вопроса. Она не знала, что сказать. Вероятно, она вообразила, что молодая и богатая иностранка собирается взять ее к себе на службу. Она поступила, как каретник, то есть приготовилась удвоить сумму.
Вот почему на мгновение установилась тишина.
— Вы понимаете мой вопрос? — в нетерпении продолжала г-жа де Розан. — Я спрашиваю, сколько вы здесь получаете.
— Пятьсот франков, — ответила горничная, — не считая чаевых. Кроме того, у меня бесплатные стол, квартира и стирка.
— Это меня не интересует, — отозвалась креолка; как все люди, занятые какой-нибудь мыслью, она не обращала ни малейшего внимания на озабоченность горничной. — Хотите заработать пятьсот франков в несколько минут?
— Пятьсот франков в несколько минут? — недоверчиво переспросила та.
— Ну да, — подтвердила г-жа де Розан.
— Что же мне надлежит сделать, чтобы так скоро заработать огромные деньги? — спросила горничная.
— Нечто очень нехитрое, мадемуазель. Двадцать минут, самое большее — полчаса тому назад в гостиницу прибыли двое путешественников.
— Да, госпожа.
— Молодой человек и молодая дама, не так ли?
— Муж и жена; да, госпожа.
— Муж и жена!.. — сквозь зубы процедила креолка. — Где их поселили?
— В конце коридора, двадцать третий номер.
— Есть ли комната, смежная с их спальней?
— Да, но она занята.
— Мне нужна эта комната, мадемуазель.