Геологи работали на мысе. Семён предлагал Егору присоединиться, но тот отказался. До полудня юноша сидел у воды на станции: подходил, вставал на колени у самой кромки, опускал ладони на дно, ворошил песок. Когда Солнце забралось на самый верх, Егор надел пояс, на котором висел непременный мешочек, вышел за забор и направился к дачам.
Сутулый мужчина в советском тренировочном костюме, кедах, панаме, катил навстречу телегу с песком. Он хмуро посмотрел на юношу со светлой кожей, шедшего в одних шортах и синих с тремя полосками дешёвых кроссовках вдоль заборов, что-то прошептал — Егор не повернулся, не взглянул даже в его сторону. Дойдя до забора Настиного участка, Егор постучал в кривенькую дверцу с номером «58». Ему пришлось ждать несколько минут, пока женщина, полная, с рыжими волосами, не заметила его. Она сразу подошла к неровному штакетнику, улыбнулась:
— А, Егорушка! Настеньки нет. Ушла, не сказав. Как бы чего не приключилось… Вот прям на сердце неспокойно! Вдруг опять какие плохие люди встретятся? Ты не поищешь? К озеру она пошла. Там, где трубы. Знаешь? Грибы раньше собирали, а сейчас даже боязно. Вот что за мир сделался… Боже мой, боже мой…
— Я найду, — просто сказал Егор. Женщина ещё что-то говорила, и он ждал, пока она закончит. Они стояли в тени рябины, росшей возле калитки и распустившей ветви далеко за забор. Когда Егор повернулся и пошёл в сторону озера, хозяйка подошла к сильному, полному жизни дереву и прошептала: «Ты был бы так рад…»
Насосная станция не работала с девяносто первого. Оборудование увезли, и осталась пустая бетонная коробка, сделанная слишком большой, слишком надёжной, чужой для озера. Иван одно время гонял отсюда поселковых хулиганов, здесь же вытаскивал из озера утопленника. Стены постройки были исписаны словами, именами, признаниями и угрозами, в стыках плит зеленел мох.
Настя сидела на плоской крыше и смотрела на озеро. Её лёгкое платье почти совпадало оттенком с серым бетоном — она всегда находила это очень забавным, причиной бывать здесь. Егор подошёл неслышно, и девушка вздрогнула от испуга, когда он негромко позвал её. Она узнала Егора по голосу, и, вставая и поворачиваясь, уже улыбалась искренней наивной улыбкой:
— Егор!
— Твоя тётя волнуется.
— Ты был на даче?
— Я искал тебя.
— Правда? — она спустилась на приставленное к задней стене бревно, спрыгнула на землю. — Спасибо тебе. Ты добрый!
Она, совсем не боясь, смотрела Егору в глаза — долго, должно быть, целую минуту. Затем юноша перевёл взгляд на озеро, шагнул к воде, присел, тронул поверхность рукой. Девушка подошла, опустилась на камни рядом с ним. Ей хотелось что-нибудь сказать, спросить, но когда она нашла удобные слова, Егор вдруг встал, стащил кроссовки и спрыгнул в воду.
— Там скользко… — неуверенно произнесла девушка. — Не опасно? Не упадёшь?
— Нет. Я знаю камни, — ответил юноша. Стоя к ней лицом, он сделал шаг назад, затем ещё один, вытянул вперёд руку:
— Пойдём?
— Куда?
— Со мной.
— Купаться? Нет, ты что! У меня купальника нет, полотенца… И вода холодная.
— Вода тёплая.
— Да?
— Потрогай.
Девушка нагнулась, погружая ладонь, провела ей из стороны в сторону, подняв волну. На побеспокоенной поверхности заискрился солнечный свет.
— Тёплая…
Плоские камни, серые с ржавыми разводами, лежали навалом на берегу. Дно тоже было в камнях; можно было разглядеть крупные гладкие глыбы, чьи спины поднимались к самой поверхности. Егор стоял по пояс в воде рядом с одним из таких камней и протягивал к берегу руку. В ладони его была вода, и она не вытекала сквозь пальцы — держалась, будто набранная ковшом.
— Пойдём? — повторил он.
Девушка, оглядываясь по сторонам, торопливо развязала шнурки на кедах. Камни, нагретые солнцем, были приятно тёплыми. Хотелось забыть всё, что есть на берегу, отдаться чувствам. Настя представила, как она медленно падает в воду и как Егор ловит её… Он сильный. Конечно он поймает — она не сомневается. Но между мечтой и действием находится характер. Закрыв глаза, девушка стояла на самом краю большого камня. Лёгкий ветер гладил её ноги, Солнце, показываясь из-за мягких редких облаков, касалось головы, рук, снова пряталось в небесных белых рощах. Егор осторожно прикоснулся к её талии, затем поднял девушку на руки. Будто в невесомости плыла она над самой водой, держась руками за его плечо.
Юноша остановился. Он долго смотрел в даль, и последние несколько секунд этого странного взгляда, едва заметной тоски на лице, Настя застала, открыв глаза. Снова лицо юноши успокоилось, стало невыразительным. В этой невыразительности, мягкости скрывалась чудовищной силы красота. Она влекла к себе; трудно было противостоять этому влечению, особенно лёжа на сильных, не знающих усталости руках…
Егор вдруг повернулся к озеру спиной. Он быстро дошёл до берега и замер. Едва заметно изменилось положение рук, и девушка, поняв, чего Егор ждёт от неё, опустила ноги на камень. Юноша придержал её за талию, помогая встать. Он смотрел на неё, не моргая. Сейчас они были будто одинакового роста, глаза их находились на одной высоте — от этого Егор казался ближе.
— Это нехорошо, — произнёс он. — Нельзя.
— Что нехорошо? — испуганно спросила Настя, поправляя упавшие на лицо волосы. Егор промолчал, затем выпрыгнул прямо из воды не берег, преодолев, должно быть, метра два — два с половиной, сел на камень.
— Я сделала что-то неправильное?
— Нет. Просто так нельзя. Я не хочу объяснять.
Глава 6. Помеха
Пятнадцатого июля Настя появилась возле ворот спасательной станции, постучала.
— К Егорке? — спросил её Иван, подошедший на лай Чавача. Девушка кивнула.
Иван не знал, что после неожиданного появления геологов на станции Настя виделась с Егором. Он как-то решил для себя, что в тот вечер невольно стал причиной ссоры ребят, и потому был рад, что всё само собою налаживается. «Конечно, спасение в лесу — случай не рядовой, — размышлял Старорук. — Для девушки это событие с большой буквы. И тут ещё такой паренёк! Можно было хоть катер на кон ставить, что она придёт — беспроигрышное пари!»
Иван воспринимал всё проще. Он не любил усложнять, тяжело воспринимал личные душевные колебания и старался поскорее их отбросить, для чего имел собственный метод: свести всё к грубой шутке. Но по отношению к Насте и Егору подобных мыслей бывший водолаз не допускал: счастья он желал совершенно искренне.
Ивану хотелось с кем-нибудь поделиться, высказать то, что говорил он сейчас сам себе. Закрыв глаза, он представил лицо Варвары. Она улыбалась. Иван тоже улыбнулся: «Как пацанёнок, ей Богу! Даже стыдно…» Начинал накрапывать дождь. Надо было ставить на катер ходовой тент, выходить забирать геологов.
От пирса Иван разглядел, как отворилась дверь домика, как Настя зашла внутрь. «Вот и ладно», — громыхнув алюминиевыми дугами, Иван направился к катеру.
Раз испортившись, местная погода могла хранить прохладное сырое настроение неделю. Иван в такие дни занимался в «спасовке» мелким ремонтом, иногда пил, иногда ездил в город, иногда привозил женщин. Из такого дождя не могло сделаться бури, но капли напоминали о ней, напоминали о закопанной руке. Мотор мягко урчал, плескалась вода; самодельные дворники смахивали со стекла водяные ручейки. Отойдя уже за буи, Иван обернулся, чтобы посмотреть на бухту, на свои постройки: близкое к суеверию действие, привычка. Взгляд его, однако, выхватил из серости укрытого облаками дня тёмную фигуру, стоящую по правую руку от станции, на заброшенном пляже. Иван достал бинокль, скинул крышки, выкрутил фокус: на песке, опираясь на лыжную палку, стояла старуха, и начстанции мог поклясться, что именно её встретил он после бури в посёлке. Круто завернув, катер направился обратно. Иван наскоро закрепил «Восток» у пирса, быстрым шагом обошёл «спасовку», открыл ворота.
Старуха стояла метрах в ста от дороги, посередине песчаной косы. За ней ржавыми монументами ушедших времён высились две кабинки и «грибок» — четырёхметровый конус из металла, склонившийся к воде. Иван цыкнул в сторону, сошёл с отсыпанной щебнем дороги. Оставляя следы в напитавшемся водой песке, он сделал шагов десять, затем крикнул:
— Мать! Ты что?
Старуха не шевельнулась, и только когда Иван подошёл вплотную, вдруг резко повернулась и прошипела:
— Салыуй ведает своё, а ты своё. Не мешай ему. Иначе и тебе погибель, и всем.
— Какая погибель?
Дождь падал на капюшон старого чёрного плаща, в котором пряталась фигура женщины; капли скатывались, срывались с его края, летели вниз.
— Мать, какая погибель? Ты о чём? — повторил Иван тише. — Ты зачем сюда? Ну — давай, пошли обратно.
— Не мешай ему.
— Кому?
Старуха не ответила. Она развернулась и зашагала неровной торопливой походкой в сторону дороги. Когда Иван догнал её и попытался взять под руку, она, не поворачиваясь, ткнула его палкой в ногу.
— Да что ж ты… Я помочь хотел! — с трудом сдержал грубые слова Иван. Тёмная фигура поднялась на насыпь и двинулась прочь от станции. Старуха шла быстро, быстрее, чем можно было ожидать от пожилой женщины, к тому же опирающейся на палку. Иван с минуту постоял на песке, кашлянул и пошёл обратно к катеру.
Глава 7. Исчезновение
Дождь, стихший было к ночи, на следующее утро усилился, и геологи решили сделать перерыв. Колесник с водителем отправились в город, а руководитель экспедиции и стажер Семён занялись документированием образцов, картами, заполнением журнала. Семён спросил разрешения позвать Егора, и вскоре они уже втроём рассматривали странные конкреции, срезы породы, сохранившей отпечатки древних организмов.
— Точнее сказать, предполагаемые отпечатки, — пояснил Семён, демонстрируя Егору кофейного цвета пластину с несколькими канавками, идущими из единого центра. — Иногда сразу понятно, что перед нами животное или растение. Но чаще следы очень слабые, фрагментарные, еле заметные. Мы к тому же не палеонтологи…