— Поздравляю! — ответил Жан Бык. — Желаю вам побольше таких знакомых, но, откровенно говоря, они встречаются редко.
— Когда я отсюда выйду, — решительно продолжал г-н де Вальженез, — а ведь это рано или поздно произойдет, не так ли?..
— Вполне возможно, — заметил плотник.
— …Когда я отсюда выйду, я заявлю в полицию, и через час он будет арестован.
— Господин Сальватор? Арестован? Да вы что?! — вскричал Жан Бык. — Никогда!
— Ах, его зовут Сальватор? — встрепенулся Лоредан. — А вот я знавал его под другим именем.
— Имя значения не имеет. Я запрещаю вам трогать этого человека, понятно? Мне плевать, что вы граф.
— Вы мне запрещаете, вы?..
— Да, я! Впрочем, он и сам сумеет защититься.
— Это мы еще увидим… Я прикажу его арестовать, и можете быть уверены, что, обратившись к правосудию, я и про вас не забуду.
— Не забудете?
— Вы же знаете, я полагаю, о существовании галер?
— Галеры?! — воскликнул Туссен-Лувертюр и заметно побледнел под своей татуировкой.
— Ты же видишь, что господин граф сначала сделал нам честь, пытаясь нас напоить, потом оскорбил, покупая, а теперь милостиво решил пошутить! — заметил Жан Бык.
— В таком случае это скверная шутка, — проворчал угольщик.
— Как верно то, что меня зовут Лоредан де Вальженез, — с надменным хладнокровием произнес пленник, — я даю слово, что через два часа после моего освобождения вы будете арестованы — все трое!
— Слышишь, Жан Бык? — вполголоса спросил Туссен. — Похоже, он не шутит.
— Все трое, повторяю: вы, господин угольщик по прозвищу Туссен-Лувертюр; вы, господин плотник по прозвищу Жан Бык, и, наконец, ваш главарь, господин Сальватор.
— И вы это сделаете? — спросил Бартелеми, скрестив на груди руки и пристально глядя на пленника.
— Да! — убежденно проговорил граф, понимая, что настала решительная минута и что опасно, может быть, проявлять решимость, но еще опаснее бездействовать.
— Вы даете в том ваше слово?
— Слово дворянина!
— Он сделает, как говорит, дружище Жан! — вскричал Туссен.
Бартелеми Лелон покачал головой:
— А я тебе говорю, дружище Туссен, что не сделает.
— Почему, Жан?
— Да потому, что мы ему помешаем.
Настала очередь графа содрогнуться, когда он услышал, каким тоном были произнесены эти слова, и увидел физиономию плотника, у которого каждый мускул был полон решимости.
— Что ты хочешь этим сказать, Жан? — спросил Туссен.
— Когда он лежал тут недавно на столе без чувств…
— Ну?
— …что бы случилось, если бы он не лишился чувств, а умер?
— Случилось бы то, что он умер, а не лишился чувств, — со свойственной ему логикой рассудил Туссен.
— Разве в таком случае он донес бы на нас и на господина Сальватора?
— Глупости говоришь. Если бы он был мертв, ни на кого бы он не донес!
— Предположим, этот господин умер, — мрачно проговорил Жан Бык.
— Да, но я жив, — возразил Вальженез.
— Вы в этом уверены? — спросил Жан Бык тоном, заставившим Вальженеза усомниться в своей правоте.
— Сударь… — начал граф.
— А я вам заявляю, — продолжал Жан Бык, — вы настолько близки к смерти, что и спорить не стоит.
— Кажется, вы решили меня убить? — спросил Лоредан.
— Если это доставит вам удовольствие, — продолжал Жан Бык, — я расскажу, как вы умрете.
— В таком случае вас отправят не на галеры, а на эшафот, — напомнил Лоредан.
— Эшафот! Эшафот!.. Слышишь, Жан? — пролепетал Туссен.
— Полно тебе! На эшафот поднимаются только дураки, — возразил Жан, — те, что не думают о мерах предосторожности. Но будьте покойны, господин граф, мы позаботимся обо всем. Судите сами…
Граф ждал объяснений, не меняя выражения лица.
— Вот как все произойдет, господин граф, — продолжал плотник, и в его голосе нельзя было заметить ни малейшего колебания. — Я засуну вам в рот кляп, свяжу вас, как раньше… Сними-ка со стены сеть, Туссен…
Туссен исполнил приказание и подал ему рыболовную сеть.
— Я отнесу вас к реке, — продолжал Жан Бык, — там отвяжу лодку, мы отплывем два-три льё по течению, потом в подходящем месте, где глубина не меньше пятнадцати футов, мы вас развяжем, вынем кляп изо рта, закатаем в сеть и бросим в воду. Будьте покойны, вы пойдете на самое дно: уж я позабочусь зацепить ячейки сети за пуговицы на вашем рединготе! Мы подождем минут десять, когда все будет кончено, поднимемся вверх по течению, поставим лодку на место и вернемся сюда, чтобы распить по бутылочке. После чего вернемся в Париж до рассвета, разойдемся по домам так, чтобы никто нас не увидел, и станем ждать.
— Чего ждать? — спросил граф, отирая холодный пот со лба.
— Новостей о господине де Вальженезе, которые люди грамотные — не то что я, к несчастью, — прочтут в газетах:
«В Сене был обнаружен труп молодого человека, утонувшего, по-видимому, несколько дней тому назад. Можно предположить, что несчастный, несмотря на частые сообщения об аналогичных происшествиях, отправился забросить сеть, надев редингот, вместо того чтобы из предосторожности переодеться в блузу: сеть зацепилась за пуговицы одежды, и его затащило в реку. К сожалению, выпутаться ему не удалось.
Часы, обнаруженные в жилетном кармане, деньги, найденные в кармане редингота, перстни на пальцах — все исключает мысль об убийстве.
Тело отправлено в морг».
Ну, как все продумано, а? И вы полагаете, кто-нибудь заподозрит Жана Быка и Туссен-Лувертюра в убийстве господина графа Лоредана де Вальженеза, когда они и знать-то его не знают?!
— Ах, черт побери! — воскликнул Туссен. — До чего же ты умен, Жан Бык, — я от тебя такого никак не ожидал!
— Ты готов? — спросил Жан Бык.
— Еще бы! — отвечал угольщик.
— Как видите, господин граф, — продолжал Жан Бык, — осталось лишь получить ваше согласие, и мы разыграем эту комедию. Но вы знаете: в случае вашего отказа мы обойдемся и без разрешения.
— В воду! В воду! — завопил Туссен.
Бартелеми протянул ручищу по направлению к графу. Тот отступил на два шага, уперся в стену и был вынужден остановиться.
— Дальше хода нет: стена прочная, я ее испытал, — сообщил Бартелеми.
Шагнув вперед, он опустил руку ему на плечо.
Графу де Вальженезу почудилось, будто это рука палача.
— Господа! — промолвил он, предпринимая последнюю попытку спастись. — Вы не можете хладнокровно совершить подобное преступление; вы знаете, что мертвецы встают из своих могил и обвиняют убийц.
— Да, но только не со дна реки, особенно когда они запеленуты в сеть. Сеть готова, Туссен?
— Готова, — отозвался тот. — Не хватает только рыбки.
Жан Бык протянул руку за веревками, брошенными на кровать.
В мгновение ока Лоредану свели запястья вместе и связали их за спиной.
Нетрудно было догадаться, судя по четким и хорошо рассчитанным движениям Жана Быка, что решение он принял окончательно.
— Господа! — заговорил Лоредан. — Я не прошу вас отпустить меня, умоляю: не убивайте меня…
— Тихо! — скомандовал Жан Бык.
— Обещаю вам сто тысяч франков, если…
Граф не успел договорить, как во рту у него снова оказался платок, уже послуживший однажды кляпом.
— Сто тысяч франков, — прошептал Туссен, — сто тысяч франков…
— Да где он их возьмет, эти сто тысяч франков? — пожал плечами Жан Бык.
Пленник не мог говорить, но кивнул на свои карманы, предлагая его обыскать.
Жан Бык протянул ручищу, запустил два пальца в карман редингота г-на де Вальженеза и достал туго набитый бумажник.
Он поставил г-на де Вальженеза к стене, словно мумию в кабинете естественной истории, и, вернувшись к лампе, раскрыл свою находку.
Туссен заглядывал ему через плечо.
Жан Бык насчитал двадцать банковских билетов.
Сердце у Туссена стучало так, будто вот-вот выскочит из груди.
— Настоящие ли это билеты, Туссен? — усомнился плотник. — Прочти-ка, ты же умеешь читать.
— Я думаю, это настоящие банковские билеты, — отвечал Туссен, — да еще какие! Я таких никогда не видел у менял. Они по пять тысяч каждый.
— Двадцать раз по пять, — иными словами — пятью двадцать… о, нечего сказать, счет верный.
— Значит, мы оставим его в живых, — предположил Туссен, — а эту сотню тысяч прикарманим?
— Нет, наоборот, — возразил Жан Бык, — деньги мы ему вернем, а самого его утопим.
— Утопим? — переспросил Туссен.
— Да, — подтвердил Жан.
— И ты уверен, что с нами не случится беды? — вполголоса спросил угольщик.
— Вот в чем наше спасение, — сказал Бартелеми, пряча бумажник в карман графа и застегивая редингот на все пуговицы. — Кто заподозрит, что два бедняка вроде нас с тобой утопили человека, оставив у него в кармане сто тысяч франков?
— В таком случае я предвижу кое-что, — вздохнул Туссен.
— Что же?
— Как бедными мы родились, дружище Жан, так бедными и помрем.
— Аминь! — молвил Жан Бык, взваливая графа на плечо. — Отопри дверь, Туссен.
Тот отворил дверь, но, вскрикнув, тут же отступил назад.
На пороге стоял человек.
Он вошел в дом.
— Смотри-ка, господин Сальватор! — заметил Жан Бык. — Вот дьявол! Как не вовремя!
VIIГЛАВА, В КОТОРОЙ АВТОР ПРОЛИВАЕТ НЕКОТОРЫЙ СВЕТ НА ЖИЗНЬ САЛЬВАТОРА
Сальватор окинул обоих — вернее, всех троих — спокойным взглядом.
— Ну, что же тут происходит? — поинтересовался он.
— Ничего, — отозвался Жан Бык. — Просто я, с вашего позволения, утоплю господина.
— Да, мы собираемся его утопить, — поддакнул Туссен.
— Зачем такая крайность? — задумчиво спросил Сальватор.
— Потому что он пытался сначала нас напоить…
— Потом подкупить…
— И?..
— И, наконец, запугать!
— Запугать Жана Быка?.. Ладно бы еще Туссен-Лувертюра, но Жана!..
— Вот видите! — воскликнул плотник. — Пропустите же нас, и через полчаса его песенка будет спета…
— И как он пытался тебя запугать, дружище?