– Сай-со-тай-то-касы-масы! – дурачился он. – Я тоже дзю-бзю могу!
Японские ученики неодобрительно смотрели на Сенькины выкрутасы, а потом один из них подошел к Сеньке и что-то сказал.
– Сопливый, что этот узкоглазый лопочет?
– Я не сопливый! – обидчиво воскликнул мальчик. – Он недоволен.
– Ща будет доволен. На, япоша!
И Сенька с силой толкнул японского ученика ногой в бедро. Тот отступил на шаг, что-то прошипел и вдруг неуловимо ударил ногой в живот Сеньке. Тот свалился на землю, зажал живот руками и заорал.
– Япошки наших бьют! – враз закричали несколько русских пацанов. – Меси их!
По такой жаре драться особо никому не хотелось. Да и Сенька, чудило, сам виноват, зачем полез? Но клич брошен, и сидеть на месте, когда все дерутся, нельзя.
Русские мальчишки бросились на японских. Завязалась куча-мала. Русские азартно размахивали руками и сопели. Японцы дрались молча. Они ловко ускользали от захватов, метко били и только шипели, когда получали удар.
Несмотря на численное превосходство русских, японские мальчишки постепенно одерживали верх. Вскоре на ногах остались только трое японцев и один Вася.
Он полез в драку самым последним, без всякого желания, и только когда заметил взгляд той девчонки с балкона. Она смотрела на него с жалостью, а Вася жалости не терпел.
Он бил расчетливо и нескольких японцев свалил, но и сам получил по лицу и по животу. Потом кто-то ловко перебросил его через бедро, но Вася вскочил, дал обидчику хорошего леща и только сейчас заметил, что стоит один против троих противников.
Утерев кровь с лица, Вася сжал кулаки. Победить сил не хватит, но отступать он не собирался, просто не умел.
В этот момент в сад забежал учитель. Он что-то громко выкрикнул. Японские детишки мигом повскакивали, правда, кое-кто стоять прямо не мог, кривился набок.
– А-атставить! – раздался рык Виктора Сергеевича. Тот тоже выскочил в сад и подал команду. – Назад! Прекратить драку!
Русские мальчишки вставали неохотно, а кто-то остался сидеть, зажимая разбитый нос или губу. Сенька так и вовсе лежал и стонал.
– Вы что, орлы, воевать с ними собрались аль как? – не снижал голос Виктор Сергеевич. – Так мир у нас. С чего начали-то? А?
Взгляд офицера остановился на Васе, но тот пожал плечами и посмотрел на балкон, где стояла девочка. Та покачала головой, показала ему язык, а потом убежала.
– Не по-нашему это, толпой на нескольких. Не стыдно?
Следом за Виктором Сергеевичем в сад вышел и настоятель. При виде его даже Сенька вскочил на ноги и виновато повесил голову.
– Сила вам, отроки, дадена, чтобы добрые дела творить. А разум, чтобы думать, что творите, – укорил мальчишек отец Николай. – Ишь что вздумали, забижать других! Ан не вышло, а? Не вышло?
– Не вышло, отче, – прогундосил Сенька.
– То-то. Их меньше было, а вас победили! Потому как ученые они даже драке.
Настоятель подошел к японскому учителю, тот склонил перед отцом Николаем голову и что-то сказал. Николай ответил.
Виктор Сергеевич опять посмотрел на Васю.
– Ну что, и впрямь вас победили японцы.
– Меня не победили! – упрямо проговорил Вася.
– Но дрались они здорово?
– Здорово, – согласился мальчик.
– А хочешь так научиться?
Вася бросил взгляд на японских мальчишек, что стояли в ряд перед своим учителем, и кивнул.
– Хочу.
– Ну-ну… тут одной силы мало, тут умение нужно. И терпение.
– Я вытерплю.
Вася покосился на балкон. Там никого не было. Лицо мальчика покраснело, он упрямо повторил:
– Я смогу!
– Вот молодец! – Виктор Сергеевич ласково провел ладонью по коротко остриженной голове ребенка. – Я скажу отцу Николаю, чтобы он попросил этого японца взять тебя в ученики. Хочешь?
– Да.
Взгляд офицера потеплел. В пареньке виден характер, да и силой не обижен, ведь и впрямь выстоял против японских учеников.
– Как тебя зовут-то?
– Вася… Вася Щепкин. Вы правда попросите?
К ним подошел настоятель. Горестно покачал головой.
– Дети неразумные! В кулачки норовят, словом не умеют. Что сей отрок натворил?
– Да вот наш смельчак хочет учиться этой борьбе.
Отец Николай недоверчиво посмотрел на Васю.
– Учитель Сато рассержен… правда, на своих. Говорит, что те не должны были вступать в драку, это ниже их достоинства. Вон как завернул!
– Почему это? – не понял Виктор Сергеевич.
– Мол, самый лучший бой тот, который не начат.
Виктор Сергеевич покачал головой, оглянулся на учителя Сато. Тот все выговаривал своим ученикам, а мальчишки знай кланялись и что-то коротко отвечали. Дисциплина, япона мать!
– Надо и наших их борьбе поучить. Пригодится, – с неким намеком произнес Виктор Сергеевич. – Вот и желающий есть.
Настоятель намек понял, вздохнул.
– Чтоб его Сато обучал?.. Не знаю. – Он внимательно посмотрел на мальчика. – Если только ты попросишь у него прощения. И у его учеников.
Вася недовольно поджал губы. Он не привык извиняться перед кем-либо. Не так его покойные родители учили.
Взгляд мальчика скользнул по разбитому лицу Сеньки, по взъерошенным приятелям. Опять перешел на пустой балкон. Потом вернулся к настоятелю и его гостю. Взрослые смотрели на него требовательно и строго.
– Если надо, я попрошу прощения! – вдруг заявил мальчик. – Честно!
Лицо настоятеля озарилось улыбкой. Он погладил Васю по голове и вздохнул:
– Хорошо, отрок, я верю тебе!..
Часть первая
К начальнику контрразведывательного отделения штабс-капитан Щепкин прибыл точно в указанный срок. Знал, что полковник Батюшин не терпит разгильдяйства, а опоздания числит среди самых больших нарушений дисциплины. И карает за них со всей строгостью. Хотя и не всегда. Но угадать, как выйдет на этот раз, Щепкин не мог, поэтому и поспешил явиться вовремя.
Еще утром при телефонном разговоре штабс-капитан уловил в голосе начальника нотки раздражения и теперь ждал нагоняя. Правда, причин для него вроде бы не было. Но тут пока не услышишь, не поймешь.
Батюшин встретил штабс-капитана сидя за столом. На приветствие кивнул, указал на кресло. А когда Щепкин уселся, вдруг вскочил, обошел стол и встал напротив подчиненного.
– Поздравляю следующим чином, господин капитан! – весело проговорил полковник. – Приказ пришел еще вчера, но я уж решил отложить поздравления до утра!
Щепкин сперва не поверил своим ушам. Потом вскочил, выпятил грудь, набирая воздуха для традиционного ответа, и выпалил единым духом:
– Служу Государю Императору и России!
Полковник пожал руку новоиспеченному капитану, усадил обратно, достал из шкафчика графин с коньяком и две рюмки.
– Извини, что накоротке и не за столом… прими мои поздравления, капитан!
Они выпили, по европейской традиции, не чокаясь, а только отсалютовав друг другу подъемом рюмок. Коньяк обжег горло и мягко скользнул в желудок. Щепкин поставил рюмку на стол, выдохнул.
– В двадцать семь лет и капитан! – качнул головой Батюшин. – Быстро растете, сударь Василий Сергеевич. Я-то в ваши годы только-только из поручиков вышел. Следующего чина пять лет ждал. Впрочем, и время иное, военное. Тут год за три идет, а то и за четыре.
Батюшин вдруг подмигнул собеседнику:
– Признайтесь, капитан, разноса ждали?
Щепкин смолчал, посмотрел на начальника.
– Да-да, каюсь, излишне сурово с вами говорил утром. На то были свои причины. И вы к ним отношения не имеете. Хотя… теперь, наверное, имеете точно.
Батюшин замолчал, посмотрел на графин, видимо, думая, зайти ли по второй, но опять скоромиться не стал, убрал графин в шкаф. Покашлял, сел за стол и выложил на него руки.
Щепкин понял, что торжественная часть завершена, вспомнил сетования полковника, что мол, не за накрытым столом в ресторане отмечают, и настроился на деловой тон. Судя по всему, после пряника последует кнут.
– Есть решение использовать вашу группу для борьбы с революционерами и уголовными преступниками.
– Как? – воскликнул Щепкин, от изумления перебивая начальника.
Батюшин нахмурился. Излишней вольности подчиненных он не любил, хотя позволял многое.
– Виноват, господин…
– Ладно, ладно! – махнул рукой полковник. – Ты не ослышался. Рэ-во-лю-цио-нэры!
Он произнес это слово по складам, напирая на «э», явно копируя кого-то из государственных чинов, коих не особо и жаловал.
– Эсеры, меньшевики, анархисты… Не смотри на меня так, капитан! Я не выжил из ума и помню, чем занимается мое отделение! Шпионы, агенты, заграничные подлецы! Да только вот так выходит, что эсеры эти проклятые по одному с ними рангу проходят. Не понял?
Щепкин позволил себе покрутить головой и только потом ответить:
– Нет… никак нет, не понял.
– Тогда слушай внимательно. Большая часть всех этих радетелей свобод, «защитничков» народа и пламенных патриотов состоит в тесной связи с заграницей. Оттуда и денежки текут, туда они удирают, когда здесь им жандармы и охранка на хвосты наступает. Опять же, оружие они везут из-за границы. Думаешь, в Европе им никто не помогает?
Щепкин молчал, внимая словам полковника. На вопросы не отвечал, зная, что они большей частью риторические.
– Раньше-то нас эти отщепенцы мало интересовали, своих забот хватало. А как вспыхнула война, заграничные разведки мигом сообразили, как им наладить работу в России. Что их агенты сделать не могут, делают революционные активисты. За плату, само собой. И плату немалую! Пришла пора нам этих… иуд потрясти! Взять за горлышко! Их контакты, связи, выходы на шпионов иностранных – все нас интересует. Но особенно, и это даже важнее прочего, – контакты в уголовном мире. Понимаешь?
Это уже был вопрос ему. И Щепкин ответил:
– Понимаю, господин полковник.
– Изволь пояснить.
– Это хоть и не наша епархия, но все же… Революционерам для работы нужны средства. И немалые. Заграница столько денег не даст, приходится изыскивать их здесь. Нападения на банки, почту, на конвои, как у них говорят – эксы! Вот тут уголовники им и помогают. А еще по своим каналам перевозят оружие, литературу, листовки там всякие, воззвания. Да и малины свои под сходки отдают, прикрывают от слежки. Ну и прочее.